Машины развернулись и покатили разыскивать окольную дорогу, а мы снова углубились в горы. До реки Тордера было еще целых пятнадцать километров, а мы должны были выйти к ней, пока не стало совсем светло. Почти все время справа от нас тянулась железная дорога Гранольерс — Жерона. Всего сутки назад мы мчались по ней на фронт, а теперь... Теперь на шпалах мелькали какие-то безмолвные тени. Семафоры были погашены, на станциях ни души. Возможно, через час-другой по этим рельсам прогремит фашистский бронепоезд, расчищая путь на север.
Глава 18
ТРАУРНЫЙ МАРШ В ГОРАХ
Реки, горы, долины... Реки, горы, долины...
Днем стреляли, считая последние патроны, а ночью... Ночью по горам отходили к французской границе. Десять раз вставал рассвет и снова опускалась ночь. Десять раз мы занимали позиции, чтобы к вечеру снова оставить их. Моторизованные части противника ежедневно продвигались по меньшей мере на десять километров, и мы, голодные, смертельно усталые, пытались хоть ненадолго приостановить неудержимую лавину. В один из таких неравных боев танки противника отрезали от нас чехов и поляков, которыми командовал Максимов.
Линия обороны по реке Тордера осталась давно позади. На одиннадцатые сутки под вечер мы оказались среди отвесных горных склонов где-то между реками Тер и Флувия. Нас было тридцать человек, почти безоружных и очень голодных. Последний пулемет Август Саука потопил в крестьянском колодце — кончились патроны. Мы питались кедровыми орехами, диким чесноком и речной водой. Длинные ночные переходы по горам становились все труднее. Связь с другими частями давно была прервана, мы действовали в одиночку, словно партизаны: нападали на автоколонны, тыловые объекты, устраивали засады у мостов, на поворотах дорог. Высоты выше километра белели в снегу, мороз пробирал до костей. Бориса опять донимал ишиас, он едва волочил ноги. Дик с Яном Церинем вели его под руки, опасаясь, что он свалится на какой-нибудь крутизне.
Когда мы вышли к берегам Флувии, противник уже форсировал реку. Что было делать? Решили искать переправу у городка Эспоньеля. Там, судя по карте, был мост. Даже если он охраняется, можно будет попробовать силой пробить дорогу. Ни одного брода нам не удалось разыскать, а сама река вся клокотала: в горах таяли снега.
Пока рота отдыхала, мы с Савичем и Добриным спустились в долину, чтобы поближе познакомиться с местностью. В зарослях на берегу Флувии мы встретили крестьянина-каталонца, приехавшего верхом на осле за хворостом.
— Как дела, сеньор? — осторожно начал Савич, но крестьянин усмехнулся.
— Какой я сеньор! Сеньоры наши вот-вот вернутся, и тогда опять все пойдет по-старому.
— Ты откуда, компаньеро? — спросил я.
— Из Эспоньеля.
— Там фашисты? — спросил Добрин.
— А как же! — воскликнул крестьянин.— Саранчой нагрянули, но теперь-то дальше понеслись. А вы чего ждете? Вот окружат и живьем шкуру спустят.
— Мост через реку не взорван? — спросил я.
— Нет, сынок, не взорван.
— Охраняют?
— А ты думал! — воскликнул старик.— В горах республиканцев видимо-невидимо. Таких же, как вы. Они на мост идут, как рыбка на живца.
— А поблизости есть какой-нибудь брод? — спросил Савич.
— Как не быть, имеется,— ответил крестьянин.— Вам надо спуститься к Большим порогам. Только там опасно, течение больно быстрое.
Поблагодарив старика, мы отправились разыскивать Большие пороги, решив, что с боем прорваться через мост нам будет не по силам. Мы шли по горам, на расстоянии от берега. С каждым километром он становился круче, а шум реки сильнее. Видимо, пороги были близко.
