Но я решил не зажигать света. Раздевшись в темноте, лег в постель, но долго не мог заснуть — снизу по-прежнему доносился мерный шум шагов таинственного незнакомца. Как хорошо, что Гита в этот вечер не пришла ко мне! Мы бы сразу включили свет, и тогда бы я не заметил шпика. Теперь я знал, что за мной следят. Я должен быть осторожен, чтобы самому не попасть в ловушку и не подвести других.
Глава 12
ДОРОЖНЫЕ НАСТРОЕНИЯ
На другой день я зарегистрировался в полиции, а вечером встретился с Борисом Эндру-пом. Теперь его бригада работала на бульваре возле Оперы. Зеленоватые вспышки сварочного аппарата, словно маяки, указывали мне путь. Бориса я нашел точь-в-точь таким же, как тогда у Даугавы: в темных очках, в огромных кожаных перчатках. Мы отошли в сторону, поближе к колоннам театра, и я пересказал ему свой разговор с Ганом, не забыв упомянуть и про шпика.
— Из дома шел прямо сюда? — спросил Борис. Я успокоил его: сначала петлял по городу, пока не
убедился, что за мной не следят.
— Правильно,— сказал Борис.— Они не должны ничего знать о наших встречах. К тебе больше ходить не буду. Встречаемся у меня на работе или где-то в другом месте.
Я дал Борису адрес дачи родителей Гиты на взморье. Потом спросил:
— А как твои ребята? Не подведут?
— Здесь все свои,— сказал Борис.— Моя подпольная ячейка, бояться нечего. Гита подала прошение о заграничном паспорте?
— Подаст в ближайшие дни,— ответил я.
— Хорошо,— сказал Борис.— Ты тоже собирайся. Поедешь с фальшивым паспортом в Париж.
— С фальшивым? А если раскроют? Борис успокоил меня:
— Паспорт не фальшивый, просто он на чужое имя. Настоящий владелец умышленно потеряет его. И заявит об этом, когда мы будем за границей, в Париже. А там уж нас никто не задержит.
— Но ведь в паспорте будет и чужая фотография...
— Не беспокойся, в паспорте будет твоя фотография.
— А когда?
— В любой день,— сказал Борис.— Так что будь готов. Купи себе дорожный костюм и все прочее. Мы разыграем туристов. Едем в Париж на Всемирную выставку.
— Понятно. Завтра же все приготовлю. А если Гита не сможет так быстро оформить визу, что тогда?
— Встретим ее в Париже. Вряд ли нам удастся выехать вместе. Мы с тобой не должны терять ни минуты. Как только все будет готово, тут же исчезаем.
— Но как она поедет одна? Вдруг по дороге что-нибудь случится?
— Не будь ребенком! — рассердился Борис.— Что с ней может случиться? Только предупреди, чтобы, проезжая Германию, не выходила из вагона. Могут задержать гестаповцы. Такие случаи бывали. И смотри, как бы твой старый осел ни о чем не пронюхал.
— Ган не пронюхает,— сказал я.— Но как быть с моими вещами?
— Из Парижа напишешь отцу, чтобы приехал забрал. За квартиру уплачено?
— За три месяца вперед. Даже обидно.
— Это хорошо,— сказал Борис.— Итак, не теряй времени, собирайся. Все необходимое для путешествия возьму я. Ничего лишнего. Старайся ничем не выделяться.
Мы простились. Борис вернулся к рабочим, а я сквером, вдоль канала, не спеша направился к дому.
Жребий был брошен. Путь к отступлению отрезан...
Всю неделю мы с Гитой трудились не покладая рук. Я помогал ей составить прошение в министерство внутренних дел о выдаче заграничного паспорта, затем вместе обошли магазины. Гита накупила себе платьев, шляпок, туфель, чулок и даже чернобурку, вещь, совершенно излишнюю летом. Мать дала ей довольно крупную сумму, и часть этих денег мы употребили на мои пбкупки. Разумеется, не был забыт и маленький Анатол, его приданое заняло целый чемодан.
