Звенислав не понимал, что сие значило, и получил желание взойти к нему. После чего Златокопыт обратился к своему корму, а Звениславу так холм сей полюбился, что он расположился спать на оном. В глубокую полночь он был пробужден колебанием холма; он вскрыл глаза и увидел пред собою стоящего богатыря необычного роста. Броня на нем светилась подобно свету вечерней зари.
Изумленный Звенислав вскочил и, схватя за меч свой, говорил:
— Богатырь! Дружество или неприязнь приводит тебя?
— Не опасайся, непобедимый владетель Златокопыта и Самосека,— отвечал ему он.— Тень Тугорканова приветствует тебя. Отдай почесть могиле его, на которой ты стоишь.
Звенислав поклонился привидению и, вырвав несколько волос из головы своей, привязал оные к копию своему и воткнул оное в холм. Тень оказала знаки своего признания и, приглася его сесть под деревом, вещала ему:
— Я надеюсь, Звенислав, известны тебе мои приключения, но ты не ведаешь о коне и мече, которым владеть доставила тебе твоя неустрашимость; я расскажу тебе опое, и тем охотнее, что желаю предварить тебя о некоторых предосторожностях, кои необходимо тебе знать должно.
ПОВЕСТЬ О КОНЕ ЗЛАТОКОПЫТЕ И МЕЧЕ САМОСЕКЕ
— Когда я в жизни моей, по повелению старославенского князя Асана, послан был в Индию на помощь царю Ценувирану против короля Кащея, прозванного Бессмертным, тогда я, следуя, узнал о сем коне. Оный обретался на острове Сарендибе, под сохранением чародейством сделанного исполина, которым управляли дух Полифем и дочь морского царя, именем Асталия. Наслышавшись много о нем славного, возымел я непреодолимое желание овладеть оным. Я обратил путь мой к первому пристанищу морскому, надеясь сесть в оном на корабль и, достигнув помянутого острова, испытать моего счастия. Дорогою спрашивал я у многих, желая узнать обстоятельнее, но никто меня не мог в том удовольствовать, все мне сказывали, что это только выдуманные басни, что остров сей никем еще не открыт и никто не ведает, в котором он месте. Корабельщики отказывали меня везти, объявляя, что они не намерены странствовать по морям, в коих путь им неизвестен. Огорчась оным, ходил я близ пристани, находящейся в Зеленом море, в великой задумчивости, и был остановлен мужем глубоких лет, который имел седую бороду, простирающуюся до самых колен.
— Храбрый славянин!—говорил он мне.—Я знаю причину твоей задумчивости, но не отчаивайся удовлетворить твоим славным желаниям! Последуй за мною!
Я поклонился ему и шел за ним. Он привел меня в дом свой, находящийся в приятной роще.
— Не удивляйся,— начал муж сей,— что мне известна причина, тебя беспокоящая; я кабалист Тугоркан, и если ты в память мою согласишься принять на себя мое имя, то я дам тебе наставление, каким образом достигнуть Сарендиба и овладеть Златокопытом. Я предузнал по моей науке, что ты рожден под счастливым созвездием, и успех будет следовать многим твоим предприятиям.
Я упал пред ним на колени, убеждал его сделать мне наставление и клялся ему, что с сего часа не токмо принимаю его имя, но и буду почитать его вторым моим отцом. С того времени в самом деле переменил я мое имя, которое было мне Славорон, и назывался Тугорканом. Ведай, начал кабалист, что остров сей невидим, и никто не может во оный достигнуть, не овладев на перед мечом Самосеком Меч сей хранится в алмазной горе, находящейся на вершине реки Гангеса, оный сотво рен самым обожаемым в здешних странах Иксором, но как бог сей, узнав важность сего оружия, не хотел, чтоб оное было употребляемо, то запер оное во внутренность сей алмазной горы, кою нарочно для того воздвиг Сила меча сего состоит в том, что носящий оный не может быть никем побежден, никакое оружие, никакое искусство не может дать оному раны; напротив, он мечом сим рассекает крепчайших исполинов наполы и может один побивать целые войски, ибо меч сей без рук действует, по приказанию оным владеющего. Если ты достанешь меч сей, тогда с оным откроешь остров Сарендиб и учинишь оный всем видим и приступен; оным убьешь ты чародейного исполина, отгонишь духа Полифема и убьешь дочь морского царя
Теперь должно уведомить тебя, что значит конь Злато-копыт. Дух Полифем сватался у морского царя за дочь, которая казалась ему совершеннейшею красавицею, для того что цвет лица ее блистает, как зеленая финифть, и волосы ее составляют различных родов змей, а притом она человекам, населяющим поверхность земли, толь опасна, что воззрением своим обращает их в камень. Царь морской не мог отказать сему князю духов и союз с ним считал великою для себя славою и выгодностью; но дочь его находила к браку сему крайнее отвращение. Причиною сего была тайная любовь ее с морским чудом, которому она и дозволила похитить себя в самое то время, когда отец ее, невзирая на упорство своей дочери, хотел совершить сию свадьбу. Чудо морское увезло ее на остров Сарендиб, куда дух Полифем не мог приближиться, не убив наперед морского чуда, а сего он и не мог учинить в рассуждении