С пологого холма, поросшего густым кустарником, деревьями, мы осторожно спускались к реке. По далекой дороге, вздымая пыль, на огромной скорости мчались машины. Но чьи они — республиканцев, мятежников? И тот и другой берег казались вымершими. Редкие крестьянские домишки, словно белые камешки, разбросанные вдоль реки, тоже не подавали признаков жизни. Видимо, хозяева бросили их на произвол судьбы, а сами подались к французской границе, к Пиренеям, зловещим, заснеженным великанам, маячившим вдали. Наконец мы стояли у брода. Течение, правда, было быстрое, зато глубина небольшая. Вода клокотала, ревела, разбрасывая клочья белой пены.
— Неужели здесь? — растерянно произнес Микола Савич.
Я ответил:
— Едва ли найдем что-нибудь лучше.
— Добрин,— сказал Савич,— мы остаемся наблюдать за берегом, а вы отправляйтесь обратно и приведите сюда людей. Будьте осторожны. Встретимся на холме.
Не сказав ни слова, Добрин повернул обратно. Мы с Миколой Савичем засели в укрытии, прикидывая, как лучше перебраться через реку. Мы старались запомнить каждую мель, каждый камень, чтобы не оступиться в темноте.
— Жаль, нет веревки,— сказал Савич.— Очень была бы кстати.
— В зарослях много лиан,— ответил я, вспомнив лес, который мы недавно проходили.— Они длинные, гибкие... Нож у тебя есть?
Савич достал из кармана нож с большим, слегка кривым лезвием, будто бы специально приспособленным резать лианы.
— Да у тебя в карманах, наверное, целая мастерская! — пошутил я.
— Кое-что припас на всякий случай,— похвалился Савич.
Я взял нож и отправился в заросли. Влажный лес был полон лиан. Словно серые змеи, они обвивали стволы, подчас глубоко впиваясь в толстую кожу пробковых дубов. Не один могучий дуб был удушен их цепкими объятиями и теперь стоял, словно призрак, топорща свои высохшие ветви.
В самый разгар работы я вдруг уловил какой-то странный шум. Я замер. Где-то рядом, в гуще вечнозеленого кустарника, хрустнула ветка, и снова — тишина» Человек или зверь? В тот момент я бы охотнее встретился со зверем, нежели с человеком. Я подождал немного, потом спросил:
— Кто там?
Из кустов показалось загорелое, обветренное лицо. На голове — республиканская пилотка с красной звездочкой.
— Выходи! — крикнул я.— Чего прячешься!
Из-за кустов появилась вторая голова. У обоих незнакомцев в руках винтовки, у одного к тому же какой-то музыкальный инструмент в зеленом чехле, похожий на валторну. Их щеки густо покрывала черная колючая щетина, но сквозь нее пробивались улыбки, ведь и у меня был берет с такой же красной звездочкой.
— Вы один? — спросил человек с музыкальным инструментом.
— А что? — ответил я настороженно.
— Мы ищем брод,— сказал второй.— Если не возражаете, можем путешествовать вместе...
— Как вы здесь очутились?
— Мы с ним из одной части,— объяснил человек с музыкальным инструментом.— Я играл в бригадном оркестре. Бригаду разбили, рассеяли, и вот мы вдвоем пробираемся к французской границе. Республика еще, наверное, держится.
— Конечно,— сказал я.— Помогите мне срезать лианы! Без них нам реку не перейти.
Они положили винтовки, валторну и стали мне помогать. Теперь лианы ложились на землю одна за другой. Когда я стал обрезать сучья, музыкант спросил меня:
— Зачем так много?
— Нужно,— загадочно ответил я.— Вы каталонцы?
— Да, из Барселоны,— сказал музыкант.— Меня недавно призвали. Я раньше играл в симфоническом оркестре на валторне.
— С валторной войну не выиграешь,— почему-то резко ответил я ему.— На войне надо стрелять.
