Рогнеда хотя приведена была тем в смятение, однако ж не уверялась словам моим, невзирая, что я рассказывал ей в доказательство все приключения мои с Зловураном, и не уверилась до тех пор, как прибежавший вестник подтвердил ей предсказанное Мною о следствиях сражения. Тогда Рогнеда, придя в ужас, схватила клетку со мною, ибо не хотела и спасаясь бегством меня оставить, но второпях нечаянно отворила дверцы.
Я воспользовался этим случаем: вылетел из клетки и, ударясь об пол, принял обыкновенный мой вид.
— Вот, прекрасная царевна, — сказал я,—вы видите, что я вас не обманывал. Обожающий вас король кимбрский не может от вас удалиться, но недоверчивость ваша приключила нам многие бедствия. Если бы вы, поверя мне, освободили меня из заточения, родитель и брат ваш не были б в такой опасности, которой теперь подвержены, а столица ваша не осталась бы в добычу аварам... Но не время уже продолжать нам бесплодные укорения. Должно привести вас в безопасность и поправить то, что еще возможно.
Сказав сие, схватил я сестру вашу и отнес ее по воздуху в сей мой замок, где, поруча ее в сохранение сестре моей Милостане и взяв мое оружие, поспешал на место сражения. Я приспел в самое то время, когда родитель ваш пронзен был от Кигана волшебным копием. Сие копие вручил ему Зловуран, узнав, что я освободился из очарованной клетки, и ожидая, что я вмешаюсь в сражение; почему он, робея сам вступить со мною в бой, скрылся, а уповал, что я могу быть убит и Киганом, если на него нападу. Но опасный удар сей достался по воле судеб вашему родителю.
Однако ж не отчаивайтесь в его жизни. Есть средства ему оную возвратить, хотя случится то чрез довольно нескорое время, как вы после узнаете.
Когда увидел я, что авары стараются овладеть телом вашего родителя, пришел я в опасность, чтоб оные, по обыкновению всех диких народов, не отсекли у оного головы для взоткнутия на копье торжества ради и тем бы совершенно не лишили его жизни. Посему схватил я оное и повелел расступиться земле и отнес оное до безопасной пещеры. После чего под видом вихря приспел и к вам на помощь. Таким образом очутились вы в моем замке.
Гипомен окончил тем свою повесть. Я благодарил его за все попечения его к пользе моего дома и за спасение моей жизни.
— Итак, вы истину говорите,— сказал я,— что есть средство возвратить жизнь моему родителю?
— Не сомневайтесь в сем,— отвечал королевич кимбрский.— Но чтоб лучше удостоверить вас, я учиню вас очевидцем таинственного предсказания: мы прибегнем к волшебной доске. Однако ж довольно нам на то останется времени, а теперь следует помыслить нам о предохранении государства вашего от конечного разорения.
— Калдер! Калдер! Калдер! — вскричал он троекратно.— Принеси мне обстоятельную ведомость о происходящем у дулебов!
— Сей вестоносный дух,— продолжал он ко мне,— чрез два дни возвратится, и мы, узнав подробность, можем расположить, что нам делать должно. А между тем я не хочу вас более удерживать от свидания с вашею сестрицею, ибо оная в великом в рассуждении вас беспокойстве находится.
Он повел меня чрез ряд великолепных покоев, а я следовал за ним, повторяя признание мое за участие, приемлемое им в несчастии моем и сестры моей.
— Ах, возлюбленный Доброслав! — отвечал он мне на сие.— Я никогда силы знания моего не употреблял во вред смертным, но что лежит до вас, вы не имеете причин благодарить меня. Несравненная Рогнеда учинила меня своим и вашим невольником, и я не смею льстить себе, чтоб я когда-либо в состоянии мог бы оказать услуги, достойные обожаемого мною ее сердца. Только ваше посредство, дорожайший мой Доброслав...
Он не успел кончить, ибо сестра моя, предваренная Милостаною о прибытии моем в их замок, шла с нею посетить меня, я также не успел ничего сказать Гипомену от великого движения чувств моих, возбужденных во мне ударом красоты Милостаниной, кроме что пожал его руку, и в сем безмолвном выражении как бы сказать хотел, что он может меня купить за равномерную цену услуги.
Рогнеда и я бросились друг к другу в объятия, и одни текущие из очей наших слезы выражали чувствование общего нашего несчастия.
— Мы все потеряли,— говорила Рогнеда, отца и отечество.
Я старался утешать ее и обнадеживал в помощи, которую имеем мы получить от наследника престола кимбрского. Я рассказал ей все происшествие, как слышал от Гипомена. Казалось, что она находила некоторое предубеждение верить его обнадеживаниям и успокоилась в ожидании, что родитель ее чрез его помощь получит жизнь.
