Сие обстоятельство обратил он в свою пользу. Он, представ пред короля волшебников с притворным подобострастием, доносил ему, что почтение, к коему обязывает его звание к нему, принуждает его открыть некоторую хотя досадную, но весьма величество его оскорбляющую тайну. После сказывал он, каковым образом имел он меня на воспитании, как преподал мне наставления в волшебной науке и что сие послужило мне открыть обиталище Зимонии; что сия, влюбясь в меня, нарушила не токмо верность свою к нему, ее супругу, но и для лучшего удержания меня в своих узах жертвовала и честию дочерей своих, коих красота привлекает меня к частому посещению ее замка.
Нельзя представить, какие следствия гнева произвела ревность в короле волшебников. Хотя он и желал удостовериться в истине доноса и призвал в помощь свою очарованную книгу, но как волнуемые досадою и смятением мысли его не могли делать порядочных вопросов, то и книга хотя отвечала истинно, но подтвердила его подозрение. Для благопристойности в присутствии Зловурана вопрошал он:
— Любит ли Зимония Гипомена? Книга отвечала:
— Любит.
— Бывал ли он в ее замке?
— Бывал часто.
— Было ли ее желание способствовать ему к любви с ее дочерями?
— О, она имела к тому особенное намерение.
Все то было истинно, ибо Зимония любила меня по родству. В замке ее бывал я для науки в волшебстве, а способствовала она к любви с дочерями своими для того, что имела намерение женить меня на которой-нибудь из оных.
Но король волшебников, предваренный ложным доносом, понял то в противную сторону.
— Довольно! — вскричал он в великой ярости.— Будь обнадежен в моем покровительстве,— сказал он Зловурану.— Я на тебя возлагаю всюду преследовать нарушителя моего покоя и повредителя моей чести. Я не премину подкреплять тебя во всех покушениях твоих к вреду его. Что ж лежит до вероломной Зимонии, отныне лишаю я ее власти делать людям помощь. Жилище ее будет сокрыто от всего света; она не увидит меня никогда и лишится моего покровительства. Дочери ее не посягнут замуж, как за самых подлых ремесленников, коих могут выбрать по своему желанию; но они должны лишиться своих супругов, которых будут любить страстно, ибо каждая из них будет иметь предопределенную тайну от своего мужа. Но как один из сих будет нескромен, другой любопытен, а третий привязан к своим родителям, то по известным 388
мне обстоятельствам и должны они будут с ними разлучиться.
Сказав сие, подтвердил он превращение свое заклинанием и, вручив Зловурану волшебное копие для сражения со мною в нужном случае, отпустил его.
Познав о всем сем происшествии, хотя пришел я в ужас, однако ж, мало чем уступая в силе королю волшебников, положился на волю богов. Я надеялся, что скорее я могу истребить Зловурана, нежели он причинит мне вред, но для лучшей безопасности соорудил я очарованную броню, которую и надевал на себя, когда выступал на покушения. Однако ж во всех странах света не мог я открыть моего неприятеля.
Во время сих моих странствований случилось мне тайным образом быть при дворе дулебском. Добродетели вашего родителя привязали меня, а красота сестры вашей вложила в сердце мое неизвестные еще дотоле чувствования любви. Но сколько ни овладела мною страсть, я не смел открыться в оной ни царю, родителю вашему, ни моей возлюбленной, считая, что мне, как человеку незнакомому, в том отказано будет. Между тем, однако, я не пропускал случая, претворяясь в каковую-нибудь мелкую тварь, влетать в комнаты Рогнедины и питаться зрением на ее прелести. В сем только состояло все мое утешение, пока Зловуран не проведал о родившейся во мне страсти. Чтоб поразить меня в чувствительнейшее место, переоделся он дулебским жрецом и под именем переметчика пришел в стан к приближившемуся тогда к областям дулебским Кигану аварскому. Он умел вкрасться в милость сего государя и, насказав ему о богатстве страны вашей, побудил в оную впасть. Сия-то была истинная причина началу несчастной войны вашего отечества; в прочем же Киган совсем намерен был вести своих народов в горы, близ лежащие к Колхиде близ Черного моря. Сей хитрый враг мой, ведая о привязанности моей к вашему дому разумел, что все его предприятия могут быть не только безуспешны, но и опасны самому ему, доколь не уловит он самого меня каковою-нибудь лестию. Познав, что я нередко влетаю в отверстие окна в покои Рогнедины, прибег он к королю волшебников и, рассказав ему об обстоятельстве, каковым надеется получить меня в свои руки, просил его о соружении волшебной клетки, чтоб я мог в оную заточен быть.
Король волшебников, уважа его представление, составил клетку с таковыми заклинаниями, что попадавшийся в нее сам собою вечно высвободиться не может. Злову-ран, получа ее, принял на себя вид старухи, торгующей золотыми вещами и дорогими камнями. В сем виде нашел он средство во время моего отсутствия дойти до царевны Рогнеды. Показывая свои вещи, представал он ей и волшебную клетку.
