https://wodolei.ru/catalog/sistemy_sliva/sifon/
Щелкнув пальцами
Артабан подозвал к себе Кобоса и быстро зашептал ему на ухо.
- Луна и солнце, небо и звезды - все это будет принадлежать
повелителю мира! - продолжал тем временем маг. Его голос мастерски
вибрировал, то понижаясь до едва слышного шепота, то взлетая до высокого
крика.
- Да не обратит великий царь гнев на своего ничтожного слугу!
Заратустра осекся. Ксеркс мотнул головой, точно освобождаясь от
наваждения и повернулся на голос. Толстый евнух сладко улыбался, сгибая
спину в низком поклоне.
- Что тебе, Кобос?
Евнух согнулся еще сильнее.
- Новые наложницы, повелитель. Только что прибыли из далекой Бактрии.
Маг едва не захлебнулся от ярости, но поймав внимательный взгляд
Артабана, изобразил на лице улыбку. Проклятый фаворит ловко сумел отвлечь
внимание царя. Заратустра не сомневался, что при слове "наложницы" Ксеркс
начисто забыл обо всем, о чем столь долго распинался маг.
- Хорошенькие? - по-кошачьи улыбаясь, спросил царь.
Евнух не ответил, а лишь восторженно закатил глаза. Царь хотел что-то
добавить, но замялся и посмотрел на Заратустру, затем на Артабана. Взгляд
его был весьма красноречив. Сановник мгновенно воспользовался ситуацией.
- Я думаю, великому царю угодно остаться одному?
- Да, Артабан. Благодарю тебя, Заратустра, за умные речи. Артабан
доложит тебе о нашем решении.
Не говоря ни слова, маг склонил голову и вышел. Артабан последовал
вслед за ним. Он нарочито почтительно проводил мага до царской лестницы,
желая убедиться, что тот не попытается вернуться во дворец. Так и не сумев
сдержать своего ликования он бросил вслед Заратустре:
- Тебе сообщат о моем решении!
Маг не обернулся и не ответил на эти слова.
Когда он шел по дороге обратно в свою пещеру, белый диск солнца
светил ему прямо в глаза. Он возвращался домой, где его ждали друзья - лев
и орел, - ибо нет друзей-людей у того, кто грезит сотворить сверхчеловека.
Дружба делает людей равными, а кто может быть равен создателю.
Лишь лев и орел.
Зайчишка напрасно пытался спрятаться под цветущими ветками акации.
Орел настиг его и крепко долбанул точеным клювом. Зажав еще трепещущее
тельце в когтях, птица взмыла вверх.
Здесь слепила раскаленная лава солнца, а горный ветер играл перьями в
воздушных потоках.
Керль! Керль! Издав крик, орел опустился на камень перед пещерой.
Птичий клекот привлек внимание второго обитателя горного жилища - льва.
Огромная буро-желтая кошка с косматой гривой вылезла наружу и сладко
потянулась. Сверкнул ряд отличнейших зубов. Не обращая на льва никакого
внимания орел проковылял в пещеру и положил добычу рядом с двумя другими
тушками зайцев.
В душе он слегка презирал льва. Тот был весьма ленив. Даже угроза
голодной смерти вряд ли смогла заставить его опуститься в долину и поймать
косулю или жирного кабана. Орел не сомневался, что лев предпочтет лечь на
землю, положив крупную голову на лапы, и умереть, размышляя при этом о
суетности жизни. Лев был немного философ. Орел презирал философию, но ни
за что не признался бы в этом. Особенно льву, который был его другом.
Философом считал себя и третий обитатель пещеры, что поднимался сейчас к
ней по узкой извилистой тропинке. Зоркие глаза орла узрели его, ноздри
льва втягивали воздух, напоенный запахом человека.
Повторимся, человек также считал себя философом, но орел знал, что
тот кривит душой. Может быть, и не подозревая о том, что кривит. Ибо
философ должен чураться людской суеты, а человек лез в нее всеми фибрами
души. Философ - беспристрастен, а человек был яростен. Он был скорее воин,
чем философ. Орел любил воина, лев любил философа. Оба они любили
человека.
