ибо надлежало пропасть либо от чудовища, или с голода, для того что провоз съестных припасов всюду учинился невозможным. Вельможи, из коих каждый оплакивал уже потери сына, либо родственника, или целой волости своих подданных, не упорствовали против сего великодушного предложения.
Назначен день, в который по принесении к богам последних жертв умилостивления надлежало извести Света-ну на снедение чудовищу. Она неминуемо погибла бы, если б благодетельствующий косогам кабалист Роксолан не ускорил подать ей помощь, возбудя спящего богатыря Булата.
Он, явясь ему в сновидении, уведомил о славном подвиге, призывающем его в страну косожскую. Булат воспрянул ото сна, возвестил о явлении и, простясь с варяжским государем, осыпавшим его благодарностию и подарками, коих он, кроме одного багряного богатырского плаща, не принял, шествовал бодрственно на приключение, обещающее ему новую славу.
Между тем роковой час для княжны Светаны наступил; время молитв кончилось, боги не внимали воплю унылого народа, никто не явился защитить несчастный ее жребий. Одели ее в черное платье, и едва дышущий от горести родитель сам возвел ее на торжественную колесницу; он вез ее за врата градские, не помышляя ни о какой опасности, либо сам желая погибнуть с нею купно, или подкрепляемый иройским мужеством к произведению добродетельного своего вознамерения к благу общества.
Рыдающий народ омочал путь его чистосердечными слезами; болезненные вопли оного пронзали воздух и возле-тали на небо. Но сие позорище удобнее вообразить только сердцам чувствительным, нежели мне, повествователю, начертать пером моим; должно быть самовидцу или иметь понятие о том, сколько трогает любовь монаршая подданных, видящих толь крайний опыт попечения о спасении отечества, чтоб представить в мыслях жалостное оное шествие. Не было никого, кто б ни пронзен был совершенным сетованием; всяк рыдал, всяк желал испустить душу свою к спасению Светаны; однако ж никто не остановил течение коней, везущих смертную колесницу своей государыни, и оставался проливать слезы в стенах градских.
Князь косожский, в последние обняв свою возлюбленную дочь, упал в обморок; усердные вельможи отвезли его во дворец, а княжну оставили на произвол судьбы и чудовища. Оная полумертва брела к великому камню, где обитал Смок, чтоб скорее скончать свои мучительные минуты. Сколь ни ужасно было ожидаемое позорище, сколь ни поражены были вельможи и народ, однако ж многие взошли на градские стены, чтоб в последние благословить душу своей княжны, когда оная полетит на небо, а особенно усердные жрецы, коим запертие города не дозволяло ходить по деревням, для обманывания народа и собирания богоговейных сребреников в кошельки свои, с нетерпением ожидали сего благополучного часа своему отечеству.
Но Смок, удалившийся на добычу, медлил предстать со своими спасительными на тот раз косогам челюстями. Уже набожнейшие из жрецов троекратно с надлежащим умилением воскликнули:
— О бичь богов, ужасный Смок! Приди взять свою жертву и оставь страну нашу!
Наконец крутящаяся вдали пыль столбом показала быстрое шествие чудовища. Зрители вострепетали и готовы были зажать глаза свои, чтоб не видать жалостного действия, которое, однако, они посмотреть вышли.
Болезненные восклицания возобновились, но остановлены были появлением двух богатырей. Один из них шел пешком быстро, опираясь своею тяжкою дубиною, а другой, вооруженный полными доспехами, скакал на добром коне, и раздувающиеся у оного пламенные ноздри доказывали, что богатырь в пути своем не медлил. Оба они вдруг приспели к великому камню.
Конный соскочил опрометью и, воскликнув:
Боги!.. Светана! В какой час. и в каком ты состоянии! — бросился к ней с объятиями, а пеший стал, опершись на свою дубину
Княжна, которая была почти без чувств, пришла в себя; слезы, упавшие из глаз приспевшего всадника, горячестию своею ее возбудили.
Ах, возлюбленный Киган! вскричала она,— Еще боги ко мне милостивы, еще я тебя вижу!.. Но удались, я должна погибнуть. Не умножай смертельной моей горести своею опасностию.
Мы погибнем вместе,— говорил Киган,— или чудовище растерзается моими руками.
— Да,— сказал холодно богатырь, опершийся на свою палку,— если Булат позволит тебе отнять у себя честь такого славного подвига. Смоки не везде попадаются» Довольно с тебя, чтоб ты утешал сию девицу, между тем как я стану управляться с чудовищем.
А, ты тот славный богатырь руский, убивший железноголового исполина,— сказал Киган с удивлением—Я почитаю твою неустрашимость, но не соглашусь никогда, чтоб кто-нибудь, кроме меня, был избавителем моей невесты.