— Эта вещь,— говорил он,— стоит несравненно дороже всех моих товаров. Ибо ею только может поймана быть невидимая птица, могущая разговаривать с тем, кто будет иметь ее в сей клетке, о всем происходящем в свете.
— Но как ее поймать можно? — спросила Рогнеда.
— Последуйте только моему наставлению, прекрасная царевна, — отвечал притворившийся Зловуран. — Я не токмо учиню вам оное, но и оставлю клетку, не требуя от вас ни малой платы, ибо желание услужить вам беспредельно. После я, конечно, награждена от вас буду по мере моей услуги. Извольте ведать, что с некоторого уже времени птица сия влетает к вам в покои вот в сие отверстие в окончине. Но как она имеет человеческий разум, то поимание ее не может быть так, как птицы: вам следует сперва написать письмецо следующего содержания: «Невидимый любовник! Я одобряю твою ко мне склонность. Я чувствую к тебе то же, что и ты ко мне. Перестань быть невидимым и завтрашнего дня до рассвету влети в отверстие окна в виде наипрекраснейшей птицы, обитающей в счастливой Аравии».
Сие письмецо должно вам положить на столике, а в следующую за тем полночь наставить клетку отверстием к отверстию сего окна. Птица наверное влетит в назначенное время в клетку и имеющеюся во оной потайною пружиною будет захлопнута и поймана. Но опасайтесь тогда отворять дверцы клетки для того, что в то мгновение ока птичка сия вылетит и вы уже ее вечно не увидите.
Царевна благодарила притворную торговку за наставление, обещалась последовать оному в точности и, взяв у ней клетку, спрятала.
Как и другие посторонние разговоры заняли Зловурана и продержали число времени, нежели сколько он в безопасности тут пробыть определил; я, не ведая ни о чем, влетел, по моему обыкновению, под видом мушки и сел к царевне на плечо. Не ожидая, что Зловуран мог осмелиться появиться в то место, где был я, не имел я никакого подозрения. Но осторожный Зловуран тотчас узнал меня и пришел в великий страх. Бледность, показавшаяся на лице его, принудила царевну спросить о причине таковой перемены, и Зловуран употребил сие себе в пользу. Он сказал, что ему приключилась великая тошнота, и вышел вон.
Однако я, почувствовав между тем жжение от моего талисмана, который всегда отправлял сие действие в приближении ко мне врага моего, обратил прилежно взоры на удаляющуюся торговку и познал в ней Зловурана. Гнев закипел во мне; я бросился вслед за ним. Зловуран, это приметя, обратился шершнем, в надежде, что тогда может управиться с мухою. Однако я тотчас превратился дятлом и напустился на моего противника. Сей, видя свою опасность, обратился в бегство, ибо, не имея при себе волшебного копия, не смел со мною сразиться. Я гнал его до самого Черного моря и едва не достиг. Но Зловуран, познав свою опасность, рассыпался в виде песчинок и упал в море. Я не оставил и там преследовать его в образе щуки. Но во множестве песку поиск мой остался тщетен. Ах, если бы этот злодей достался в мои руки, каких бы мы все избегли бедствий! Я возвратился в мой замок и упражнялся в разных ворожбах для открытия убежища Зловуранова. Однако ж защищение от короля волшебников полагало в том мне препятствие.
Между тем Зловуран, пользуясь доверенностью Кигана, учинил ему довольно живое описание о красоте вашей сестры и умел возжечь в нем заочно жесточайшую к ней страсть. А чтоб она и еще умножилась, помог он ему тайным образом быть при дворе вашем и увидеть прелестную Рогнеду. Как после того Киган требовал ее себе в супружество и как возгорелась война, вам, Доброслав, это известно; обратимся теперь к несчастному моему приключению, воспрепятствовавшему мне подать вам помощь и защитить отечество ваше от аваров.
Должен я признаться, что любовь, овладевши мною, учинила меня слабым. Я, занимаясь ею и не преодолевая желаний видеть вашу сестрицу, пропускал нужное время для поисков над моим и вашим неприятелем. Но кто ж может противиться побуждениям всесильной любви? Я, оставя все, влетел, по обыкновению, в чертоги Рогне-дины и увидел ее занимающуюся писанием письма. В образе мухи сел я на столик и прочел содержание его, которое состояло точно в словах, как наставил ее Зловуран. Боги! Что почувствовал я при этом лестном обстоятельстве... «Ты знаешь обо мне, несравненная любовница,— говорил я сам себе.— Ты чувствуешь ко мне равномерную склонность и повелеваешь мне пред себя предстать. О! Я исполню твое повеление. Оно обещает мне исполнение моей надежды. Я учинюсь попугаем, но только на несколько мгновений, чтоб ^подробно следовать твоим желаниям. Но тогда ж повергну я в настоящем виде к ногам твоим обожающего тебя Гипомена».