Убеленная сединой голова появилась на уровне площадки.
- Привет, Заратустра, - керлькнул орел и выказывая свою радость
хлопнул могучими крыльями. Лев широко улыбнулся. Лицо мага осталось
бесстрастной маской. У него было неважное настроение. И орел, и лев
почувствовали это. Они скрылись в глубине пещеры, чтобы не раздражать
своего друга.
Заратустра разжег небольшой костерок и повесил над ним одного из
пойманных орлом зайцев, предварительно ободрав с него шкуру и нанизав на
вертел. Благословленный Ахурамаздой огонь испек мясо в считанные
мгновения. Маг оторвал заячью лапку и вкусно хрустнул косточкой. Вопреки
его ожиданиям этот звук не привлек внимания друзей. Тогда он крикнул
вглубь пещеры:
- Орел, иди ко мне! И ты тоже, волосатый бездельник!
Друзья незамедлительно откликнулись на приглашение. Орел устроился по
левую руку от мага, лев лег справа. Старательно заработали клюв и пасть.
- Хорошая была охота! - Маг погладил орла по лысеющей голове. Птица
издала счастливый клекот. - А у меня сегодня сплошные неудачи. Этот
пресыщенный парсийский царек думает лишь о сладком. Женщина и кипрское
вино - вот предел его вожделений. Он даже не мечтает о запахе сырого мяса.
- Чудак! - пробормотал, проталкивая в глотку кусок сырого мяса, лев.
- Нет, чудачеством это не назовешь. Он потерял вкус к жизни. Когда
человека манит лишь наслаждение, он обречен. Его не прельщает игра ума,
кровавый бой или лихая погоня за ускользающим ветром. Он грезит лишь о
мягкой постели, о женщине, чьи губы пахнут покорностью и сладким лотосом,
о пресной водичке из дворцового фонтана. Кровь, пот, железо - лишь слова
для него. Он не испытал их воочию. Именно при таких правителях обращаются
в тлен царства.
- Он подобен червяку, забившемуся в глубокую нору, - заметил,
прерывая трапезу, орел.
Рык льва был похож на человеческий смех.
- Заратустра уже говорил это.
Орел не обиделся. Он знал, что у него не очень глубокий ум, зато
сильные крылья и острые когти. Поэтому он сказал:
- Пусть мои когти будут подобны уму Заратустры.
Маг усмехнулся и вновь погладил его голову, рождая во льве нездоровую
зависть.
- Орлу бы занять престол. И не потребовалось бы никакого Заратустры,
чтобы двинуть медночешуйчатые легионы на север, запад и восток.
- Я без тебя - ничто, - заметил орел.
- Как и я без вас, друзья мои.
Заратустра обратил внимание на то, что лев лежит обиженный и погладил
его гриву. Лев улыбнулся.
- Я принес этому червяку на блюдечке силу, власть, волю, а он
променял их на кисейные юбки. О Космос, как можешь ты выносить человека,
отвергающего силу ради женских бедер, а власть - ради сонного
существования! И ладно, если бы это было спокойствие философа, ведь
неизбежно грядет тот день, когда философ породит гневную бурю, но ведь то
спокойствие жирной бабы в бархатных штанах, которую природа по ошибке
наградила мужскими признаками. И был там еще один. Он весьма мудр. Даже я
не откажу ему в мудрости. Но он боится войны и жаждет мира, не понимая,
что любой мир есть лишь средство к новой войне. Так показалось мне.
- Ты говоришь о сановнике, что правит империей? - спросил лев.
- О нем.
- Тогда ты ошибаешься. Готов дать вырвать себе все клыки, он не
боится войны. Он боится ее итогов. Ведь он мыслит логично, - лев вымолвил
последнее слово сладко, с урчанием. Что последует сразу вслед за
окончанием войны, победоносной войны? Держава непременно окрепнет. При
условии, что во главе ее будет разумный правитель. Он урежет права
сатрапов, покарает мятежников, уменьшит налоги и унифицирует религиозные
культуры. Ведь нет распрей более страшных, чем те, что разгораются между
приверженцами разных идолов. Он сделает это постепенно, не оскорбляя
примитивной веры народов. Империя, сплоченная властью умного правителя и
единой религией, непобедима. Непобедима до тех пор, пока ее не развалит
пресыщение и роскошь. А умный правитель не допустит пресыщения. Из тебя бы
вышел неплохой царь, Заратустра.
