Смертоносный смрад заражал всю окрестность сего адского сборища. Предчувствуя важность сего открытия в пользу моего отечества, приклонил я внимательное ухо и ожидал, что произойдет в сем богопротивном совете.
— Могущие силы и власти сонмища, спорющего с небесами!—начал Астароф.—Я собрал вас на совет для предложения важного вопроса: чем должно низложить крепость народа, покровительствуемого богами и пришедшего победить страны финнов, обожающих меня и вас вместо творца своего? Известно вам, с какою твердостию противоборствовал я воле небес, предающих мою державу в область народу, мне ненавистному: едва только русы двинулись с востока, я не ослабевал противопоставлять им всевозможные препятствия на пути их. Я возбуждал на них все стихии, внушал к ним ненависть во всех народах, сквозь области коих им проходить должно было с твоею, о Демономах, помощью рассевал я ядовитые травы и плоды, чтоб скоты их и сами они, по необходимости вкуся, погибали.
Но все то осталося тщетно: ненавистный мне отец вождя их Аспарух уничтожал все сии препоны: мудрость его, которой и сам я не могу не удивляться, низложила мои происки, он истребил яд приготовленной отравы и преобратил оный в здоровую нажить; он принуждал расступаться воздвигаемые мною на пути непроходимые горы, принуждал их давать свободные стези; возбуждаемые бури и громы прогонял он в необитаемые пустыни, а внушенную ненависть в народы укрощал он мечом, провождаемым победами и добродетелию, так что враги русов делались добровольно либо их союзниками, или данниками. Финны, в стране коих только веков обожалось мое имя, совершенно ими покорены и учинились им невольниками.
Правда, что не упустил я внушить гордый предрассудок в мысли князя Руса, через каковый он, подавая законы побежденным финнам, учинил своих славян над ними господами. Я довольно предвидел все долженствующие из того произойти следствия: финны питают неистребимую вражду к своим владетелям, при всяком возможном случае берут они оружие и наносят немалый вред своим утеснителям; сами русы способствуют своему ослаблению, междоусобствуя за участки владычества, коего они по себе уровнять не могут, и область русская неприметными шагами идет к своему падению.
Однако прозорливый Аспарух предусмотрел все случаи, он соорудил венец и златый сосуд с таковыми тайнами, что некогда русы должны воспрянуть от бедственного сна своего. Законы, предписанные на венце для государей, когда-нибудь вразумят их отнять неравенство у побежденных и учинить из них один народ и братство с их победителями. Тогда владычество наше в стране сей совершенно истребится. Русы хотя заблуждают в понятиях своих о творце своем, но они чистосердечно поклоняются небесной власти и проклинают силу адскую. Финны не следуют вере их только по вкорененной ненависти к народу, оную исповедающему; но они втайне одобряют святость оной, и когда отнимется причина ненависти, они отступят от меня, и имя Астарофа учинится чуждо и ненавистно посреди древних прельщенных его обожателей.
Далее скажу вам, хотя не проник я таинства, заключаемого для судьбины русов в златом сосуде, но ведаю, что, если бы оный с венцом Русовым похищен был в руки финнов, они бы славян учинили своими невольниками, и истинное познание творца никогда бы не просияло в странах их. Я не нахожу дальних затруднений в похищении венца Русова, ослабленная междоусобиями страна не может долго защищать оный, но иное обстоятельство с златым сосудом. Второй Аспарух, ученик его Роксолан, владеющий всеми его знаниями и покровительствуемый Чернобогом, содержит оный в неусыпном хранении на одном из островов северного океана и подкрепляется помощию стражи двух тем служебных духов, предстоящих престолу Чернобогову. Как уже потомство Русово нарушило закон, предписанный на венце, притеснением покоренных финнов, то время испытать нам свои покушения к похищению сих славянских святынь. Противопоставим силу силе; должно воздвигнуть чародеев и воспитать оных с непримиримою злобою к славянам. Я берусь за сие, а Демономах должен обогатить их всеми тайнами адского искусства. Когда будет таковый, кто может сразиться с Роксоланом, мы можем облегчить борьбу его битвою со стражею духов служебных; не раз уже победы их над нами делали мы сомнительными. Теперь ожидаю я вашей помощи и совета, могущие князи тьмы; нареките орудие, долженствующее послужить нам в сем достохвальном предприятии.
