Отец его при самом его рождении, во время междоусобных браней, убит бунтовавшими финнами. Нежная его супруга не могла снести сего урона, и в малые дни горестию вселена в гроб; а Булат в младенчестве при разграблении дому своего похищен был в пеленах бунтовщиками, кои и отдали его за один княязь некоторому, пожелавшему купить его, пустыннику. Кто таков был сей пустынник, я со всем моим старанием проведать не мог, но по всем чрезвычайным его свойствам заключаю я, что был то из числа духов, хранивших златый сосуд.
Сей пустынник воспитывал его своими руками. Львиное молоко, коим он поил его, действовало, что он возрастал не по годам, а как говорится, по часам, и, всасывая в себя соки крепчайшего на свете зверя, утверждал свои мышцы к хранилищу сверхъестественной силы. Десяти лет он мог уже выдергивать великие дубы из корня, к чему может быть действовало помощию то, что пустынник, пред даванием питомцу своему молока, охлаждал в оном раскаленный булатный меч; по крайней мере, известно, что по тому получил он свое имя. Все, могущее влиять в него склонность к добродетели, соединить сию с его природою и намерениями, не было упущено в попечениях оного пустынника.
По достижении Булатом двадцатилетнего возраста был он образец благонравия и со всеми достоинствами к вступлению в звание богатыря. Сего довольно было возбудить во мне и моих адских собратиях жестокую к нему ненависть. Мы не могли предвидеть, к чему небеса предопределяют сего редкого юношу, но не могли и ожидать в нем, кроме злейшего себе неприятеля; а сего достаточно было привлечь нас последовать ему всюду и в малейших его действиях, предпоставляя ему хитрейшие искушения. Все, казавшееся нам удобным к нарушению его добродетели, было истощено, но, к досаде нашей, навсегда без успеха. Ненавистный пустынник умел уничтожать наши лести и удержать в своей власти невинное Булатово сердце. Колико коварнейших сетей расторг он доблестно! Со всем тем я не отчаивался улучить время, и от природы ожидал помощи, чтоб учинить его неспособным к званию, в которое посвятил его пустынник.
Между наставлений, подаванных от него ему, слышал я заповедь, воспрещающую богатырю покориться прелестям нежного пола прежде совершения трех отличных подвигов; сие-то и казалось мне тем, где могу я восторжествовать. Я ведал, что происхождение природы гораздо превосходнее происхождения разума. Первая есть дело богов, а другое деяние человеческое, и что по сей причине часто разум уступает природе, следственно, от чувств его возраста ожидал, что оные покорятся побуждениям врожденным
Пустынник совершил уже свои наставления богатырю рускому; повелел ему идти для сыскания приключений, могущих имя его прославить Он простился с ним навсегда и не дозволил, кроме трех дней, медлить в его пустыне. С тех пор Булат не видал своего наставника, но, почитая таинственным законом трехдневное пребывание в его жилище, заключил до того времени из оного не исходить. Тогда-то ожидал я успеха в моем намерении.
В первые два дня старался я внушать ему во сне рос мечтания, чтоб приготовить его к преступлению обета своего наяву, он видел себя многократно победителем в опаснейших приключениях, окруженна славою и честию; избавителем прекраснейших царевен от хищных исполинов; родители их угощали его великолепно, предлагали наследниц своих в супружество, придворные красавицы предлагали ему прелести свои к услугам и тому подобное. Но богатырь, пробуждаясь, забывал о сих мечтаниях и помышлял только о том, что нет у него оружия; он на сей конец выдергивал великие деревья с корнями и испытывал крепость оных ударением о каменный утес; однако ж, раздробляя оные единым ударом, воображал, что данная ему бессмертными сила должна получить от оных пристойное себе оружие, и ожидал, что за тем только и должно ему медлить три дня в пустыне.
Проникая по сим обстоятельствам в его мысли, учредил я новое ему искушение, которое при том согласовалось и с моим намерением. Я претворился в образ шестнадцатилетней девицы, одаренной наивозможнейшими прелестями невинности и красоты, и имеющей на себе столько одеяния, чтоб лишь не можно было почесть совсем нагою; но чтоб взоры его не имели труда досадовать на вежливость портного, гнилую лутошку обратил я в вид богатырского обоюдного меча, и с оным, окружась темным облаком летел к отверстию пустынникова жилища, где Булат покоился крепким сном. Я изумился, нашед близ его богатырскую дубину, и тотчас вознамерился оную, как препятствие в моем предприятии, похитить, но прикосновение к ней прошло мне не даром; я опален пронзительною молниею и принужден обратиться в бегство. Я взял мое прибежище к Демономаху, начальнику чародеев, и сей по таинственному своему искусству познал, что в сей дубине вложена часть скипетра великого Чернобога и что потому владеющий сим оружием безопасен не только от всех возможных нападений, но и от силы самого ада Больше сего, кем сооружена сия дубина и каким образом принесена к богатырю, мы не могли проведать.