— Стрелять я тоже умею. В Барселоне во время фашистского путча я помогал штурмовать баррикады. Только тогда я стрелял из двустволки. Другого оружия не было. Но мы их все же одолели.
— Как ваше имя? — спросил я.
— Рубэн. А моего товарища звать Габриэлем.
— Отлично,— сказал я.— Меня — Анатолио. Я из интербригады. Значит, вы согласны к нам присоединиться?
— С большим удовольствием! — воскликнул Ру-бэн.— Вдвоем жутковато. И трудно. Мы уже второй день торчим здесь и никак не решимся перебраться. Течение такое быстрое. И вода холодная. Вплавь невозможно, судороги сведут.
— А фашисты тем временем идут вперед,— грустно заметил Габриэль.
Я усмехнулся.
— А что ж им остается? Раз мы отступаем, они должны идти вперед.
— Тут что-то неладно,— проворчал Рубэн.— Предательство... Народ хочет мира, а предатели играют на этом. Но что ж это будет за мир, если Франко победит? Пулю в лоб, и мир праху твоему.
— Куда ни глянешь, повсюду капитулянты,— продолжал Габриэль.— Даже в армии, в правительстве. Республиканские вожди опустили руки, социалисты — тоже, а многим анархистам всегда было начхать на республику. Вот коммунисты, те еще держатся. Если б не они, давно бы протянули ноги.
— Не отпевай раньше времени! — прикрикнул я, хотя говорил он сущую правду.— Центр пока за нами. Их нелегко будет сломить.
— Посмотрим,— произнес Габриэль,— Побьют здесь, поедем туда воевать.
— А как попадешь туда? — спросил Рубэн.
— Придет время, что-нибудь придумаем,— ответил Габриэль, прутьями связывая длинные стебли лиан.
Я даже порадовался, что судьба свела меня с этими ребятами. Они мне казались вполне порядочными. Без них я бы не справился. Взвалив на плечи связку лиан, мы притащили ее на пригорок и спрятали там в кустах.
— Ждите меня здесь! — сказал я.— Пойду позову командира.
Они остались в зарослях, а я спустился к Савичу. Уже смеркалось. Савич сидел на прежнем месте. Я рассказал ему про двух каталонцев.
— Делать нечего, придется взять,— сказал Савич.-— Здесь как будто все в порядке. Возможно, фашисты сюда и не заглядывали.
— Тем лучше.
— Возвращайся на пригорок. Они скоро должны подойти. Я буду здесь.
Я поднялся обратно на пригорок, где меня ждали Рубэн и Габриэль.
— Ваших пока не видно,— сообщил Габриэль.
— Скоро подойдут,— ответил я, усаживаясь рядом. Габриэль курил сигарету, ее дым соблазнительно щекотал ноздри.
— Хочешь? — сказал он, протягивая свою сигарету. Я сделал несколько затяжек и передал ее Рубэну, но тот отказался:
— Нет у козы молока, и не надо!
Мы с Габриэлем курили по очереди, и чувство голода понемногу проходило. Голова слегка кружилась, на душе стало спокойней.
— Где же они? — забеспокоился Рубэн.— Может, заблудились?
— Едва ли,— ответил я.— Наш командир нездоров, ему трудно идти, в этом все дело...
Вскоре послышались шаги. Они! С винтовками наперевес впереди шли Ян Церинь и Август Саука.
— Черт побери, а мы целых полчаса наблюдали за вами! — сердито сказал Август.— Не хотели подходить. Хорошо, твой голос услышали. Что это за люди?
— Это наши друзья.
— Мы их чуть было на тот свет не отправили,— угрюмо заметил Церинь.
— Только не хватало, чтобы вы начали тут стрельбу,— сказал я.
Подошли Борис, Попов, Добрин, Гечун, Дик и другие.
— Это пулемет? — спросил Дик, кивнув на футляр.
— Нет, валторна! — не без гордости ответил Рубэн.
— Дай поиграть! — обрадовался Дик.