Маг усмехнулся и отдал остатки своего зайца льву.
- А из тебя самый лучший в мире советник, лев.
- Я не буду утверждать, что ты мне льстишь. Хр-р-р-м! Все же жареное
мясо более пресно по сравнению с сырым. Твой соперник, Заратустра, мыслит
моими словами. Пока он у трона, парсийские полки не двинутся на Элладу.
Заратустра утвердительно кивнул головой.
- Он достойный враг. Враг, достойный ненависти. Сильный человек
должен иметь лишь таких врагов, которых нужно ненавидеть, а не презирать.
И я имею такого врага, а прочих презираю. Жаль, но мне придется расстаться
с этим врагом, он слишком мешает моим планам.
Орел встрепенулся своими могучими крыльями.
- Заратустра, позволь, я выклюю ему глаза!
- Там слишком много лучников, у них верная рука. Я справлюсь с ним
сам.
Лев захохотал.
- Наш Заратустра мастер менять маски!
Маг внимательно посмотрел на него. От этого взгляда по коже льва
пробежали мелкие морщинки. Он сжался, словно приготовившись к прыжку.
- Ты умен. Даже слишком умен!
Лев отвернул гривастую голову и сделал вид, что не обращает внимания
на зловещий тон Заратустры.
- Завтра встанет солнце, - внезапно произнес маг. - Пора спать.
Небрежно раскидав ногой остатки костра, Заратустра прошел в пещеру и
улегся на охапку сухих ясеневых листьев. Рядом пристроился лев, у ног -
орел.
Вскоре звери забылись сном. Тогда Заратустра неслышно встал с
постели, вышел на край скалы и взвился в воздух.
Лев приоткрыл глаза.
- Так говорил Заратустра.
Горящие в темноте звериные огоньки следили за полетом мага, пока он
не исчез в звездной россыпи.
- Так говорил Заратустра, - вновь повторил лев и уснул.
2. ВОКРУГ ОДНИ ЗАГОВОРЫ
7. Ахура-Мазда молвил:
"Мне имя - Вопросимый,
О, верный Заратустра,
Второе имя - Стадный,
А третье имя - Мощный,
Четвертое - я Истина,
А в-пятых - Всё-Благое,
Что истинно от Мазды,
Шестое имя - Разум,
Седьмое - я Разумный,
Восьмое - я Ученье,
Девятое - Ученый,
8. Десятое - я Святость,
Одиннадцать - Святой я,
Двенадцать - я Ахура,
Тринадцать - я Сильнейший,
Четырнадцать - Беззлобный,
Пятнадцать - я Победный,
Шестнадцать - Всесчитающий,
Всевидящий - семнадцать,
Целитель - восемнадцать,
Создатель - девятнадцать,
Двадцатое - я Мазда..."
Авеста. Гимн Ахура-Мазде. Яшт 1.
Демарат не оскорбился и не схватился за меч, как это не раз бывало
прежде, когда богато одетый перс пренебрежительно толкнул его плечом. Он
уже научился не обращать внимания на издевки и мелкие оскорбления со
стороны знатных вельмож, не признававших людьми всех тех, кто не
принадлежал к племени ариев, чьими потомками считали себя надменные персы.
Арии - могучий народ, некогда пришедший с востока. Никто не знал
точно, откуда они взялись, было лишь известно, что прародителем степняков
был великий волшебник Арий, пришедший из бездн Космоса. Он дал ариям силу
и подвинул их на великие завоевания.
Повинуясь его заветам племена ариев двинулись из своих диких степей
во все стороны света. Одни перешли Инд и осели на благодатных южных
землях. Другие устремились к Гирканскому морю. Третьи - на восток, к
границам сказочно богатого Киау.