— Как я увезу все это! — сокрушалась Гита.
— Мы с Борисом встретим тебя в Париже.
— А если я не успею известить о своем приезде?
— Мы будем встречать все поезда, дорогая. А здесь ты возьмешь такси и носильщиков. Только не утруждай себя, пожалуйста!
Свои покупки мы оставили у Гиты на даче. Дача находилась в стороне от курортной сутолоки, на берегу реки Лиелупе, и там нас никто не тревожил. Мы облачились в наши дорожные костюмы и долго разглядывали себя в зеркало. На мне были бриджи защитного цвета, серые гетры и желтые ботинки. Поверх серой вельветовой куртки я надел широкий плащ с погонами. Увидев меня в таком наряде, Гита воскликнула:
— Какой ты серьезный и важный! Ты похож на немецкого студента, приехавшего подкормиться в Латвию.
— Тогда все в порядке. В таком виде я могу выйти прогуляться даже в Берлине.
— А мне почему ты запретил выходить из вагона в Германии?
— Потому что ты не похожа на немецкую студентку. На тебя сразу обратят внимание.
Мы стояли рядом. Я взял ее руку в свою, мы смотрелись в зеркало и смеялись.
— Чем плоха парочка? — говорила Гита.— Только что ты наденешь на голову?
— Свой старый берет.
— Он сильно помят.
— Не беда. Говорят, англичане нарочно мнут пиджаки, чтобы люди думали, будто у них свой автомобиль.
— О тебе люди будут думать, что ты ходишь на голове.
— Пусть думают, мне-то что. А ты что наденешь на голову?
Гита примерила одну из своих новых шляпок. Она была вся в цветах, с вуалеткой и очень ей шла.
— Обязательно надень ее, когда приедешь в Париж. В толчее будет легче тебя заметить.
Мы принялись укладывать чемоданы. Я ехал налегке. Все самое необходимое поместилось в рюкзаке, остальное взяла с собой Гита. У нее набралось четыре огромных туго набитых чемодана.
— Как я управлюсь со всем этим добром? — опять забеспокоилась она.
— Сдай в багаж,— посоветовал я.— Оставь себе один чемодан, сложи в него все самое нужное.
— Правильно, и в нем же спрячу деньги,— сказала Гита.
— Какие деньги?
— Видишь ли... Отец моей знакомой подвизается на черной бирже. Я купила у него доллары.
— А вдруг найдут? Валюту запрещено вывозить.
— Я спрячу так, что никто не найдет,— сказала Гита.
— А как же залог, который ты внесла за меня?
— Забудь о нем. Мы потеряем деньги, зато обретем свободу. Разве это не чудесно?
— Чудесна ты, дорогая,— сказал я, обнимая ее.— Чем я только смогу отплатить тебе за все?
— Не нужно об этом. В любви не должно быть никаких расчетов. Иначе она перестанет быть любовью. Иначе она станет обманом или, в лучшем случае, трезвым, заранее продуманным поступком. А ведь в наших отношениях нет ничего такого, правда? — говорила Гита, пытливо глядя на меня своими ясными глазами.
— Конечно, нет и никогда не будет,— сказал я и тут же добавил шутливо: — А что на этот счет думает маленький Анатол?
Гита ответила:
— Маленький Анатол того же мнения. Он говорит, что у него очень хороший, очень умный папа.
— Скажи ему, что я всегда таким буду.
— Он благодарит тебя. Спасибо, Анатол...
Всю неделю мы провели вдвоем на даче. Мать Гиты обещала до субботы не тревожить нас. На пляж не ходили, чтобы не привлекать к себе внимания, купались в реке. Стояли солнечные дни, вода была теплая. Однажды мы нашли в траве кем-то забытую удочку. Я наловил кузнечиков, накопал червяков и сел удить рыбу. Сначала мне не везло, и Гита потешалась надо мною:
— Анатол, отгадай загадку! На одном конце червячок, на другом дурачок.