Гипомен увидел тогда благоприятный случай напомнить сестре моей, не позабыла ли она о словах попугая.
— Мне уже не осталось больше,— примолвил он, видя, что Рогнеда приведена была в счастливое для него замешательство,— как извлечь у вас признание, не оскорбляют ли вас те чувствования, кои открывал я вам столько раз, находясь птицею. Вы известны, прекрасная царевна, что я тот самый, коего вы содержали у себя в неволе, и я ожидаю лишь единого: жизнь или смерть вы мне предопределите.
Я, видя в очах сестры моей, что ее не оскорбляют требования Гипоменовы, вошел в посредство к облегчению стыдливости и довел ее к согласию.
Рогнеда находила в том сперва некоторые затруднения, в рассуждении надежды к оживлению отца нашего, и что потребно в столь важном обстоятельстве его дозволение. Однако ж я растолковал ей, что хотя есть надежда к возвращению жизни его, но сие может случиться не так скоро и что между тем не должно быть неблагодарною к попечениям, оказываемым от Гипомена к нашим пользам, а тем больше, что в его покровительстве остается единая наша надежда. Нетрудно уговорить сердце, когда предложения согласны с оного чувствованиями: Гипомен был человек прекрасный, сестра моя склонилась, и я сложил их руки.
— Вы совершенно счастливы,— сказал я тогда,— судьба ваша достигает своей меты. Но я, следуя по пути моих несчастий, нахожу оные вновь: надлежало, чтоб и в самом убежище моем произошли в душе моей чувствования, кои буду питать без надежды.
— Что значат сии темные выражения,— говорил с усмешкою на сие Гипомен, проникший в мое сердце.— Не можете ль вы в доме друга вашего быть откровеннее?
— Да,— отвечал я,— мне не можно утаить, хотя бы и желал, что совершенства прелестной сестры вашей меня оковали... Божественная Милостана! — продолжал я, обратясь к ней.— Я открываюсь, что дни мои в руках ваших. Я люблю вас и не буду счастлив, если не произведу в сердце вашем подобных впечатлений. Я потерял отца, лишился надежды наследовать престол его; но я лишусь и самого света, когда мы меня презрите. Вы не приобретете во мне кроме верного и обожающего вас супруга; но для него будете вы все... все, что только может превзойти его желания.
Я хотел говорить больше, желал иметь тысячу языков для лучшего красноречия, но, приходя отчасу в замешательство, повергся только к ногам Милостаны.
Гипомен, давно уже имевший намерение сочетать меня со своею сестрою, поспел мне в помощь и также не нашел затруднения уговорить ее в мою пользу. Таковым образом заключены два взаимных союза и определено только вопросить волшебную доску о времени к совершению браков. Однако ж остаток того дня и весь последующий не могли мы отлучиться от наших возлюбленных до тех пор, как Калдер дал знать о своем возвращении.
Он сказывал нам, что авары овладели столицею дулебскою и производят в ней и во всем государстве жестокие грабительства; что Зловуран всего того причиною; ибо он, убив Кигана, принял на себя его образ и вступил в правление обоими народами. Желание его причинить Гипомену какую-нибудь досаду побудило изобретать странные притеснения дулебянам, для того что он узнал о заключении союза нашего.
Впрочем, он чаял быть себя довольно безопасным, нося лицо Киганово, от поисков Гипоменовых, а и того меньше от нападения моего; ибо полагался на свое искусство, покровительство короля волшебников и данное ему от него очарованное копие.
Я пришел в великое огорчение, узнав о напастях, приключающихся моим подданным. Гипомен сие приметил и старался внушить в меня надежду.
— Все сие прекратится,— говорил он,— страна дулебская легко позабудет претерпенное от Зловурана и аваров, но должно иметь терпение; я вопрошал волшебную доску. Не подумайте, чтоб я не хотел оказать вам помощи к возвращению вашего престола: вы сами узнаете определение судеб, коим я не могу противиться, когда воззрите на оную доску.
Сказав сие, повел он меня по многим ступеням в подземную храмину. Она освещена была неугасающею лампадою; множество химических и физических орудий, в приличных местах расставленных, составляли ее украшение. Посреди храмины стоял златоножный стол, обтянутый неизвестного рода белою кожею, а на оной лежала черная палочка. Гипомен заставил меня читать некоторые неизвестные мне слова, кои он мне сказывал, а потом велел взять палочку и троекратно ударить по столу. Я учинил сие и был приведен в священный трепет произошедшим согласным звуком невидимых музыкальных орудий.
— Вопрошайте теперь, о чем вам угодно,— сказал мне Гипомен.
