Едва он выпрямился и пригладил рукой волосы,
как в шатер ворвался Артабаз, ближайший помощник Мардония.
- Сиятельный! - закричал он, не тратя время на приветствия. - Эллины
оставили свой лагерь и отступают!
При этом известии Мардоний преобразился. Он расправил плечи, глаза
его засверкали.
- Трусы! Наконец-то они показали свое истинное обличье! Настичь их и
уничтожить! За мной!!
Подчеркнуто не глядя на Таллию, Мардоний выскочил из шатра, однако
Артабаз последовал за ним не сразу. Убедившись, что Мардоний не вернется,
мидянин подошел к девушке и заключил ее в объятья. Таллия в ответ положила
руки на плечи военачальника, нашла его губы и впилась в них поцелуем. Он
был бесконечен. Когда девушка отстранилась, Артабаз покачнулся, словно
готовый потерять сознание. Таллия слегка хлопнула его по щеке.
- То, что ты получишь после, будет во много раз слаще. А теперь
запомни: что бы ни случилось, твой корпус не должен сделать ни шагу
вперед. Слышишь, ни шагу! - Глотая слюну, Артабаз кивнул головой. - А
теперь иди! Мардоний, верно, уже заждался своего преданного друга. Иди!
Артабаз повиновался. Как только он исчез за шелковой тканью, Таллия
беззвучно рассмеялась.
Смех этот был страшен. Так смеются несущие смерть. То был прекрасный
бокал смерти.

Упрямца звали Амомфарет. Командуя шестьюстами таких же упрямцев,
морой [мора - отряд спартиатов численностью 400-900 человек] из Питаны
[Питана - один из пяти округов Спарты], он наотрез отказывался отступать,
заявляя, что предпочтет умереть, но не опозорит доблестной славы предков и
мужей, полегших в ущелье.
- Мы будем достойны памяти павших в Фермопилах!
Питанетов уговаривали. Сначала Павсаний и его помощник Еврианакт,
возглавлявшие войско, а затем к спартиатам присоединился афинянин Аристид,
муж доблестный и мудрый. Здравый смысл был на их стороне. Позиция, которую
занимало эллинское войско, оказалась не слишком удобной. Парсийские
всадники денно и нощно беспокоили сторожевые посты, осыпая эллинов
калеными стрелами. Конные разъезды блокировали все дороги, совершенно
перерезав сообщение. Так на днях бактрийцы захватили обоз с зерном, мясом
и оливками, шедший из Мессении, лишив войско необходимого провианта. Но
самое неприятное случилось накануне: по подсказке злокозненных беотийцев
мидийская конница засыпала источник, снабжавший питьевой водой армию
эллинов. Теперь для того, чтобы набрать воды, приходилось посылать воинов
к Асопу. Пока одни наполняли амфоры, другие отбивали атаки быстрых
всадников-массагетов. После каждой подобной вылазки эллины недосчитывались
двух, а то и трех десятков воинов. Все это было в высшей степени
неприятно, и военный совет решил, что войску надлежит отойти к храму Геры,
где были и вода, и защита от стрел, и дорога, по которой можно было
подвезти продовольствие. Коринфяне и аркадяне уже выступили в путь,
афиняне оставляли лагерь, и в этот миг питанеты вдруг заявили, что
отказываются отступать. Это случилось вечером. Всю ночь Павсаний и
Еврианакт уговаривали гордецов, взывая к их разуму. Амомфарет и его
товарищи, отвечая, напоминали о славе и чести, и еще о законе, который
запрещал спартиатам оставлять поле битвы иначе как победителями.
Закончилось все это ссорой. Предводитель питанетов бросил под ноги
Павсания камень, а тот обозвал Амомфарета исступленным безумцем и приказал
начать отступление.
Солнце было уже на локоть от горизонта, когда спартиаты и афиняне
вышли из лагеря. Питанеты с презрением смотрели на своих товарищей, что,
пряча глаза, проходили мимо, оставляя врагу поле битвы. Однако, когда все
эллины ушли, питанеты забеспокоились. Одно дело сдерживать парсов в узком
ущелье, где каждый защитник стоит сотни врагов, другое - сражаться в
чистом поле, имея дело со всадниками и превосходно стреляющими лучниками.
Посовещавшись, питанеты решили последовать за войском. Гордость помешала
им покинуть лагерь сразу. Они выждали какое-то время, прежде чем вышли на
протоптанную тысячами ног тропу. Шедший во главе колонны Амомфарет нарочно
замедлял шаг, словно не желая признаться себе, что отступает вместе с
прочими. Питанеты достигли святилища Деметры, когда на них напали
варвары...
