Минуту они сидели молча. Она порылась у себя в сумочке в поисках сигарет, затем прикурила от зажигалки «бик». Он нажал кнопку, и все стекла в машине немного опустились. Сзади наплывал свет въезжающих на стоянку машин. Он по-прежнему не отводил глаз от зеркала заднего вида.
– Тебе опять нужно выйти на Духа, или ты хочешь…
– Мне нужно связаться с Духом. Я хочу, чтобы он…
– Тш… – быстро проговорила она, покачав головой. – Я только посредник. Я ничего не хочу знать. – Вид у нее вдруг стал испуганным. – Ничего! Понял?
Он кивнул.
– Тогда дай ему знать, что мне… э. опять понадобились его услуги.
– Хорошо. Но тебе это будет стоить.
Вздохнув, он достал бумажник, вытащил пятидесятидолларовую купюру, стараясь, чтобы она не увидела, сколько денег было в бумажнике, и протянул ее Шенел. Она помотала головой.
– Сотню.
Он уставился на нее.
– В прошлый раз было пятьдесят.
– Да, я помню. – Ее губы вытянулись в напряженную улыбку – Разве ты не слышал? Инфляция, она по всем бьет.
8
Вашингтон
Это были убогие улицы, даже для обитателя черного гетто. Особенно для одинокой черной обитательницы гетто. Винетт Джонс торопливо шла через новостройку – квартал жилых домов, как будто она спешила поскорей выбраться оттуда. Она крепко прижала к себе коричневую виниловую сумку, помня о том, что ее могут вырвать у нее в любую минуту Она жила здесь девять лет – уже девять лет! – и по собственному нелегкому опыту знала, что здесь все возможно.
Винетт Джонс было только двадцать три года, но выглядела она на все тридцать пять. Ее кожа была цвета какао, как у ее африканских предков, а осанка – прямой и горделивой. Коротко постриженные волосы закручивались в тугие спирали. Высокая, она была, пожалуй, слишком тощей, и ей не помешало бы чуть больше красоты. Тем не менее она излучала явно незаурядную силу и спокойную решимость, как бы говоря окружающим: «Я не из тех, кого можно обвести вокруг пальца». Она шла, распрямив плечи, глядя прямо вперед. Ей не надо было смотреть по сторонам, чтобы знать, что происходит вокруг. То же, что и всегда. Продажа крэка, покупка крэка, курение крэка, переходящее из рук в руки краденое, кучки тусующихся подростков, зорко высматривающих своими обманчиво равнодушными глазами возможно легкую добычу.
Вся уродливая новостройка грязного жилого квартала была одним громадным супермаркетом.
Случайные убийства здесь никого не удивляли, шальные пули были обычным делом.
Винетт слышала, как трещали под ее ногами ампулы из-под крэка, и вокруг, куда ни глянь, все было усыпано пустыми ампулами, они поблескивали в канавах и на утоптанной, без единой травинки, земле.
Она чувствовала, как у нее в животе все скручивается в тугой комок. Это не самое подходящее место для воспитания ребенка. А тем более такого ребенка, как ее Джованда.
Маленькая, красивая, чистая Джованда. Раннее дитя, ее плоть и кровь.
Джованда, рожденная, когда ее мать была вся в дерьме. Тогда она жила с Верноном, этой никчемной задницей, который приучил ее к наркотикам, от которого она забеременела, а потом, когда она была уже на девятом месяце, он свалил.
Джованда, рожденная в роддоме для незамужних Матерей организации «Поможем детям». Именно там, незадолго до родов, Винетт навестила та симпатичная престарелая леди, сотрудница Колумбийского отделения приюта «Поможем детям», – и именно там, в обмен на пятьдесят долларов наличными, Винетт написала, что отказывается от Джованды, от своего ребенка, которому еще только предстояло родиться.
– Мы будем заботиться о ней, а когда ты наладишь свою жизнь, ты всегда сможешь забрать ее, – мягко объяснила ей та симпатичная леди. – Ты сможешь забрать ее в любую минуту.
И получилось так, что продажа собственного ребенка затронула какие-то струны глубоко в душе Винетт, и именно с этого момента начался ее долгий путь к новой жизни. Эти три бесконечных года. Как же ей было тяжело! Сначала приступы белой горячки и неодолимое желание вернуться к наркотикам. И клиники, клиники, клиники, и срывы, и опять она оказывалась вся в дерьме. Наконец ей удалось избавиться от страшной зависимости, навсегда – это когда она обрела Бога и почувствовала, что вся ее жизнь вдруг изменилась. Она познала такую высоту блаженства, какой ей никогда не давали наркотики, – и ей больше не хотелось возвращаться туда, вниз.
Отряхнув прах своей прошлой жизни, она нашла себе настоящую работу – пусть она была всего лишь уборщицей женского туалета в шикарном отеле в центре города. Ну и что? Это честная работа. И она зарабатывает честные деньги. К ней пришла уверенность в себе, а с нею чувство собственного достоинства.
Теперь ее имени нет уже в списках на социальное вспомоществование, и она может гордо смотреть всем в глаза.
А боль внутри все разрасталась. Джованда, где ты?
Как только Винетт встала на ноги, она отправилась в приют «Поможем детям» за своей Джовандой, но девочки там не оказалось, ее имя даже не значилось в списках, как будто ее ребенок никогда не существовал.
Та милая пожилая леди, которая заставила ее подписать бумаги в родильном отделении, она существовала, но только теперь она уже не была такой милой. В ее глазах была жесткость, когда она объясняла ей, что никогда в жизни не видела ни Винетт, ни Джованду Джонс.