Не можно изобразить вам досады, восчувствованной мною от толикого препятствия в моем предприятии коим уповал я оказать великую услугу начальнику моему, адскому князю Астарофу Однако ж по внушению его надеялся произвести то лестью, чего не можно было силою; я предстал в сказанном уже мною образе девицы с мнимым мечом к спящему богатырю и ожидал его пробуждения. Но, к удивлению моему, прошли два месяца, в которые сон, невзирая на все покушения мои к разбуждению Булата, владел им Я сравнивал заповедь пустынника о трехдневном только в пустыне его пребывании с сим двухмесячным сном и не мог извлекать из того иного заключения, кроме что сон сей есть действие непосредственное от богов, служащее к лучшему укреплению сил в богатыре, как то и в самом деле было; ибо после узнал я, что Булат, проведши двухмесячное успокоение, мог целые два года бодрствовать без малейшего природе своей отягощения. Наконец сей несносный мне богатырь проснулся.
Первый предмет, представший взорам его, был я, или, лучше сказать, привиденная девица. Он с великим удовольствием насыщал зрение свое прелестями, коих до того времени еще не видывал. Я примечал действие всесильной природы по рождающемуся на щеках его розовому пламени и для того не медлил пользоваться сим расположением чувств юности. Я подошел к нему с нежным взором и, взяв его руку, говорил ему:
— Богатырь, определенный к славным подвигам! Сетование твое о недостатке оружия услышано бессмертными. Я предстаю по их велению, чтоб учинить тебя владетелем меча сего, если только согласишься ты исполнить некоторые условия, от коих, может быть, ни один смертный отказаться не в состоянии. Ведай, что я единочадная дочь славного царя волшебников; родитель мой препровел всю жизнь свою и истощил всю силу знания своего в сооружении меча сего, который владеющего им учиняет непобедимым. Но со всею его таинственною наукою, хотя посредством оной мог он повелевать стихиями, не в силах, однако, был укротить одного бунтующего своего подданного, который, овладев волшебною его книгою, изучился по оной всем чрезъестественным знаниям и учинился ему в силах равен Питаемая им ненависть к своему господину побудила его учинить ему жесточайшее озлобление: когда не мог он действовать над моим родителем, вздумал он чрез меня приключить ему смертельное огорчение. Бунтовщик знал, что никто не может достигнуть на престол родителя моего, как мой будущий супруг, и посему, пред прияв воспользоваться оным правом, учинил меня в глазах всех мужчин толь гадкою, что ни один из них не может взирать на меня без отвращения. Но ты, любезный богатырь, видишь, что я заслуживаю лучшую участь, нежели бы остаться вечно девицею!
Сей возглас провождаем от меня был с таковым взором и нежным пожиманием руки, что богатырь просил меня скорее кончить мою повесть и объявить условия; я чувствовал, что рука его, заключенная в моей, дрожала.
Бунтовщик,— продолжал я,— ожидал, когда уже я не могу по очарованию его сыскать себе пристойного жениха, то принуждена буду выйти за него. Родитель мой, объясняя мне все обстоятельство его умысла, прилагал великое старание выдать меня замуж; он действовал всеми силами своего знания, но бесплодно; все призыванные им на сей конец царевичи и богатыри, взглянув только на меня, содрогались и уезжали тайно из нашей столицы. Естественно, что отец мой, полагающий во мне всю будущую свою надежду, восчувствовал от того великую печаль, повергшую его в гроб. Пред смертью своею вручил он мне сей меч, сказав:
— Дочь моя, если ты не будешь счастлива, чтоб какой нибудь добродетельный богатырь разрушил очарование нашего злодея, по крайней мере не достанешься ты ему в добычу, ибо владение мечом сим сохранит тебя от его хищности. Желающий владеть сим непобедимым оружием долженствует прежде учиниться твоим супругом. Я заклинаю тебя не нарушать сего условия, ибо оное избавит тебя от нашего врага, не могущего коснуться к человеку имеющему сей меч.
Три дня прошло после предания земле тела моего родителя, как в одно утро блестящее облако, влетев в окно моих покоев, произнесло глас, повелевающий мне вручить тебе, о Булат, меч сей на необходимом условии учиниться моим супругом. Оно принесло меня сюда, и я давно уже дожидалась твоего пробуждения, не смея нарушить сна, рассыпающего на лице твоем приятности, рождающие во мне желания, коим стыдливость моя едва может противоборствовать. Теперь скажи, любезный богатырь, находишь ли ты меня довольно отвратительною, чтоб не последовать воле богов, желающих учинить тебя владетелем непобедимого оружия?