того, что чудо морское, овладев своею возлюбленною, из острова оного ни на шаг не выступало. Раздраженный тем дух прилагал все силы своего адского искусства, чтоб отмстить своему совместнику Но как талисман, на котором основан был сотворенный чудом морским остров сей, не допускал его на оный войти, то Полифем прибег к хитрости. Дочь морского царя была великая охотница до жемчужных раковин; чудо морское сам любил оные и приносил на пищу своей любовнице Дух скинулся одною таковою раковиною и вместе с другими был чудом морским пойман и принесен к царевне, когда оная сидела на берегу и отошла на несколько шагов в воду. Дух употребил сей благополучный случай в свою пользу: он схватил царевну и унес, а чудовище, не смея с ним сразиться, укрылось в своем острове. Полифем не считал похищенную достойну своего почтения и, без дальних околичностей оную изнасиловав, дозволил ей возвратиться к прекрасному своему любовнику; но, прощаясь с нею, объявил ей, что она родит коня, который умертвит его совместника и будет причиною, что и сама она за него лишится своей жизни; что конь сей, происходя от бессмертного, не будет ни умирать, ни стареться и в свое время будет служить двум богатырям славенским, коим разумом своим поможет к великой славе. Царевна морская с печалью возвратилась к своему чудовищу и чрез девять месяцев родила коня Златокопыта. Хотя она и открыла любовнику своему как о несчастии своем, так и о предсказанном от духа, но чудо морское не поверил, чтоб она могла быть беременна, кроме от него, и для того воспрепятствовал ее намерению, чтоб оного коня разорвать на части при самом его на свет происшествии.
Судьба предназначила ему погибель, которой он не мог укрыться, и едва лишь принял мнимое свое детище, чтоб облобызать оное, как Златокопыт ударил его ногою в лоб толь жестоко, что чудовище упало бездушно. Дочь царя морского хотела отмстить убийце за сию дражайшую ей жизнь, но как со смертью чуда морского очарование острова кончилось, то Полифем предстал к ней и в том ей воспрепятствовал. Раздраженная царевна, оставя духа, погналась за Златокопытом, но дух покрыл его стальною великою чашею и убитого чуда морского обратил в стального ж исполина, который и начал защищать вход к чаше, находящийся сквозь золотые дверцы, запертые волшебным замком С того времени остров опять учинился невидим, а дочь морского царя ежедневно сражается с исполином, желая растерзать коня Дух приходит помогать исполину, царевна оставляет исполина, бросается на него и дерется с ним, поколь не выбьется из сил.
Теперь я предуведомил тебя о всем,— продолжал кабалист,— но более не могу дать тебе ни в чем наставления, ибо есть случаи, в которых и мы удерживаемы бываем помогать тем, коим желаем. Иксора, желающий, чтоб ты сам возвысил свои заслуги, явясь мне во сне, сие запретил; однако возьми сей шелом и следуй к алмазной горе на юг.
Кабалист подал мне оный и сказал, что я могу теперь идти. Я поклонился, и как кабалист выговорил мне решительным видом, то не смел более утруждать его моими вопросами и, вышед от него, сел на коня моего Целый день ехал я, не рассуждая ни о чем, как о надежде, кою влияли в меня слова кабалистовы; наконец, по утом лении коня моего, остановился я ночевать. Я рассматривал данный мне шелом и не нашел в нем ничего особливого, кроме прекрасного алого пера, украшавшего верх его. Тогда разные приводящие меня в сомнение мысли начали беспокоить мои рассуждения. Я не доверял уже словам кабалистовым, но чувствовал, что не можно мне победить внутреннего желания искать толь славной вещи, какова была меч Самосек.
Я возложил шелом на голову и заснул. Но как велико было мое удивление, когда, проснувшись, увидел я себя при подошве алмазной горы! Сначала радовался я чрезвычайно, все казалось соединяющимся, чтоб меня восхищать. Солнце на восходе своем ударяло лучами в блестящую гору, и при каждом оных отражении я мнил видеть тысячу ослепляющих взоры мои солнцев. С другой стороны, где лучи всемирного светила не преломлялись к глазам моим, части алмаза горели разноцветными огнями. Самый меч виден был сокрытый в недрах горы. Тогда радость моя обратилась в уныние, я не мог вообразить, чем бы можно разрушить твердость алмаза, который казался быть во всей горе цельный. Я изломал мой меч, копие из себя от досады. Смешно покажется, что от нетерпеливости вздумал я разбить голову о гору, кою не мог разрушить, однако если и предался я сей глупости, то не первый: многие мстят противящейся судьбе самоубийством
Я разбежался и ударил головою моею, вооруженную в шелом, данный мне от кабалиста. В сию минуту гора вся разлетелась в пыль и, обратясь в дым, сокрылась в глазах моих, а непобедимый меч учинился моею добычею. Тогда-то вспомнил я о моей глупости и был крайне оною доволен, ибо то участь человеческая, чтоб радоваться о дурачествах, кои проходят нам без наказания Я довершил оную обрядами, с каковыми взял я и опоясал по себе Сам осек.