Более других удача сопутствовала племенам, повернувшим на запад. Они
захватили Парсу, а затем в жестокой битве разгромили мидийские войска.
Армия непобедимого Куруша втоптала в землю кости воинов златообильного
лидийца Креза, наполнив сокровищницу Пасарагд сказочными богатствами. Гоня
перед собой полки, набранные из побежденных народов, арии захватили весь
великий восток. Осененная паучьей свастикой богини Анахиты империя
протянулась на огромных пространствах от Инда на юге до предгорий Кавказа
на севере, от Кемта и Фракии на западе до далекой Согдианы на востоке.
Империя именовалась парсийской, но правили ею арии. Арием был царь,
ариями были ближайшие советники, почти все, за редким исключением, сатрапы
и эвергеты, судьи и фратараки. Арии составляли гвардию и лучшую часть
войска. Арии-маги возжигали огонь на жертвенниках Ахурамазды и лили
козлиную кровь на черные алтари Аримана.
Вместе с упорством и ассирийской жестокостью арии принесли с собой
непомерную жажду власти и прозрение к людям.
Человек - ничто. Он рожден лишь для того, чтобы подчиняться воле ария
- сверхчеловека. Лишь сверхчеловек имеет право на достойное существование,
прочие же - двуногие, люди-насекомые - должны пресмыкаться пред ним.
Неосвященные божественным огнем Ахурамазды они не более, чем грязные
животные, недостойные даже того, чтобы их трупы растерзали клыки диких
животных. Так говорили маги и первый среди них - Заратустра.
Воинственные духом арии надеялись сохранить себя в замкнутой касте.
Они же обращали внимание на то, как тлетворное влияние роскоши и
пресыщенности разъедает образ сверхчеловека. Они не понимали, что давая
выход инстинкту превосходства над прочими людьми, они настраивают против
себя другие народы империи. Сами того не замечая, они рыли себе могилу, в
которую спустя полтора столетия их столкнут длинные сариссы македонской
фаланги.
Поправив на плече сбившийся от толчка плащ, спартанец двинулся
дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164
Артабан подозвал к себе Кобоса и быстро зашептал ему на ухо.
- Луна и солнце, небо и звезды - все это будет принадлежать
повелителю мира! - продолжал тем временем маг. Его голос мастерски
вибрировал, то понижаясь до едва слышного шепота, то взлетая до высокого
крика.
- Да не обратит великий царь гнев на своего ничтожного слугу!
Заратустра осекся. Ксеркс мотнул головой, точно освобождаясь от
наваждения и повернулся на голос. Толстый евнух сладко улыбался, сгибая
спину в низком поклоне.
- Что тебе, Кобос?
Евнух согнулся еще сильнее.
- Новые наложницы, повелитель. Только что прибыли из далекой Бактрии.
Маг едва не захлебнулся от ярости, но поймав внимательный взгляд
Артабана, изобразил на лице улыбку. Проклятый фаворит ловко сумел отвлечь
внимание царя. Заратустра не сомневался, что при слове "наложницы" Ксеркс
начисто забыл обо всем, о чем столь долго распинался маг.
- Хорошенькие? - по-кошачьи улыбаясь, спросил царь.
Евнух не ответил, а лишь восторженно закатил глаза. Царь хотел что-то
добавить, но замялся и посмотрел на Заратустру, затем на Артабана. Взгляд
его был весьма красноречив. Сановник мгновенно воспользовался ситуацией.
- Я думаю, великому царю угодно остаться одному?
- Да, Артабан. Благодарю тебя, Заратустра, за умные речи. Артабан
доложит тебе о нашем решении.
Не говоря ни слова, маг склонил голову и вышел. Артабан последовал
вслед за ним. Он нарочито почтительно проводил мага до царской лестницы,
желая убедиться, что тот не попытается вернуться во дворец. Так и не сумев
сдержать своего ликования он бросил вслед Заратустре:
- Тебе сообщат о моем решении!
Маг не обернулся и не ответил на эти слова.
