На сей конец приказал я духу обратиться в крылатого змия и, проглотив меня, лететь в чертоги к Зловурану. При самом же приближении к нему, выпустя меня, посадить на хребет свой, чтоб быть готов гнать за ним, если он побежит.
Дух повиновался мне и, приняв вид змия, проглотил меня, или, лучше сказать, окружил невидимым паром и помчал меня в чертоги к Зловурану. Волшебник сей, привыкший к чрезвычайным явлениям, не потревожился, увидя влетающего в окно змия: он счел его одним из подвластных духов своих. Однако ж пришел в замешательство, когда узрел меняэ выскочившего из пасти змиевой и восседшего на оного. Ужас его умножился, когда он ударил в меня, нападшего на него, очарованным копием, не произведя ни малого мне повреждения, ибо броня и талисман меня защищали. Он пришел в трепет, когда при ударе в броню мою я успел схватить и вырвать из рук его копие; он, превратясь в нетопыря, старался от меня убежать. Полет его был чрезмерно быстр, однако ж змий мой гнался за ним вслед, и чрез несколько часов над некоторою каменистою пустынею достигши, пронзил я его самым тем копием, коим он погубил отца моего.
Очарование исчезло; я увидел тело Зловураново, упад-шее на землю в естественном виде, но не успел я еще предаться радости о совершеннии толь нужного для меня подвига, как приметил, что оное разорвалось по всем составам: туловище его обратилось в превысокий каменный холм, голова, вскоча на холм, учинилась виноградным деревом, а прочие части тела, отлетев на все стороны, стали львами из черного мрамора.
Я, сидя в моем змие, ожидал еще нападения. Однако ж оного не воспоследовало, камни и дерево пребыли в одинаком положении. Мне не осталось больше, как возвратиться в замок Гипоменов, где чаял я учиниться благополучнейшим из смертных, и дух, повинуясь словам моим, весьма скоро отнес меня в оный. Наполненный приятных ожиданий, бежал я в покои, но вообразите мой ужас, когда я во всем замке не нашел не токмо Гипомена, Рогнеды и Милостаны, но и ни одной живущей твари. Несколько дней препровел я в болезненном ожидании, но никто не появлялся. Мне не осталось, кроме прибежища к волшебной доске, и по долгом искании нашел я ход в подземную храмину. По счастию, не загладились еще в памяти моей слова, нужные к вопрошению предсказания. Я вопросил о моем зяте, сестре и возлюбленной и прочел на доске следующее:
«Доброслав! Ты не сохранил тебе заповеданного и за то лишаешься Милостаны. Тебе не должно до некоторого времени ведать о участи зятя и сестры твоей. Но за доброе твое сердце боги дозволяют тебе искать твою возлюбленную. Поди на северную сторону замка сего. У берега протекающей там речки найдешь ты стоящую лодку, сядь в оную и предайся воле стремления воды. В известном месте лодка остановится, ты на берегу там усмотришь
пустую хижину и несколько рыболовных орудий. Оправь их, лови рыбу для своего пропитания и обитай в хижине до тех пор, пока небеса пременят судьбу твою».
Из сего несколько темного предсказания я не понимал того, каким образом могу я обрести мою возлюбленную, однако ж опасался не следовать моему предопределению. Я действительно нашел лодку, сел в оную и чрез несколько дней принесен на сие место. В сей хижине обрел я виденные вами рыболовные сети и, поправя оные, начал ловить рыбу и обитать на сем месте.
Около полугода провел я жизнь в таковом упражнении, ежечасно оплакивая урон возлюбленных мне особ. Я не сомневался, что сказание волшебной доски не может обмануть меня и что когда-нибудь сыщу я мою Милостану, но неизвестность средств к тому учинила ожидание мое горестным.
Напоследок, ловя в один день рыбу, по обыкновенному моему чаянию, что, может быть, в сем ремесле заключается развязка моей участи, почувствовал я нечто тяжелое в закинутых сетях моих. Я всегда носил при себе очарованное копие, отнятое мною у Зловурана, и на сей раз послужило оное мне к вытащению на берег моей добычи: я воткнул оное в землю и прикрепил к нему один конец сети для лучшей способности к вытаскиванию другого конца на берег.
Я приведен был в великое удивление, усмотря, что я выловил огромную рыбу, испещренную всеми прекраснейшими цветами. Рыба трепеталась жестоко, и я видел, что мне невозможно будет донести ее живую до моей хижины; почему заключил я приколоть оную. На сей конец взял я мое очарованное копие, но едва лишь прикоснулся острием оного к рыбе, оружие упало из моих рук. Представьте себе мою радость! Прикосновение очарованного копия прогнало другое очарование, и из рыбы, кою я хотел убить, увидел я превратившуюся в прежний образ возлюбленную мою Милостану.