Когда прошли первые стремления моего восхищения, узнал я, что нет моего коня. Я не ведал, что мой шелом мог мне оказать услугу, чтоб доставить меня к морю, и для того шел я пешком целых три дни, поколь достиг к морскому заливу Но достижение в сем желании родило новую неудобность место оное не токмо не имело корабельного пристанища, но и представляло необитаемую пустыню.
Я сел на крутом береге морском и углубился в размышления, в коих, повеся голову, сронил с оной мой шелом в море Урон сей столько поразил меня, что я без рассуждения бросился за оным с утеса. Однако вместо воды попал в позлащенную и устланную персидскими коврами ладию, коя учинилась из моего шелома при самом прикосновении оного к воде. Я не успел еще опомниться, как ладия, хотя не имела ни весел, ни парусов, повезла меня с неимоверною скоростию. Благодаря богов и благодетеля моего Тугоркана за сию неожидаемую помощь, увидел я себя у невидимого острова Сарендиба, который присутствием при мне Самосека утратил свое очарование.
Лишь только вступила нога моя на берег, шелом мой из ладии обратился по-прежнему, но вид оного учинился подобным наилучшему зеркалу Я надел оный и пошел внутрь острова. Первое представилось глазам моим сражение духа с дочерью царя морского. Полифем в образе одноглазого исполина поражал ее железною дубиною, а царевна обращала на него всех своих змей и железные когти мерою более аршина; она изломала в куски дубину, и может бы, дух имел немного выгод, если б я с обнаженным Самосеком не устремился поразить их обоих. Дух исчез, а дочь царя морского, не видя своего противника, обратила всю свою лютость на меня Тогда я узнал цену подарка, данного мне кабалистом; она, приближась ко мне и готовясь уже разорвать меня своими когтями, увидела лицо свое в зеркальном моем шеломе и в то ж мгновение ока обратилась в камень. Я не дожидался, чтоб вол шебство ее пришло к ней на помощь освободить ее из сего очарования, и впервые испытал силу меча моего; оный одним ударом разделил окамененную царевну с головы до ног на две равные половины. Когда избавился я от одного чудовища, другое готово было принудить меня к обороне; чародейный исполин взнес на меня стальную свою дубину с шипами. Надлежало бы желать свидетелей сего побоища. Исполин поражал в меня крепчайшими ударами, но я отводил оные мечом моим и успевал рубить его, так что исполин при каждом взмахе лишался какой-нибудь своей части. Чародейство подкрепляло его столько, что оный, лишась головы и нижней половины тела, не преставал драться; однако был изрублен мною в куски, и при последнем ударе все части оного обратились в прах. В сие мгновение услышал я страшный голос Полифемов.
— Ты победил, неустрашимый богатырь,— говорил он мне.—Ты достоин владеть конем Златокопытом; но не думай, чтоб я противился тебе в овладении сим неоцененным конем; если я подкреплял очарованного исполина в сражении с тобою, то затем только, чтоб испытать твою храбрость. Впрочем, ведай, что я открыл о всем кабалисту Тугоркану, наставившему тебя; и одно лишь остается, в чем мне должно предварить тебя. Если ты хочешь владеть Златокопытом и Самосеком, не прикасайся ни к какой женщине, ибо после сего лишишься ты оных и Баба Яга похитит их; ты вечно уже не возвратишь оных. А хотя один неустрашимый богатырь из твоего народа чрез несколько веков и освободит коня и меч из рук хищницы, но как уже определено в книге судеб быть ему влюбленну и женату, то и он владеть ими будет только до тех пор, когда возляжет на брачный одр. Тогда оные возьмутся на небо и учинены будут созвездиями, и смертные лишатся сих драгоценностей. Впрочем, шелом твой уже для тебя больше не нужен: Злато копыт имеет дар доставлять все нужное и пособлять в крайностях.
Сказав сие, дух замолк, и свист вихря оказал, что он удалился.
Я не ожидал, чтоб благодетель мой кабалист захотел меня оставить на пустом острове, и потому счел, что помощь оного уже для меня более не нужна; я прибег к моему Златокопыту.
Любезный конь - говорил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74