— О прекраснейшая царевна! — вскричал Булат, схватя мои колена.— Сии условия, которые самих богов могут учинить благополучными.
Я опустил руки мнимой красавицы на его шею; уста богатыря коснулись ее груди.
Я чаял восторжествовать, но вдруг сей, покровительствуемый небесами, воспрянул из своего заблуждения и, вырвавшись из очаровательных объятий, отскочил.
— О боги,— вскричал он,— едва я не помрачил достоинство моего звания! Сколь ни прелестны ваши, несравненная царевна, предложения, но я не могу оными пользоваться; я не совершил еще никаких подвигов. Закон моего чина и принесенные при вступлении в оный клятвы обязуют меня сохранить чистоту моего юношества. Владейте вы своим мечом и ожидайте от времени и моего счастия, что может быть заслужу я оный с вашею рукою. Между тем боги пошлют мне оружие... Ах! я вижу оное! — вскричал богатырь, взглянув на близ лежащую дубину, и схватил сию в руки.
Бесплодно старался я уверить его, что сия нечаянно оказавшаяся дубина должна быть лишь очарованная палица, подложенная от врага ее затем, чтоб воспрепятствовать ему в счастии овладеть непобедимым мечом и престолом царя волшебников; тщетно напрягал я действие зараз мечтательной красавицы, ее убеждения, слезы, чтоб побудить его к скорейшему заключению брака. Он отверг все мои доводы и лишь желал испытать, справедливо ли мнение мое о найденном им оружии действием моего меча. Легко догадаться можно, что я не в состоянии был па сие согласиться; я чаял ласками девицы успеть еще в моем намерении и для того заключил его в привиденные объятия. Я употреблял лесть и силу, но по несчастию, которому и духи иногда противиться не могут, меч мой между тем коснулся Булатовой дубины и получил настоящий вид свой: лутошки. Богатырь сие приметил; он пришел в великий гнев, что я дерзнул поставить ему таковое искушение, и дал дочери царя волшебников столь сильную пощечину, что оная исчезла и настоящий Астулф лишился притом левого уха.
Богатырь, восторжествовав своею победою, благодарил небеса как за избавление свое в толь опасном искушении, так и за ниспосланное ему оружие, коего действие он уже испытал над очарованием, и, нимало не мешкав, пошел в места, где призывала его слава.
Тогда еще в руской державе продолжались междоусобия. Булат пристал к стороне законного своего государя и дал ей таковый перевес, что вскоре мятущиеся финны принуждены были в покорности ожидать своей судьбы. Разумное правление вельможи Драшка, уровнявшего их с победителями, предположило вечный мир в сердцах их, наполняя оные вместо кичливости и вражды благодарностию. Булат, не имеющий упражнения по своему званию, готовился искать опаснейших приключений и разведывал о случаях, достойных его подвига.
— Я с моей стороны,— продолжал Астулф,— имея к прежней моей против Булата ненависти новое озлобление, что лишен был левого уха его рукою, не упускал его из вида, неусыпно стараясь нанести ему каковый-нибудь вред.
В то время появился в Варягии исполин необычайного роста и силы. Оный требовал у варяжского князя, чтоб сей отдал ему добровольно свою корону или бы противопоставил ему богатыря, могущего на единоборстве с ним оспорить сие его требование. Смежность Варягии с областями рускими подавала мне надежду, что Булат при первом призыве на подвиг не пропустит искать в оном своей славы. Уверясь в сем, обратился я к товарищам моим князьям тьмы для совету, каковым бы образом учи нить действие оружия Булатова, не действующим на исполине, и тем бы приключить неизбежную погибель ненавидимому мною богатырю. Посредством крайнейшей силы очарования составили мы воду и, облив оною у спящего исполина голову, обратили сию в крепчайшее железо. Вдобавок к тому я с тысячею подвластных духову отряжен был помогать исполину и подхватывать во время сражения удары, имеющие упадать на его тело.
Между тем варяжский князь, устрашенный таковым требованием исполина, не знал, что делать. Все витязи его, имевшие усердие к своему государю и довольно храбрости, чтоб сразиться с исполином, были жертвою своей неустрашимости и погибли на поединках. Отчаянный монарх засел в своей столице и послал гонцов во все страны света, призывая богатырей на подвиг. Булат первый из оных услышал клич сей и первый предстал варяжскому государю с предложением услуг своих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74