Когда он шел по дороге обратно в свою пещеру, белый диск солнца
светил ему прямо в глаза. Он возвращался домой, где его ждали друзья - лев
и орел, - ибо нет друзей-людей у того, кто грезит сотворить сверхчеловека.
Дружба делает людей равными, а кто может быть равен создателю.
Лишь лев и орел.
Зайчишка напрасно пытался спрятаться под цветущими ветками акации.
Орел настиг его и крепко долбанул точеным клювом. Зажав еще трепещущее
тельце в когтях, птица взмыла вверх.
Здесь слепила раскаленная лава солнца, а горный ветер играл перьями в
воздушных потоках.
Керль! Керль! Издав крик, орел опустился на камень перед пещерой.
Птичий клекот привлек внимание второго обитателя горного жилища - льва.
Огромная буро-желтая кошка с косматой гривой вылезла наружу и сладко
потянулась. Сверкнул ряд отличнейших зубов. Не обращая на льва никакого
внимания орел проковылял в пещеру и положил добычу рядом с двумя другими
тушками зайцев.
В душе он слегка презирал льва. Тот был весьма ленив. Даже угроза
голодной смерти вряд ли смогла заставить его опуститься в долину и поймать
косулю или жирного кабана. Орел не сомневался, что лев предпочтет лечь на
землю, положив крупную голову на лапы, и умереть, размышляя при этом о
суетности жизни. Лев был немного философ. Орел презирал философию, но ни
за что не признался бы в этом. Особенно льву, который был его другом.
Философом считал себя и третий обитатель пещеры, что поднимался сейчас к
ней по узкой извилистой тропинке. Зоркие глаза орла узрели его, ноздри
льва втягивали воздух, напоенный запахом человека.
Повторимся, человек также считал себя философом, но орел знал, что
тот кривит душой. Может быть, и не подозревая о том, что кривит. Ибо
философ должен чураться людской суеты, а человек лез в нее всеми фибрами
души. Философ - беспристрастен, а человек был яростен. Он был скорее воин,
чем философ. Орел любил воина, лев любил философа. Оба они любили
человека.
Убеленная сединой голова появилась на уровне площадки.
- Привет, Заратустра, - керлькнул орел и выказывая свою радость
хлопнул могучими крыльями. Лев широко улыбнулся. Лицо мага осталось
бесстрастной маской. У него было неважное настроение. И орел, и лев
почувствовали это. Они скрылись в глубине пещеры, чтобы не раздражать
своего друга.
Заратустра разжег небольшой костерок и повесил над ним одного из
пойманных орлом зайцев, предварительно ободрав с него шкуру и нанизав на
вертел. Благословленный Ахурамаздой огонь испек мясо в считанные
мгновения. Маг оторвал заячью лапку и вкусно хрустнул косточкой. Вопреки
его ожиданиям этот звук не привлек внимания друзей. Тогда он крикнул
вглубь пещеры:
- Орел, иди ко мне! И ты тоже, волосатый бездельник!
Друзья незамедлительно откликнулись на приглашение. Орел устроился по
левую руку от мага, лев лег справа. Старательно заработали клюв и пасть.
- Хорошая была охота! - Маг погладил орла по лысеющей голове. Птица
издала счастливый клекот. - А у меня сегодня сплошные неудачи. Этот
пресыщенный парсийский царек думает лишь о сладком. Женщина и кипрское
вино - вот предел его вожделений. Он даже не мечтает о запахе сырого мяса.
- Чудак! - пробормотал, проталкивая в глотку кусок сырого мяса, лев.
- Нет, чудачеством это не назовешь. Он потерял вкус к жизни. Когда
человека манит лишь наслаждение, он обречен. Его не прельщает игра ума,
кровавый бой или лихая погоня за ускользающим ветром. Он грезит лишь о
мягкой постели, о женщине, чьи губы пахнут покорностью и сладким лотосом,
о пресной водичке из дворцового фонтана. Кровь, пот, железо - лишь слова
для него. Он не испытал их воочию. Именно при таких правителях обращаются
в тлен царства.
- Он подобен червяку, забившемуся в глубокую нору, - заметил,
прерывая трапезу, орел.