— Ты что, рехнулся? — сказал я.— Когда наконец поумнеешь! Фашистов хочешь услаждать? Возьми ребят, хватай эти связки и следуй за нами!
Дик оглядел, ощупал лианы и кликнул на подмогу пятерых ребят. Я шел рядом с Борисом и Поповым. Борис едва волочил ноги, но, стиснув зубы, молчал.
— Все в порядке? — спросил Попов.
— Место хорошее. Поблизости никого нет,— рассказывал я.— Мне кажется, выйдет. Перекинем лианы...
— Где Савич? — спросил Борис.
— На берегу, наблюдает за местностью.
— Может, подождать темноты?
— Пока свяжем лианы, стемнеет. Лучше в сумерках, пока видно, куда ступать.
— А как твои испанцы, не подведут?
— Они хорошие ребята. Из Барселоны. Могли бы остаться, но предпочли бежать. Вдвоем. Это не шутка.
— Отлично,— произнес Борис.
Один конец нашего каната из лиан мы привязали к стволу дерева. И тогда я и Савич, Дик и Добрин — парами двинулись через реку. Ступали осторожно, обняв друг друга за плечи, нащупывая дно среди гладких, скользких камней, над которыми ревел и пенился мощный поток.
— У меня кружится голова! — на полпути крикнул Дик.
— Не смотри так пристально в воду! — отозвался я. Наш канат коснулся воды, и течение чуть не опрокинуло нас.
— Добрин,— сказал я,— вы с Диком стойте на месте, держите канат, пока мы не выйдем на берег.
Они остались стоять на середине, и нам сразу стало легче. Теперь лианы не давили с такой тяжестью, и скоро мы с Савичем выбрались на берег. Икры совсем онемели от холода, и мы долго прыгали, прежде чем они отошли.
За нами выбрались Добрин и Дик, потом небольшими Хруппами остальные. Дика, Цериня и Сауку Савич тут же выслал в дозор. Отойдя на несколько шагов, они как будто в яму провалились, и только было слышно, как хлюпали в темноте их мокрые башмаки. Последними пересекали реку Рубэн и Габриэль. Рубэн держался за канат одной рукой, в другой была валторна. Он нес ее бережно, как ребенка. Видимо, для него не было ничего дороже. Мне вдруг захотелось, чтобы он сыграл. Наверное, ночью среди скал звучало бы дивно. Но тут не то что играть, даже свистнуть было опасно.
Переправа была закончена. Мы продолжали отступление к французской границе. Впереди все время шел небольшой дозор во главе с Диком. Борис чувствовал себя прескверно, и я держался рядом.
— Я для вас как пятое колесо,— говорил он со злостью.— Проклятый ишиас! И когда! А ты тоже хорош! Доктор называется. Неужели нет никакого лекарства? Хоть немного унять боль.
— Лекарство есть,— ответил я.— Но у меня его нет. Потерпи. Как только встретим республиканскую часть, тебя эвакуируют.
— Куда? — спросил он насмешливо.
— В госпиталь,— ответил я.
— Нет, мой чудесный исцелитель, ты помалкивай! Командовать буду я, а не ты.
— Больными и калеками командую я.
— Вот и поищи себе таких! А ко мне не приставай. Просто мне тяжело, понимаешь, тяжело? Ни один черт меня не вылечит. Если бы даже я послушался тебя, лег в госпиталь, ребята сочли бы меня дезертиром. Меня уж и так ославили предателем, еще хочешь, чтобы в дезертиры произвели, да?
— Не болтай чепухи, Борис! — набросился я на него.— Предателем!.. Слушать тошно. Неужели ты еще помнишь об этом?
— Всегда буду помнить,— угрюмо ответил Борис.— Такое не забывают. Ты бы смог забыть? Я этого мерзавца из-под земли достану!
— Я бы давно все выбросил из головы. Тебя уважают. Ты стал командиром. Ребята на смерть готовы за тебя пойти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62