Тогда Астулф, восстав с места, просил о внимании и предложил:
— Я, имеющий достоверное сведение о всем, происходящем в концах света, знаю, что вчера в народе финском близ Голмгарда родился младенец, достойный нашей радости. Он произошел от отца, убившего своими руками своих родителей, и от матери, поядающей собственных детей своих; а как нет сомнения, что чада заимствуют с кровию все свойства давших им жизнь, так что от добродетельных добрые, а от развращенных злые на свет происходят, то поистине младенец Змиулан достоин нашего воспитания и обогащения дарованиями князя Демономаха.
Все собрание восплескало от восхищения и определило Демономаху похитить сего Змиулана от грудей лютой его матери, чтоб оная не сожрала его рановременно и тем не уничтожила бы намерения, заключенного в совете адском. Сей князь злобы принял на себя усердно сие возложение. Я видел, как он похитил его от сосков его матери и, отнесши в пещеру гор Валдайских, положил на постелю, приготовленную из ядовитых трав, как он в виде страшной женщины питал его вместо млека змеиною кровию и как вдыхал в него адскую злобу.
Змиулан взростал чрезъестественно, и в шесть месяцев достиг почти исполинского роста и учинился столь злобен, что я, примечающий его в волшебном зеркале, видел в нем непреодолимое желание и всегдашние покушения задавить и растерзать адскую свою кормилицу. Демономах учил его всем чародейным знаниям и менее нежели в год учинил его страшным не только смертным человекам, но и самому аду. Он мог принуждать к повиновению всех служебных духов адских и, призывая, повелевать ими, как своими невольниками; имел власть превращаться сам и превращать все, что бы ни вздумал, в различные виды; воздвигать бури и войну стихии на вред человеческому роду; он мог узнавать о всем происходящем в свете и потому не пропускал злодействовать, где только видел возрастающее начало благоденствия.
В сих обстоятельствах оставил его Демономах непримиримым врагом славянскому племени и никогда не являлся пред него явно; но втайне он и все адское сборище водительствовали его действиями и склонностьми, для того что адские духи, не имеющие власти сами вредить Божию созданию, враждуют оному чрез таковых извергов человеческого рода, каков был Змиулан. Он, оставшись сам попечителем о своей жизни, удержал склонность свою к питанию змеиною кровью. Боги, извлекающие из всякого зла нечто доброе, употребили его в орудие очистить непроходимые Валдайские горы от размножившихся там великих змиев, чтоб со временем сии непроходимые пустыни учинились не только безопасными странственникам, но и могли бы заселены быть потомством размножающегося отродия русского. Змиулан на сей конец ловил змиев и, терзая оных, питался их кровию; а чтоб удобнее постигать сих вредных тварей и в самых глубочайших земных недрах, принял он сам образ змия, и столько оный возлюбил, что до самого гибельного конца своего в оном остался. В сем образе ловил он удобно не остерегающихся его змиев, и так оных истребил, что ныне не только в горах Валдайских, но и во всех пределах, занимаемых славянами, редко видимы сии чудовища. Остаток осторожнейших из них убежал в глубочайшие земные пропасти, но и там чародей изловил оных, и как не мог всех их вдруг пожрать, то в разных местах связал их волшебными вервями по нескольку вместе, чтоб оные не могли убежать и готовы были, как домашняя скотина, на всякий раз к утолению его алчности. Волшебные верви имеют действие свое только на годичное время, после того приобщаются они к телу того, что связуют От сего то произошли все чудовищи, наполняющие свет ужасом, когда глад принуждает их исходить на земную поверхность. Из числа сих был и тот двенадцатиглавый Смок, или, как римляне именуют, дракон, коего ты, храбрый Булат, убил в земле косогов.
Но обратимся к нашей повести Змиулан, по влиянной в него адом ненависти к славя нам, не пропускал нигде наносить им пакости. Но как я чрез служебных духов и кабалистику отвращал посылаемые им бедствия, то он пришел в великую ярость и клялся адом не прежде остаться спокойным, как узнает своего противоборца и растерзает оного в мелкие части
Сие было способнейшее обстоятельство, которое Астароф мог употребить в пользу своего намерения. Он предстал к нему в своем собственном ужасном виде и требовал клятвенного на душу его рукописания, без чего, говорил ему, не может он ни узнать своего противника, ни возмочь низложить оного. Злость Змиуланова считала требование сие малою жертвою, каковая только может принесена быть в ее удовлетворение. Чародей дал вечное рукописание на свою душу князю тьмы, написанное своею кровию; он с удовольствием раскусил себе губу чтоб употребить кровь из раны вместо чернил.