Рык льва был похож на человеческий смех.
- Заратустра уже говорил это.
Орел не обиделся. Он знал, что у него не очень глубокий ум, зато
сильные крылья и острые когти. Поэтому он сказал:
- Пусть мои когти будут подобны уму Заратустры.
Маг усмехнулся и вновь погладил его голову, рождая во льве нездоровую
зависть.
- Орлу бы занять престол. И не потребовалось бы никакого Заратустры,
чтобы двинуть медночешуйчатые легионы на север, запад и восток.
- Я без тебя - ничто, - заметил орел.
- Как и я без вас, друзья мои.
Заратустра обратил внимание на то, что лев лежит обиженный и погладил
его гриву. Лев улыбнулся.
- Я принес этому червяку на блюдечке силу, власть, волю, а он
променял их на кисейные юбки. О Космос, как можешь ты выносить человека,
отвергающего силу ради женских бедер, а власть - ради сонного
существования! И ладно, если бы это было спокойствие философа, ведь
неизбежно грядет тот день, когда философ породит гневную бурю, но ведь то
спокойствие жирной бабы в бархатных штанах, которую природа по ошибке
наградила мужскими признаками. И был там еще один. Он весьма мудр. Даже я
не откажу ему в мудрости. Но он боится войны и жаждет мира, не понимая,
что любой мир есть лишь средство к новой войне. Так показалось мне.
- Ты говоришь о сановнике, что правит империей? - спросил лев.
- О нем.
- Тогда ты ошибаешься. Готов дать вырвать себе все клыки, он не
боится войны. Он боится ее итогов. Ведь он мыслит логично, - лев вымолвил
последнее слово сладко, с урчанием. Что последует сразу вслед за
окончанием войны, победоносной войны? Держава непременно окрепнет. При
условии, что во главе ее будет разумный правитель. Он урежет права
сатрапов, покарает мятежников, уменьшит налоги и унифицирует религиозные
культуры. Ведь нет распрей более страшных, чем те, что разгораются между
приверженцами разных идолов. Он сделает это постепенно, не оскорбляя
примитивной веры народов. Империя, сплоченная властью умного правителя и
единой религией, непобедима. Непобедима до тех пор, пока ее не развалит
пресыщение и роскошь. А умный правитель не допустит пресыщения. Из тебя бы
вышел неплохой царь, Заратустра.
Маг усмехнулся и отдал остатки своего зайца льву.
- А из тебя самый лучший в мире советник, лев.
- Я не буду утверждать, что ты мне льстишь. Хр-р-р-м! Все же жареное
мясо более пресно по сравнению с сырым. Твой соперник, Заратустра, мыслит
моими словами. Пока он у трона, парсийские полки не двинутся на Элладу.
Заратустра утвердительно кивнул головой.
- Он достойный враг. Враг, достойный ненависти. Сильный человек
должен иметь лишь таких врагов, которых нужно ненавидеть, а не презирать.
И я имею такого врага, а прочих презираю. Жаль, но мне придется расстаться
с этим врагом, он слишком мешает моим планам.
Орел встрепенулся своими могучими крыльями.
- Заратустра, позволь, я выклюю ему глаза!
- Там слишком много лучников, у них верная рука. Я справлюсь с ним
сам.
Лев захохотал.
- Наш Заратустра мастер менять маски!
Маг внимательно посмотрел на него. От этого взгляда по коже льва
пробежали мелкие морщинки. Он сжался, словно приготовившись к прыжку.
- Ты умен. Даже слишком умен!
Лев отвернул гривастую голову и сделал вид, что не обращает внимания
на зловещий тон Заратустры.
- Завтра встанет солнце, - внезапно произнес маг. - Пора спать.
Небрежно раскидав ногой остатки костра, Заратустра прошел в пещеру и
улегся на охапку сухих ясеневых листьев. Рядом пристроился лев, у ног -
орел.
Вскоре звери забылись сном. Тогда Заратустра неслышно встал с
постели, вышел на край скалы и взвился в воздух.
Лев приоткрыл глаза.