Я оставил дворец ваш, чтоб в ожидании назначенного времени выдумать расположение красивейших перьев птицы, в каком виде надлежало мне явиться. Определенный час наступил. Я обратился в пригожейшего попугая, какие едва ли есть в природе: все возможные краски, смешанные с золотом, перемешаны были в моих перьях. Я приближился к отверстию окна, исполнен страсти и надежды, влетел, был захлопнут в клетке и пойман. Царевна, караулившая ее, вскричала: «Поймали, поймали!» Девицы ее повторяли это слово, и сам я, находясь в чрезмерном смятении и не зная, что сказать, кричал тоже. Это произвело радостный смех.
Царевна, схватя клетку в свои руки, говорила:
— Ах, прекрасная птица, сколь довольна я, что ты досталась в мои руки.
— Несравненная царевна,— отвечал я,— ты никогда не можешь быть довольнее любовника, питающегося зрением на твои прелести.
Это произвело новый смех. Он беспрестанно рождался, когда я рассказывал Рогнеде, что я наследник престола в королевстве кимбрском, когда я открывал мою к ней любовь и когда требовал согласия ее о вступлении со мною в супружество. Мне делали без умолку разные вопросы, ибо считали меня совершенною птицею. Это вывело меня из терпения, и я, обратясь к размышлениям, познал, что эту шутку сыграл со мною Зловуран и что я нахожусь в волшебном заточении. Я призвал в помощь мою науку, чтоб высвободить себя из клетки, но оказалось, что она мне уже не служит. Все, что я получил от нее, состояло в том, что я подробно, но поздно уже узнал о произведенной Зловураном надо мною хитрости. Опасаясь, чтоб сей неприятель мой не пришел погубить меня в этой темнице, приготовил я в оборону оружие: я выдернул перо из себя и чрез волшебство обратил его в лук и стрелу. Заклинания мои на сей предмет столь были сильны, что ничто бы Зловурана не защитило от смерти. Однако он, проникнув в мое намерение, не смел ко мне появиться, а довольствовался только мстить мне тем, чтоб я остался в вечном заточении и не мешал бы способствовать ему в предании Рогнеды в объятия Кигановы. Он понимал, что ничем лучше поразить меня не может, как учиня свидетелем счастия моего совместника и что возлюбленная моя будет у меня похищена пред глазами.
Находясь в таких несчастных обстоятельствах, все утешение мое состояло в том, что я ежечасно мог видеть обожаемую мною царевну и беспрепятственно разговаривать с нею. Однако ж досадно мне было, что Рогнеда считала меня не больше, как птицею, и только смеялась словам моим. Она, обыкновенно шутя, называла меня своим любовником, королевичем кимбрским и тому подобным.
— Не думайте, сударыня,— сказал я ей на это некогда,— все, что я вам ни говорил, настоящая истина, и вам следует только отворить дверцы моей клетки, то вы будете удостоверены, что я не птица.
— О, нет,— подхватила Рогнеда со смехом, быв предварена от Зловурана. — Я никогда не соглашусь потерять моего любовника.
Сколько я ни уверял ее, что я ее не оставлю, хотя клялся ей в том богами, она не слушалась, и слова мои производили в ней единый смех.
В сем состоянии провождал я время. Рогнеда жаловалась мне о наглых требованиях ее в супружество аварским государем и о разорениях, причиняемых им за отказ в том ее отечеству. Я сострадал ей в том, ругал Кигана и с клятвою обещал принести к ней голову сего дикого моего совместника, если только она выпустит меня из клетки.
Царевна, разумея меня птицею, утешалась таковыми моими речами в печали, приключившейся ей от успехов аварского оружия при осаде города, что выводило меня из терпения. Мне наскучило быть попугаем, а особливо мучило меня то, что Рогнеда, не веря мне, сама поспешествует погибели своего отечества, которое мог я в один час освободить от неприятелей, если б не был в заточении. Однако ж со всеми моими стараниями пробыл я в ней до дня последней бедственной вылазки. Когда разбитые сначала авары прибывшими новыми своими полками подкрепились и совершенно разбили ваши войска, я, узнав о том посредством моей науки, начал кричать изо всех сил и старался в отчаянии разломать мою клетку. Рогнеда прибежала ко мне.
— Всегда ли вы будете мне не верить,— сказал я ей,— что я не птица, а несчастный человек, приведенный в это состояние врагом моим и вашим, злым волшебником? Вы погибаете в сей час и погибнете, если меня не выпустите: войска ваши разбиты наголову аварами. Родитель и брат ваш в опасности, и сами вы достанетесь в плен победителю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74