— Посмотришь, что будет вечером,— многообещающе говорил я.
К вечеру у меня был неплохой улов: окунь и две плотвички. Правда, рыбы были небольшие, но красивые, они так и сверкали на солнце.
— Беру обратно свои слова,— заявила Гита. — Но знаешь, Анатол, я ничего не смыслю в хозяйстве!
— Предоставь это мне. Зажарить рыбу и сварить картошку — для меня пара пустяков.
От жаркого солнца и долгих купаний у Гиты разболелась голова. Пока она отдыхала, я приготовил ужин, накрыл на стол, наломал в саду жасмина, потом пошел за Гитой.
— Шеф-повар вашего величества осмеливается доложить, что ужин подан.
— Велите выкатить из погребов бочонки с вином,— сказала она.
— Бочонки уже в столовой, ваше величество. Какое вино изволите пить сегодня?
— «Жемчуг Гауи».
— Вина этой марки у нас десять бочонков. Как полагает ваше величество, будет достаточно?
— Думаю, да. Гости уже собрались?
В этот момент в калитку кто-то постучал. Я пошел открывать. Это был Борис Эндруп в своем выходном костюме, радостный и оживленный.
— Ты пришел вовремя,— сказал я.— У нас начинается пир.
Борис растерялся.
— Вы справляете свадьбу?
— Свадьбу мы давно справили.
— Без меня?
— В зале не было ни одного свободного местечка,— вставила Гита.
Борис посмотрел на нас в недоумении.
— Где же вы справляли свою свадьбу?
— В долине Гауи,— отвечала Гита.
— И там-то не хватило места?! Туда можно было миллион людей пригласить.
— У нас их было еще больше,— сказала Гита.— Все обитатели долины Гауи, все кузнечики и лягушки. Для друзей не осталось места.
— Я вам этого никогда не прощу,— наигранно-сердито сказал Борис.
— Зато сегодня стол накрыт для тебя. Прошу! Мы вошли в столовую. На столе благоухал ужин.
— Вот сюда, пожалуйста! — сказал я.— Еще сегодня эти рыбки резвились в омутах...
— И Анатол выудил их оттуда,— подхватила Гита.— И сам зажарил. Я и не знала, что он такой великолепный рыболов и повар! И эти бочки с вином успел из погреба выкатить...
— Какие бочки? — спросил Борис, приглядываясь к аппетитному окуню.— Не вижу никаких бочек.
— О, это волшебные бочки! — ворковала Гита.— Их видим только мы с Анатолом.
— И еще маленький Анатол,— добавил я.
— Да, и маленький Анатол! — подтвердила Гита и спросила Бориса: —Какого вина желаешь отведать?
— Какого у вас не было и нет,— сказал Борис.— Но рыба в самом деле замечательная! Рыба просто чудо.
— Весь мир просто чудо! — воскликнула Гита.— Вы оба просто чудо...
— Ты тоже просто чудо,— сказал я.
После ужина мы все вместе отправились на кухню мыть посуду. Гита отыскала для нас с Борисом белые халаты (наверное, отцовские), и мы, каждый взяв полотенце, драили до блеска вымытую Гитой посуду.
— Вам удивительно к лицу эти халаты,— весело сказала Гита.— Если за границей не найдется ничего получше, устроимся в кабачок судомойками.
— Уж лучше кельнером или швейцаром,— сказал я,— у них хорошие чаевые.
— А я стану ударником в джаз-банде,— воскликнул Борис и, приподняв сковородку, грохнул по ней ложкой,— Чем не занятие?
— Но ведь ты собираешься в Испанию,— сказала Гита.
— Да, в Испанию. И можете меня поздравить.
— С чем это? — спросил я.
— Я получил отпуск. Специально выпросил, чтобы легче было смыться. А то хватятся, начнут разыскивать... Теперь я свободен, как птица, лечу, куда хочу.
— Поздравляем, Борис,— сказала Гита.— Вот ты, оказывается, какой тертый.