Я пожелал узнать средства к освобождению моего отечества от угнетающего оное ига, и на доске тотчас изобразились следующие письмена:
«Царевич Доброслав должен сразиться с волшебником Зловураном, победить его и отнять у него очарованное копие. По истреблении сего небесам противного человека авары нечувствительно будут истреблены дулебами. Но Доброслав не должен вступать в наследие родителя своего, ни обитать в стране дулебской, доколь родитель его сам увенчает его на царство. Впрочем, боги не оставят народа, пьющего священные воды реки Буга, и пошлют к благоденствию его девицу, имеющую управлять оным до известного времени».
— Если только нужно отважить жизнь мою для спасения моего отечества,— сказал тогда я Гипомену,— я принесу оную на жертву. Но как можно мне победить волшебника? Конечно, беды дулебов неисцелимы!
— Не опасайтесь сего, я найду средства облегчить вам сей подвиг,— отвечал Гипомен.— Теперь приступите к вопросу о судьбе вашего родителя.
Я взглянул на доску и увидел, что оказавшиеся на оной очертания загладились. Я учинил второй вопрос: «Чем можно возвратить жизнь родителю моему?» — и читал на доске:
«Отец твой повержен в смертную недвижимость ударом очарованного копия. Он до тех пор не узрит света, доколь не извлечется из язвы его отломок копия, оставшегося в ране. Сего не может учинить никто, кроме средней дочери короля волшебников. Будут особливые причины, которые принудят ее к противному сосанию язвы отца твоего. Впрочем, не заботься о судьбе его, хотя ни ты, ни Гипомен пособить ему не можете, ибо запрещается вам видеть его тело».
Ответ сей пролил отраду в прискорбное мое сердце. Я возложил на провидение небес попечение о участии моего родителя, ибо видел, что сам оную пременить не в силах.
Сестра моя, пришедшая тогда по приглашению Гипоменову с Милостаною для вопросов о наших браках, также утешилась надеждою, что некогда увидит своего родителя жива. Потом приступили мы к вопросу о наших браках. Волшебная доска предвещала нам:
«Гипомен и Рогнеда могут беспрепятственно увенчать желания сердец своих. Но Доброслав да воздержится сочетаться с Милостаною, доколь не истребит волшебника Зловурана, ибо до того времени и самый невинный поцелуй руки ее навлечет им множество огорчений. Если ж он сие нарушит, лишится своей супруги; и хотя по нескольком времени обретет ее, но будет провождать до известного дня самую бедную жизнь и не будет утешаться рождаемыми от нее детьми».
Такое предопределение несказанно огорчило меня и Милостану. Я старался ободрить ее обещанием ее брата в вспомоществовании мне к преодолению Зловурана, но она, начав любить меня страстно, мало находила надежды в столь опасном моем подвиге. Она старалась убегать меня, я сам не смел к ней приблизиться и чувствовал, что мне должно или истребить Зловурана, или погибнуть с печали.
В таковых обстоятельствах я ожидал только совершения брака сестры моей, после чего неотступно просил Гипомена учинить мне обещанную помощь в покушении моем на общего нашего неприятеля. Зять мой приготовил уже все нужное к таковому важному предприятию: он отрядил подвластного себе духа, который бы повиновался мне во все время, поколь я буду обретаться в преследовании Зловурана. Сверх того, дал он мне броню, кою соорудил для себя в защищение против очарованного копия, и, считая себя в замке своем безопасна от всяких нападений, повесил он мне на шею и талисман, который носил на себе.
— Сей дух,— говорил он,— будет невидимо находиться близ вас, и следует только приказать ему, то желаемое вами будет исполнено, и он станет появляться пред вас в виде, каковый от вас ему назначится. Но я советую вам в приближении ко дворцу вашему, в коем ныне обитает Зловуран, каковым-нибудь образом сокрыть себя, для того что сей волшебник может проникнуть в ваше намерение и защититься так, что вы ему ничего не сделаете.
Я обещался следовать в точности его наставлению, простился с ним и сестрою моею. Но как было расстаться с Милостаною, предприемля подвиг, в котором ничего не было столь верного, как собственная погибель? Я нашел ее в слезах, в рассуждении опасности, каковой я предавался. Утешая ее, взирая на нее, прощаясь с нею, может быть, навеки, как можно было воздержать себя? Я забыл запрещение, объявленное мне волшебною доскою, и до несколько раз облобызал прелестные уста и руки Милостанины. Уже чрез несколько времени после вспомнил я о моем преступлении, приключившем мне несказанные горести.
Вышед из замка, повелел я духу нести себя поспешно к предместью столицы дулебской. Сей в образе вихря помчал меня и чрез несколько часов опустил меня на берегу священного Буга. Там предался я размышлениям, каковым образом наилучше напасть мне на Зловурана. Я не имел оружия и ведал, что ничем не могу истребить сего волшебника, кроме собственного его копия. Но чтоб лучше овладеть оным, заключил я учиниться невидимым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74