Всегда было так - если врезаться конной лавой в ряды отступающего
войска, оно неминуемо обращается в бегство. Так было всегда. Но на
востоке, где сам факт отступления равносилен признанию поражения. Враг
пятится и остается лишь добить его, бросив в погоню визжащих, пускающих
стрелы всадников. Однако в этот раз парсы имели дело с эллинами, для
которых ретирада была обычным маневром, нередко подготавливающим будущую
победу.
Питанеты не побежали. Они быстро перестроились в фалангу и встретили
первый наскок конницы. Всадники-массагеты вначале пытались расстроить
шеренги спартиатов стрелами, затем атаковали с мечами и сагарисами. Однако
стена копий остановила горячих степных витязей. Скакуны вставали на дыбы и
сбрасывали всадников наземь. Не успевал варвар подняться, как в его
защищенную лишь войлочным доспехом грудь вонзались меч или копье. Не
ожидавшие подобного отпора кочевники обратились в бегство. На смену им
спешили отряды бессмертных, парсийских и мидийских всадников,
беспорядочные толпы пехотинцев.
Вся мидийская рать покинула лагерь и устремилась вдогонку за
отступающими эллинами. Мидяне наступали в полном беспорядке, напрочь
лишенные общего командования и четкого плана действий. Воинственный
настрой придавал атаке варваров мощь, но то была мощь волны,
обрушивающейся на базальтовый утес. Одна-две неудачи, и подобная волна
возвращается в морское лоно, испуганно замирая в глубине.
Павсаний - он не бросил питанетов на произвол судьбы и вместе с
основными силами спартиатов поджидал их близ храма Деметры - понял это
первым и решил принять бой. Послав гонца к афинянам, которые по его
расчетам должны были находиться неподалеку, он велел спартиатам готовиться
к битве. Пока жрецы приносили жертвы, три тысячи гоплитов-тегейцев пришли
на помощь питанетам. Сообща отразив еще несколько конных атак, смельчаки
присоединились к основным силам, которые выстраивались в фалангу на
поросшем кустами холме прямо у святилища Деметры.
Вид, открывающийся отсюда, поражал своим грозным великолепием. Из-за
высоких порыжелых холмов, окружавших русло Асопа, - казалось, из-под
земли, - вырастали бесчисленные полчища варваров: облаченные в блестящие
доспехи бессмертные, схватки с которыми опасались даже спартиаты, парсы и
мидяне, несшие большие круглые щиты, вооруженные по эллинскому образцу
лидийцы. Справа, напротив того места, где находились афиняне, мерно
ступали фаланги беотийцев и фессалийцев. Меж неровных колонн пехоты
скакали отряды всадников - бактрийцев, парсов, индийцев, мидийцев,
массагетов, поднимая пыль неслись колесницы. Все это воинство расползалось
по обе стороны горизонта, захлестывая оборонительные позиции эллинов.
Однако последним было не до созерцания этой военной стихии, они
лихорадочно готовились к битве. Вскоре на холме выросла фаланга, правый
фланг которой по традиции заняли спартиаты, левый образовали менее умелые
в воинском деле периэки. Фронт фаланги достигал восьмисот оргий, глубина
равнялась десяти рядам. Примыкая к периэкам стали отряды тегейцев, позади
тяжеловооруженных воинов заняли позицию пельтасты, набранные из илотов.
Это была великолепная рать, подобной которой Эллада еще не имела прежде,
но Павсаний заметно нервничал. Врагов было слишком много, а кроме того,
боги упорно отказывались принимать жертвы. Павсаний ждал. Он безмолвно
наблюдал за тем, как на фалангу налетели ярко разодетые всадники,
обрушившие акинаки на бронзовые щиты эллинов. Он молчал и тогда, когда
вражеские отряды приблизились вплотную и, соорудив стену из плетеных
ивовых щитов, принялись обстреливать гоплитов из луков. И он дождался.
Подбежавший ирен сообщил, что прорицатель - фиванец Тисамен предвещает
эллинам победу. Выхватив из ножен блестящий меч, Павсаний вышел вперед и
повел гоплитов в атаку. Великая битва началась.

- Они трусят! - в упоении твердил Мардоний, наблюдая за тем, как
красный ливень стрел обрушивается на неподвижную фалангу. - Они трусят!