— Простачком себя никогда не считал,— отозвался Борис.— Жизнь шлифует человека, точно камень на бурном пороге. Или сотрет в порошок, или сделает гладким, ровным, без задоринки. Так-то вот. А кому нужны простачки да олухи? Лишь царю небесному.
— Слишком тертых я не люблю,— сказала Гита.
— Значит, у тебя дурной вкус,— отрезал Борис.— Разве угловатый камень красивее, чем гладкий?
— А мне вот не нравится! — стояла на своем Гита.
— Но ведь твой Анатол тоже тертый,— заметил Борис.— В таких переделках побывал — шутка ли сказать! Других бы в порошок перетерли.
Мне польстил комплимент Бориса, но Гита нахмурилась. Она даже будто рассердилась.
— Ладно, довольно об этом! — сказала она, снимая с нас белые халаты.— Судомойкам не пристало подобная философия. Идемте лучше покатаемся на лодке. Вечер сегодня чудесный...
Мы вышли в сад. На макушке темной ели, словно золотой пряник, повис месяц. Ветер стих, и только дрожащие листья осины продолжали шептаться между со*
бой. Я взял весла, и мы молча отправились к реке. Месяц шел за нами следом, перепрыгивая с одной макушки ели на другую. Гита отвязала лодку, я сел на весла и стал грести на тот берег, где течение легонько покачивало крупные стрелы серебристого аира.
Когда мы добрались до середины реки, Борис спросил:
— Вы готовы?
— Готовы,— сказал я.— Гита подала прошение...
— Когда обещали?
— Через неделю, может, раньше,— ответила Гита.
— Мы с Акатолом не можем ждать,— сказал Борис— У меня в кармане документы, деньги и билеты. Мы выезжаем завтра с экспрессом Рига — Берлин — Париж. Откладывать нельзя.
— Но я" бы хотел подождать Гиту.
— Это невозможно,— строго возразил Борис.— Через три дня владелец твоего паспорта заявит в полицию об утере. К тому времени ты должен быть в Париже.
Я опустил весла. Лодка плавно скользила вниз по течению. Мы молчали, и все вокруг молчало, словно мы были в сказочном царстве теней, над которым месяц струил свой призрачный свет.
— Поезжай, Анатол,— наконец прошептала Гита.— Как-нибудь одна управлюсь. Поезжай...
Я не ответил. Лодка плыла по течению. Я положил весла на борт, подсел к Гите, обнял ее. Она дрожала. Я снял пиджак, накинул ей на плечи. Она снова шепнула:
— Поезжай, милый. Я справлюсь. А там встретимся. Только выходи встречать меня в Париже.
— Я буду встречать тебя каждый день.
— Поезжай,— шептала она.— Тут тебя в любую минуту могут арестовать. Поезжай и жди меня в Париже.
— Ты вся дрожишь.
— Да, свежеет. Но теперь мне хорошо. Теперь я согрелась... Поезжай, милый...
Борис сел на весла и повернул лодку в обратную сторону,— мы успели уплыть далеко. Он согнулся, потом резко выпрямился и сильными быстрыми взмахами погнал лодку против течения.
— Ты такой чудесный! — шептала Гита над самым ухом, так что я чувствовал ее горячее дыхание.— Мне даже трудно себе представить, что всего через день я останусь одна. Поезд помчит тебя на юг, а я останусь
одна с маленьким Анатолом. И тогда он будет моей единственной радостью, моим единственным утешением...
— Но мы скоро снова будем вместе,— успокаивал я Гиту.— Совсем скоро, через неделю. Ты приедешь, как только получишь документы. А я буду ждать тебя. Каждый день выходить к твоему поезду. Только обязательно надень ту шляпку с цветами, чтобы я сразу тебя заметил. А я тем временем устроюсь в каком-нибудь отеле...
— Только смотри, чтоб он был не очень дорогой,— наставляла меня Гита.— Нам будет нелегко. Надо экономить. Две небольшие комнатки, но непременно с балконом, чтобы маленький Анатол мог дышать свежим воздухом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62