Избавляй ты ее во всех других случаях,— подхватил Булат,— а теперь... сказать правду, я не люблю делиться ни с кем опасными приключениями.
— Как бы то ни было,— отвечал король,— но я не меньше твоего имею в себе отважности снять на себя сие Киган не привык никому обязан быть избавлением в собственном своем деле. Еще ни один богатырь не имел труда защищать меня.
Короче сказать, богатыри говорили хотя с почтением, но от часу крупнее и согласились решить дело, кому достанется с чудовищем драться, чрез поединок. Может быть, один из храбрых лбов остался бы раскроенным, если б княжна Светана не вошла в посредство.
О, мой возлюбленный Киган,— сказала она королю аварскому,— ты подаешь мне великие опыты твоей ко мне горячности. Ты пришел спасти жизнь мою, тебе надлежащую, или окончать свою вместе со мною? Не довольно ли, что ты пришел почти на известную погибель, но какое имеешь ты право подвергать опасности дни свои, единственно мне надлежащие? Для чего не хочешь ты быть благодарным богатырю, признание твое заслуживающему? Ты пришел по должности и побуждаемый страстью, а победитель исполина для того только, что его привлекло великодушие. Справедливо ли вам ополчаться друг против друга и, взаимно нанося удары крепости мышц, еще не испытанных, лишать свет единого из двух первейших его покровителей? Рассуди прилежнее, должно ли терять вам, междоусобствуя, силы, нужные к моему защищению? Кто б ни выиграл из вас право сразиться со Смоком, который появиться не замедлит, то ослабленному ли ополчаться на такое чудовище? Но ежели по несчастию рука твоего противника в великодушии и храбрости лишит меня моего возлюбленного? Ах! Нет, я не допущу... Я заклинаю тебя не отходить от меня ни на шаг и подкреплять мою слабость во время толь ужасного позорища!
Светана к сему повелительному гласу любви умела присоединить таковые ласки, провождаемые слезными взорами, что Киган вложил в ножны меч свой, уже в половину обнаженный.
— Повинуюсь тебе, прекрасная княжна,— сказал он с видом негодующей храбрости...— А ты, славный богатыре—говорил он, обратясь к Булату,—ты победил меня, не сражаясь со мною. Я уступлю тебе честь славного подвига, но с условием заплатить мне за сей дар еще неоцененнейшим, то есть вечною твоею ко мне дружбою.
— Да, неустрашимый король, я клянусь тебе богами, что не употреблю во зло сего почтительного твоего мне награждения; оно будет закон, обязывающий меня навсегда к твоим услугам,— сказал Булат, повергая свою дубину и стремясь с объятиями к Кигану, подающему ему свою руку.— При своей храбрости,— продолжал он,— ты превосходишь меня своим великодушием. Я признаюсь, что не был бы подобно тебе щедр в добровольном уступлении сего подвига. Но ты мог бы теперь при нудить меня быть в оном зрителем, если б дружба, коею я тебе клялся, дозволяла мне оскорбить тем твою возлюбленную. Признайся, что непростительно тебе нежную девицу учинить зрительницею твоей опасности и, может быть, язв, легко ожидаемых; и, впрочем, можешь ли ты счесть себе в одолжение, если я убью Смока и тем избавлю твое достояние от погибели, когда, что легко случиться может, должен будешь подать мне помощь, я ослабею? Друзьям против общего врага должно сражаться общими силами, а не чрез междоусобия подавать ему выгоды. Итак, помоги мне, если то будет нужно; я не постыжусь назвать тебя моим избавителем, но без нужды не нарушай долга к твоей возлюбленной.
Сказав сие, они обнялись и возобновили клятвы о вечном дружестве.
В самое сие время ужасный свист и крутящаяся пыль возвестили им приближение Смока. Булат подхватил свою дубину и приготовился встретить чудовище; а король аварский охватил одною рукою трепещущую княжну, другою же держался за рукоять меча своего, чтоб быть готовым в случае нужды на помощь новоприобретенному своему другу. Чудовище, считавшее добычу свою достоверною, стремилось со злобною алчностью к великому камню, но, увидя против себя Булата, остановилось, как бы в изумлении, нападать ли, или удалиться ему должно. Но побуждающая его адская сила решила его в мгновение ока; оно, приподнявшись на задние ноги, выпустя из оных острые по аршину длиною когти, склубя свой хвост и разинув одиннадцать змеиных челюстей, бросилось на богатыря, чтоб вдруг растерзать и пожрать оного. Но сей встретил его таковым жестоким поражением своей дубины, что три головы с ногою и крылом отбиты были одним разом и отлетели на великое расстояние.