Приняв рукописание и учинясь вечным владетелем души Змиулановой, Астароф сделал ему темное обо мне описание; открыл ему место моего обиталища и вразумил, что до тех пор не может он со мною сразиться, пока которая-нибудь из чужестранных держав не овладеет венцом Русовым. Тогда может он противоборствовать, но не успеет низложить до тех пор, как овладеет златым сосудом, находящимся в его охранении.
В сих темных понятиях оставил его Астароф, обещав ему вспомоществовать всеми своими адскими силами.
Змиулан, до того времени занимавшийся одними только побуждениями своей злобы, познал теперь всю нужду сколь потребен ему советник к произведению такого важного действия. Он прибегнул к своей чародейной науке и ужасными заклинаниями привел весь ад в трепет По призыву его целые полки злых духов к нему предстали он видел между ими Астулфа, начальника духов весто-носцев. Сей князь гееннский явился в толпе мрачных сил не по убеждению власти Змиулановой, ибо он по дан ному рукописанию сам был раб ада, но по сходству склонности своей к злобе, чтоб спомоществовать чародею хитростию в произведения покушения его на златый сосуд. Он советовал ему отпустить всех духов, уверяя его, что силы их недостаточны удовлетворить его требованию, и сам взял на себя быть водителем его в сем предприятии.
По учинении сего Змиуланом коварный Астулф начал внушать ему о всех подробностях употребления тонкого разума, как оный обращать в пользу свою посредством предательства; он доказывал ему, что лесть, вероломство, убийство, измена и все то, что глупые смертные, называющиеся от таковых же простаков добродетельными, считают за дела безбожные, суть орудия, коими разумный человек должен действовать без всякого опасения, если только хочет достигнуть меты своих желаний. Он приводил ему в пример многих вельмож, кои означенными средствами производили великие дела на свете и, сидя в четырех стенах, могли ворочать, так сказать, своим отечеством, его государем и смежными областями. Змиулан находил тайное побуждение в желаниях души своей еле давать сему наставлению; Астулф проницал сие, и для того расположил с ним план к нападению на меня и отечество мое с разных сторон, чтоб тем удобнее было им низложить нас, если которая-нибудь из сих сторон не будет довольно защищаема от их хитростей. Однако ж все, что Змиулан чаял быть сокрытым от всех смертных, подробно представляло мне волшебное зеркало.
Как Астароф адскою своею пронырливостию проник, что благоденствие и восстановление русского народа заключается в сохранении законов, предписанных на венце Русовом, от коих потомки его уже начали уклоняться, то чаял он, что неминуемое оному падение воспоследовать должно тогда, когда с похищением венца сего и остаток наставления Аспарухова из памяти государей истребится. Но понеже адская и чародейная сила не в состоянии была покуситься на вещь, защищаемую Чернобогом, потому следовало употребить к тому посторонние руки какового-нибудь смертного. Астулф вразумлен был в том адским князем, по коего велению и предстал он к чародею, и для того говорил ему:
Прежде нежели сразимся мы с Роксоланом о зла том сосуде, ты ведаешь, сколь нужно лишить славян венца Русова. Доколь еще в народе сем останутся нравы добродетельные доколь еще государи их будут возбуждаемы к своей должности, трудно нам будет иметь каковый-либо успех. Но нет сомнения, что русы, по лишении венца сего, впадут во все пороки, и тем прогневают богов; они отнимут от них свое покровительство, и Роксолан без сей защиты будет слаб противостать тебе.
Однако ж не должен я скрыть от тебя, что хотя ты обладаешь всеми чрезъестественными знаниями, хотя превосходишь силами своими всех смертных, но без конечной своей погибели не можешь сам собою покуситься на татьбу венца Русова. Должно употребить к тому способную особу из простых смертных, и думаю, что не ошибусь я в определенном мною оной выборе. К западу за проливом Готфским есть три великие разбойничьи острова, народ, на оных обитающий, дик и кровожадлив. Управляет оным Царь-девица, которая поднесь еще величайшею своею славою поставляет разъезжать на больших лодках около берегов Варяжского моря, и грабить суда торговых людей. Я приметил в ней непреодолимую склонность к волшебной науке, но как в стране, толь дикой, нет обладающих сим превосходным знанием, то и осталась она поднесь с одним только желанием. Прозорливый Демономах нарочно отсрочивал удовлетворить ее только ему благоприятной склонности, чтоб подать ей в тебе достойного наставника и купно притом употребить ее орудием к похищению венца Русова. Шествуй, почтенный Змиулан, преподать ей некоторую часть великого твоего знания; но не пропускай внушать ей беспрестанно, что она никогда не достигнет совершенства в оном, поколь не будет иметь в своей власти венца Русова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74