Не можно изобразить восхищения, коему мы предалися. Мы заключили друг друга в объятия и долго не могли произнести ни одного слова, только лиющиеся из очей наших радостные слезы свидетельствовали, что мы друг друга увидеть не уповали. Наконец нашли мы употребление слов. Я рассказал ей все, что со мною приключилось со дня, в который отправился я на поиск против Зловурана, и просил ее уведомить меня, что воспоследовало по отбытии моем в замке, куда девались Гипомен и сестра моя и каким случаем превратилась она в рыбу.
— Я не могу ни о чем тебя уведомить,— отвечала мне Милостана,— что случилось с братом моим и Рогнедою, ибо на другой день при твоем отсутствии лишилась я человеческого образа. Опасность, каковой ты предался, повергла меня в великую печаль. Тщетно старался брат мой уверять меня об успехах твоего предприятия, сердце мое предчувствовало свой урон и не могло утешиться. Я искала уединения и убегала присутствия и самой любви достойной Рогнеды. Таковым образом вышла я за стены замка нашего, чтоб на свободе пролить источники слез, но не отошла еще ста сажен, как с трепетом усмотрела приближающуюся ко мне по воздуху колесницу, везомую двумя огнедышащими крылатыми конями. В оной сидел величественного, но при том грозного вида муж, увенчанный железною короною и держащий в руке жезл, обвитый змиями.
— Несчастная! — вскричал он ко мне страшным голосом.— Познай раздраженного короля волшебников! Недостойный брат твой не довольно что нанес незагладимое пятно моей чести чрез непозволенное обхождение с моею супругою и тремя дочерьми, но восстал еще и на защищаемого мною любимца моего Зловурана. Он погубил его рукою назначенного тебе в супруга; но не льстись когда-нибудь его увидеть; ты должна быть жертвою справедливого моего гнева... Умри! — вскричал он, обнажа меч и устремясь на меня.
Страх очевидной смерти обратил меня в бегство: я бежала и бросилась в близ текущую реку, как бы ожидая покровительства от бесчувственных стихий. Едва коснулась я воды, усмотрела себя превращенною в ту самую рыбу, которую вы видели. В сем состоянии не лишилась я моего страха и удалялась вниз по реке с чрезмерную быстростию. Напоследок, утомясь, ожидала учиниться добычею моего гонителя, однако ж оного было не видно. Я ободрилась и начала искать себе пропитания, которое во все время моего превращения состояло в травах. Я должна благодарить богов, что оные лишили меня человеческих чувствований. Хотя приходили мне иногда на память обстоятельства прежней моей жизни, но оные представлялись мне не инако, как виденными во сне; в прочем же бы я не перенесла разлуки с возлюбленными мне особами.
Неможно изобразить, сколько досад приключали мне настоящие рыбы. Красота перьев и покрывающей меня чешуи привлекала их ко мне стадами. Надобно думать, что зависть господствует и между обитателями сей стихии, подобно как у нас между обществом женщин и некоторыми мужчинами, кои не пропускают преследовать отличающихся пред собою в природных дарованиях. Большие и малые рыбы гонялись за мною; сначала казалось, что оные мне удивляются, но вскоре начали они на меня плевать и толкать меня в бока. Я удалялась от них всегда, но иногда необходимость принуждала меня обороняться. На месте, где вы меня изловили, росло множество некоторого водяного плода, имеющего в себе отменный вкус; я питалась оным во все время, и тем с лучшим удовольствием, что рыбы оного не употребляли. Напоследок, по счастию, попалась я к вам в сети.
— Ведая приключение Гипоменово в рассуждении оклеветания его от Зловурана королю волшебников, считал я, что он и сестра моя либо убегали от гнева его, или учинились добычею его мщения. Мы оплакали с Милостаною их участь и как не ведали, куда нам без опасности самим обратиться следует, то заключили обитать в сей хижине. Предсказание волшебной доски не полагало уже больше препятствия в тогдашнем нашем состоянии к совершению нашего брака, почему, призвав богов во свидетельство, предались мы всем приятностям нежного союза. Мы любили друг друга с горячностию и посреди пустыни, удаленной от сообщества с прочими человеками, не видали скуки. Мы разделяли труды рыболовства; любовь рождала нам ежечасно новые предлоги к разговорам; каждая рощица, всякий лужок приглашали нас; мы считали себя единою четою на свете и привыкли к нашему уединению; словом сказать, мы не видали печали до рождения первого моего сына.
Сколько обрадовал нас сей первый залог нашей горячности, столько огорчились мы, когда оный по седьми днях пропал из крепко запертой нашей хижины. Мы не знали, чему должно приписать сие, и относили все к воле судеб, ибо предсказано нам было наказание таковое за нарушение заповеди, определенной при вопросе о нашем браке. Предавшись положению нашей участи, мы утешились и продолжали прежнюю жизнь. Я имел от Милостаны еще двух сыновей и одну меньшую из детей моих дочь, кои равномерно по рождении своем похищены были невидимою рукою. Печаль наша о том умерялась привычкою, для того что мы прежде уже знали судьбу сию.