Верно он и вправду верил в это, но в душе уже пробуждался скользкий
червячок сомнения. Трусы не стоят бесстрастно под смертельной
остроконечной лавиной и не смыкают в безмолвии рядов, заполняя пробитые
бреши. Нет, эллины не бездействовали, заполнив сердца робостью, они
готовились к прыжку. Точно так собиралась в спираль бронзоволатная стена
тогда в ущелье, чтобы через мгновение броситься вперед и смять уверовавших
в свою победу врагов. Но Мардоний не боялся этого прыжка. В том сражении
парсы не могли реализовать всю свою мощь: почти бездействовала конница, не
имели возможности развернуться лучники, воеводы были не в состоянии
воспользоваться численным перевесом своих воинов. Сегодня же Ахурамазда
позволял парсам использовать все их преимущества. Едва лучники опустошат
свои сагайдаки, как в атаку двинутся бессмертные. Тяжелая поступь их
подкованных медью сапог сотрясет холм, а острые копья проделают бреши в
фаланге. Затем в эти бреши ударят бактрийцы. У них не будет более
необходимости осаживать горячащихся коней, и они разорвут шеренги эллинов
в мелкие клочья. Алчущие крови парсы и массагеты сбросят врагов с холма. А
в довершение им ударит в спину Артабаз с полками мидийцев, фригийцев и
каласириев. И тогда Эллада падет к ногам Мардония. Вельможа поднял руку,
готовясь отдать приказ начать атаку, но в это время фаланга шагнула
вперед, сотрясая воздух звоном щитов.
Первой мыслью Мардония было двинуть своих воинов навстречу шеренгам
гоплитов и попытаться, воспользовавшись тем, что, начав движение,
спартиаты нарушили строй, разорвать фалангу на части. Однако после
краткого раздумья парсийский вельможа отказался от подобного замысла.
Враги были слишком свежи. Надлежало сначала измотать их, а уж потом
наносить завершающий удар. Поэтому мидяне встретили эллинских гоплитов за
стеною из ивовых щитов.
Прошло несколько томительных мгновений, в ходе которых лучники
непрерывно пускали стрелы, и вот уже возле стены закипел кровавый бой.
Эллины ломали щиты, пробивали их насквозь копьями, рубили мечами.
Бессмертные поначалу отражали их натиск, затем, не устояв, чуть подались
назад, но продолжали оказывать отчаянное сопротивление. Уступая спартиатам
в выучке, они надеялись более на отвагу и яростный порыв. Волна за волной
накатывались на стройные шеренги и, разбиваясь о них, отбегали прочь,
чтобы через мгновение снова устремиться вперед. Парсы жаждали расплаты за
Фермопилы и Саламин. Боги - свидетели, они сражались не хуже своих врагов.
Они бились мечами и топорами, переламывали эллинские копья руками,
бросались грудью на вражескую бронзу, рассчитывая ценой собственной жизни
помочь друзьям прорвать монолитную стену. Но все было тщетно.
Выработанное многими годами тренировок воинское умение брало верх над
отвагой и жертвенностью. Спартиаты истребляли врагов словно на тренировке,
кладя себе под ноги ковер из окровавленных трупов. Лишь кое-где, особенно
на левом фланге, парсам удалось навязать равный бой. Здесь бился Мардоний
с отборной тысячей телохранителей, выучкой не уступавших спартиатам и
значительно превосходящих стоящих против них периэков. Здесь фаланга
изогнулась, образуя опасные трещины, в которые то и дело врывались
размахивающие кривыми мечами парсийские всадники. Павсаний вовремя оценил
грозящую фаланге опасность. Перестроив своих воинов, он бросил на помощь
уставшим периэкам мору под командованием Аримнеста. Спартиаты рассекли
строй мидийцев и обрушились на отряд Мардония с фланга.
Мидийский военачальник, равно как и половина его отряда, бился конно.
Восседая на громадном белом нисейском жеребце, он обрушивал свой меч на
головы эллинов с такой силой, что разрубал их до самых плеч, мешая мозг с
осколками бронзы. Немало воинов полегло от руки парсийского богатыря, и
редко кто из эллинов отважился уже подступиться к нему. Тогда это сделал
сам Аримнест, муж бывалый и искушенный в битвах. Отбросив копье, которое,
как посчитал спартиат, делало схватку неравной, он напал на парса с мечом
в руке. Клинки скрестились, со звоном отпрыгнули в разные стороны и
устремились друг к другу вновь. Удары Мардония были сильнее, ведь он
наносил их сверху, зато спартиату было сподручно поразить противника в
живот или в незащищенное броней бедро. Что и случилось. Уловив момент,
Аримнест парировал щитом удар Мардония и тут же вонзил свой ксифос в левое
бедро парса. Мардоний вскрикнул от боли и ярости, но даже не подумал о
том, чтобы выйти из боя. Он обрушил на лакедемонянина несколько ударов,
столь могучих, что окованный бронзой щит не выдержал и развалился надвое.
Ошеломленный подобным натиском Аримнест попятился, споткнулся и упал.
Мардоний направил своего коня на спартиата, полагая, что тот немедленно
вскочит с земли и тогда парс добьет его ударом в голову. Однако судьба
распорядилась иначе. Должно быть, боги здорово помогали Аримнесту в этот
день, потому что падая он внезапно ощутил под рукой оброненное кем-то
копье. Не мешкая ни мгновения спартиат выставил его навстречу всаднику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164