- Так говорил Заратустра.
Горящие в темноте звериные огоньки следили за полетом мага, пока он
не исчез в звездной россыпи.
- Так говорил Заратустра, - вновь повторил лев и уснул.
2. ВОКРУГ ОДНИ ЗАГОВОРЫ
7. Ахура-Мазда молвил:
"Мне имя - Вопросимый,
О, верный Заратустра,
Второе имя - Стадный,
А третье имя - Мощный,
Четвертое - я Истина,
А в-пятых - Всё-Благое,
Что истинно от Мазды,
Шестое имя - Разум,
Седьмое - я Разумный,
Восьмое - я Ученье,
Девятое - Ученый,
8. Десятое - я Святость,
Одиннадцать - Святой я,
Двенадцать - я Ахура,
Тринадцать - я Сильнейший,
Четырнадцать - Беззлобный,
Пятнадцать - я Победный,
Шестнадцать - Всесчитающий,
Всевидящий - семнадцать,
Целитель - восемнадцать,
Создатель - девятнадцать,
Двадцатое - я Мазда..."
Авеста. Гимн Ахура-Мазде. Яшт 1.
Демарат не оскорбился и не схватился за меч, как это не раз бывало
прежде, когда богато одетый перс пренебрежительно толкнул его плечом. Он
уже научился не обращать внимания на издевки и мелкие оскорбления со
стороны знатных вельмож, не признававших людьми всех тех, кто не
принадлежал к племени ариев, чьими потомками считали себя надменные персы.
Арии - могучий народ, некогда пришедший с востока. Никто не знал
точно, откуда они взялись, было лишь известно, что прародителем степняков
был великий волшебник Арий, пришедший из бездн Космоса. Он дал ариям силу
и подвинул их на великие завоевания.
Повинуясь его заветам племена ариев двинулись из своих диких степей
во все стороны света. Одни перешли Инд и осели на благодатных южных
землях. Другие устремились к Гирканскому морю. Третьи - на восток, к
границам сказочно богатого Киау.
Более других удача сопутствовала племенам, повернувшим на запад. Они
захватили Парсу, а затем в жестокой битве разгромили мидийские войска.
Армия непобедимого Куруша втоптала в землю кости воинов златообильного
лидийца Креза, наполнив сокровищницу Пасарагд сказочными богатствами. Гоня
перед собой полки, набранные из побежденных народов, арии захватили весь
великий восток. Осененная паучьей свастикой богини Анахиты империя
протянулась на огромных пространствах от Инда на юге до предгорий Кавказа
на севере, от Кемта и Фракии на западе до далекой Согдианы на востоке.
Империя именовалась парсийской, но правили ею арии. Арием был царь,
ариями были ближайшие советники, почти все, за редким исключением, сатрапы
и эвергеты, судьи и фратараки. Арии составляли гвардию и лучшую часть
войска. Арии-маги возжигали огонь на жертвенниках Ахурамазды и лили
козлиную кровь на черные алтари Аримана.
Вместе с упорством и ассирийской жестокостью арии принесли с собой
непомерную жажду власти и прозрение к людям.
Человек - ничто. Он рожден лишь для того, чтобы подчиняться воле ария
- сверхчеловека. Лишь сверхчеловек имеет право на достойное существование,
прочие же - двуногие, люди-насекомые - должны пресмыкаться пред ним.
Неосвященные божественным огнем Ахурамазды они не более, чем грязные
животные, недостойные даже того, чтобы их трупы растерзали клыки диких
животных. Так говорили маги и первый среди них - Заратустра.
Воинственные духом арии надеялись сохранить себя в замкнутой касте.
Они же обращали внимание на то, как тлетворное влияние роскоши и
пресыщенности разъедает образ сверхчеловека. Они не понимали, что давая
выход инстинкту превосходства над прочими людьми, они настраивают против
себя другие народы империи. Сами того не замечая, они рыли себе могилу, в
которую спустя полтора столетия их столкнут длинные сариссы македонской
фаланги.
Поправив на плече сбившийся от толчка плащ, спартанец двинулся
дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164