Смок, узрев льющуюся из ран своих кровь, усугубил ярость свою; напрыги его были опасны, но проворство богатыря и действие непобедимого оружия учинили оные недействительными; чудовище от каждого поражения лишалось головы, и когда осталась у него одна только человеческая, оно не могло уже нападать и, лишь прыгая, старалось сберечь от ударов голову, содержащую остаток жизненности. Голова сия ревела страшным образом и угрожала богатырю оставить ее тело, если он не хочет со смертью ее погибнуть. Однако Булат, невзирая на сии угрозы, продолжал наносить удары, но не мог никак улучить в желаемое место; голова умела проворно уклоняться, и лишь тело Смоково раздувалось от ударов дубины.
Наконец богатырь, скучив продолжать почти оконченное сражение, бросил свое оружие и, схватя чудовище руками, поверг оное с жестокостию о землю; потом, наступя на него ногою, оторвал последнюю голову и тем выгнал ядовитый пар, оживотворявший сие вредное чудовище.
Киган в ратный рог вострубил победу; Светана пришла в себя от ужаса и, благодаря богатыря, превозносила его похвалами, а Булат немедля начал сдирать кожу с убитого Смока на знак сего совершившегося знаменитого подвига, которую потом всегда носил на себе вместо плаща.
Таковым образом злополучнейший день обратился косогам в совершенно радостнейший. Рыдание и слезы пременились в торжественные восклицания; сии скоро достигли до дворца княжеского, и падший под бременем горести государь восстал, и слезы утешительные изъявляли обязанность его за милости богов. Он собрал своих вельмож и телохранителей и шел торжественно ветре тить богатырей, защитивших его кровь и отечество.
Коль великое увеселение было для него увидеть возлюбленную дочь свою, которую за несколько часов обнял он в последние живу и ведомую ее храбрым обручником! Он не сомневался, что б не король аварский был ее избавителем, и благодарил его за то с дружеским объятиями, но сей герой не принимал сего и объявлял, что он равно со всеми косогами обязан тем славному богатырю Булату
Тогда все гласы признания обратились к богатырю рускому. Князь возвел его с собою на торжественную колесницу и при восклицании народа и воинов: «Да здравствует победитель железноголового исполина и страшного Смока и избавитель страны косожские!» — следовал во храм для принесения бессмертным жертвы благодарения.
Там Булат увенчан дубовым венцом и, облеченный в багряный плащ, приглашен на пиршество во дворец княжий. Целый месяц продолжалось торжество сие, на котором Булат, по обыкновению своему, исправно пил нектар богов за благополучие держав косожской и аварской и, клявшись стократно о вечном дружестве королю Кигану, заснул в отведенных ему великолепных чертогах и забыл о своем друге и о самом себе. По повелению княжескому никто не смел сделать во время сего отдохновения ни малого шума, не только во дворце, но и в близ лежащих улицах; всюду расставлены были телохранители, хотя то совсем не нужно было для Булата, ибо сто соединенных громовых ударов не могли бы разбудить его.
Между тем король Киган не имел времени медлить, по объявлении им войны римлянам войски его шли уже к месту римского ополчения. Он на сем походе узнал о несчастии, случившемся его возлюбленной и ее государству, и для того, оставя мщение, поспешал ее избавить. Таковым образом случилось, что он нечаянно приспел к великому камню, где Булат победил чудовище. Он, объяснившись с князем косожским о причине римского к ним посольства, советовал о мерах, каковыми следует вести войну с народом, прославившимся в свете своею храбростию. Ожидаемо было, что отказ Камиллу в сватовстве за княжну Светану навлечет его оружие и в области косожские, и для того заключили они общими силами напасть на римлян в их отечестве и тем предупредить грозимое разорение своим державам. О браке Кигана с Светаною не было забыто; сей положено совершить по первом благополучном успехе оружия в столице короля аварского.
Итак, князь косожский, последуемый своею дочерью и собрав свои войска, отправился с Киганом в Аварию. Боя рин, оставшийся правителем в Косогии, получил повеление объявить Булату по его пробуждении о причине от-шествия государей и о том, что остается на его воле: быть ли ему до возвращения обоих государей первым хранителем княжества, или участвовать в войне своего друга, или в случае других его каких-нибудь важных предприятий получить богатырского коня со всеми доспехами.
Сон Булатов продолжался месяц, в которое время успех оружия друга его не был удачен: он проиграл римлянам два сражения и на последнем, невзирая на то, что оказал удивительные подвиги силы своей и храбрости, лишился своего нареченного тестя князя косожского и с малым остатком рати, преследуемый римлянами, бежал в свою столицу и осажден в оной. Тут защищался он храбро и тем с опаснейшим для врагов своих мужеством, что в сей осаде участвовал неоцененный залог добродетельной любви его княжна Светана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74