Я обитал еще десять лет с моею супругою по рождении дочери, не имея уже больше детей, и по прошествии сих постигло меня величайшее в жизни моей несчастие. Милостана начала скучать нашим уединением. Потеря детей, коих она не могла забыть, и утраченная надежда к рождению других побуждали ее уговаривать меня к оставлению нашей пустыни и к странствованию по свету для проведывания о пропадших сынах и дочери. Бесплодно старался я представлять ей, что мы нарушим чрез то наше предопределение и подвергнемся гневу богов. Милостана ничему не верила и предалась жестокому унынию, так что я нашелся принужденным ей повиноваться.
Мы начали собираться в путь. Мне известно было, что надлежит нам шествовать более пяти сот верст местами ненаселенными: следовало заготовить на дорогу съестных припасов. Оные не могли ни в чем состоять, кроме сушеных рыб, и для того мы беспрестанно бросали в реку нашу сеть, однако ж в целую неделю не могли мы поймать ни одной. Я удивлялся тому, а жена моя выходила из терпения.
— Видишь ли ты,— говорил я ей,— что небеса противятся нашему намерению. Когда бывало, чтоб бросил я сеть в воду и не извлекал изобильного числа рыб? Мы погибнем с голода, ежели пойдем сквозь пустыню без запаса.
— Лучше погибнуть в пустыне, нежели обитать в сем ненавистном месте! — вскричала жена моя.— Я умру с печали, ежели мы далее здесь останемся.
Сказав сие, схватила она очарованное копие и, чтоб принудить меня к отправлению в путь, распорола острием оного в нескольких местах сети. Но едва сие воспоследовало, я увидел ее превратившуюся по-прежнему в рыбу и бросившуюся в реку.
Рассудите о моей горести и отчаянии: едва в первых стремлениях не бросился я сам в воду. Со временем хотя печаль моя несколько уменьшилась, но я очень несчастен: лишение возлюбленной Милостаны напояет отравою все дни мои. Я уповал, что когда-нибудь гнев небес смягчится, и считал, что наконец удастся мне опять поймать мою дражайшую рыбу. Для сего начал я починивать мою сеть, но едва завязал одну ячейку, представилось мне, что я вижу на поверхности воды плавающую возлюбленную мою Милостану в виде прекрасной рыбы. Я бросил мою работу, бежал к реке, но привидение исчезло. Предаваясь печали, возвращался я в мою хижину, где находил изобильную, неизвестною рукою приготовленную пищу, от которой и вы вкушали.
Десять лет уже проходит в этом моем горестном состоянии. Всякий день до несколька раз принимаюсь я починивать сеть мою, и всякий раз являющаяся мечта отводит меня к реке и, исчезая, наполняет чувства мои горестию о уроне моей возлюбленной Милостаны. Сеть моя не починена, и я не имел надежды когда-нибудь увидеть свое счастие, если б за месяц пред сим не случилось со мною странного приключения, разлившего в душе моей приятное упование.
Когда при восхождении солнца я вышел на обыкновенную мою работу и хотел завязывать прорезанную очарованным копием сеть, не мог я найти потребного к тому припаса: челнок и нитки пропали. Искав оных без успеха, пришел я в великую досаду, и в том, как я бегал, продолжая мое искание, споткнулся я и упал, зацепясь ногою за очарованное копие, которое сам вынес из моей хижины.
— О, проклятое оружие! — вскричал я.—Ты причиною всех моих несчастий.
Я не знаю, почему я сказал сие, но в гневе никто не может говорить порядочно: я был вне себя и, с досады схватя оное копие, переломил его надвое. Едва я учинил сие, как весьма знакомый мне голос кликнул меня по имени. Я оглянулся и увидел, как снег, белую птицу, сидящую на жердках, на которых висела сеть. Не ожидал я, чтоб птица сия могла говорить, если б оная не вывела меня из сомнения, начав ко мне следующее:
— Доброслав! Ты никогда не починишь своей сети, и не сие средство к возвращению твоей супруги. Однако ж ты весьма разумно учинил, что переломил очарованное копие: счастие многих особ от сего зависело. Имей надежду, что и твои злополучия вскоре окончатся. После известного числа дней увидишь ты пришедшего к тебе человека для осведомления о твоих приключениях: отнюдь не открывай ты ему оных, если он не обяжется клятвою предприять следующее опасное предприятие. В южной отсюда стороне находится холм с растущим на нем деревом, учинившимся из тела Зловуранова. Холм сей неприступен, и растущее на нем дерево вершиною своею достигло почти до облак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74