Винетт еще крепче сжала сумочку. Нет, теперь она не смирится с ложью – теперь, когда она очистилась и Господь вошел в ее жизнь. Нет уж! Ее девочка была где-то там, ждала ее, свою маму.
Она найдет свою Джованду, где бы она ни была. Даже если Колумбийское отделение приюта – тупик, и она, бродя по заколдованному кругу, встречала там только пустые взгляды, все равно это ее не остановит. Ведь есть еще головное отделение ПД в Нью-Йорке, может быть, там ей помогут. Наверняка в такой организации, как ПД, с миллионами спонсоров, с детскими приютами и больницами по всему миру, существует надежная система учета.
И Винетт Джонс откладывала свои чаевые, полученные в туалете. Она даже перестала пользоваться общественным транспортом и ходила на работу пешком, чтобы накопить денег на автобусный билет до Нью-Йорка.
Сейчас она как раз направлялась к автовокзалу. Она выглядела очень аккуратно: на ней было ее лучшее платье и туфли, которые выглядели новее, чем вся ее остальная обувь. Ее поддерживал Господь, и она была полна решимости.
Винетт немного успокоилась и задышала ровнее. Еще полчаса быстрой ходьбы – и она будет на вокзале, а оттуда ее маршрут на север, в Нью-Йорк.
На север, на поиски своего ребенка.
9
Нью-Йорк
Как только появился Джонни Стоун, Сэмми Кафка и Фам Ванхау, словно сговорившись, засобирались по каким-то неотложным, требующим их немедленного Присутствия делам, появившимся у них вдруг после Похорон Карлтона Мерлина.
«Пошли все ваши дела в задницу», – думала Стефани, которой очень не хотелось, чтобы они исчезали. Не надо было быть психоаналитиком, чтобы понять, что стояло за их туманными объяснениями.
Могли бы и не беспокоиться. Ей не нужен был Джонни Стоун, и у нее не было никакого желания оставаться с ним наедине. Она вообще не хотела его впускать, но, после того как он рассказал об обстоятельствах своего возвращения из Сидона, что ей оставалось делать?
И вот он здесь. Пять лет спустя. Живой и невредимый. Склонившийся над клеткой Уальдо, который скребется клювом о прутья и несет полную чушь.
Даже Уальдо купился! Чертов предатель!
Некоторое время Стефани стояла молча. Прищурив глаза, она разглядывала бывшего любовника. Надо было проучить его. Он точно знал, какие кнопки когда" нажимать.
Очевидно, такие вещи никогда не меняются.
А также и другие. Например, он очень даже неплохо выглядел. Да, она вынуждена была признать, что он по-прежнему был привлекателен. Черт возьми, даже слишком привлекателен.
– Клянусь, эта птичка скучала обо мне, – говорил Джонни. – Не так ли, Уальдо, старик? – Он взглянул на Стефани, его пронзительные глаза глядели на нее с ожиданием, видимо, он хотел, чтобы она сказала, что и она скучала по нему.
– Уальдо, – холодно заметила Стефани, – каждый раз сходит с ума от радости, когда кто-нибудь уделяет ему внимание.
– Кто-нибудь? Ты хочешь сказать, что я ничем не отличаюсь от других? – Он продолжал наблюдать за ней, на губах мелькнула улыбка.
Она мысленно молилась о том, чтобы какая-нибудь волшебная сила унесла его отсюда. Он уже выразил свои соболезнования, она уже предложила ему выпить, он согласился и уже выпил то, что ему было предложено. Ну что еще ему тут делать?
– Ну ладно, хватит с тебя, старик, – сказал он Уальдо. Выпрямившись, он медленно подошел к Стефани, стоявшей скрестив руки на груди. – Ты знаешь, несмотря на трагические обстоятельства, все равно страшно приятно опять тебя видеть.
Она ничего не ответила, лишь слегка кивнула.
– Тебе, наверное, ужасно не хватает деда.
– Да. – Голос ее дрожал. – Не хватает. – Она быстро отвернулась, чтобы скрыть слезы. Но он не дал ей спрятать лицо.
– Стефани, я знаю, как тебе тяжело. Эта квартира, это место без него стало другим. Я почувствовал это сразу, как только вошел.
Шмыгая носом, она глотала слезы, пытаясь скрыть свои чувства.
– Спасибо, Джонни, но ты обо мне не беспокойся. Со мной все в порядке.
– Нет, не все в порядке, черт побери! – проговорил он негромко. Казалось, его взгляд проникал ей в душу. – Я тебя слишком хорошо знаю: ты все свои эмоции держишь взаперти.
– Пожалуйста, Джонни… Я… Мне надо побыть одной.
Он положил руки ей на плечи.
– Тебе не следует быть одной, – возразил он спокойно. – И тем более сегодня.
Она, покачав головой, попыталась стряхнуть его руки, но от его прикосновения вспыхнула ее кровь, она вздрогнула всем телом.
«Я не хочу его!» – твердила она себе.
Слезы застилали глаза. Она глубоко, тяжело вздохнула. Кое-как ей все-таки удалось отступить от него на шаг.
– Не уходи, – настойчиво прошептал он. Его руки по-прежнему лежали на ее плечах. – Я нужен тебе.
Поэтому я здесь, дорогая.
Дорогая! Это давно забытое ласковое слово, сразу прорвав все линии обороны, достигло каких-то потаенных внутренних глубин.
– Не называй меня так! – прошипела она, резкие слова сами сорвались с ее губ. Внезапная краснота поднялась от шеи к лицу, и, вопреки себе, она вдруг почувствовала, как подкашиваются ставшие ватными ноги, ощутила болезненное трение сосков о мягчайшую ткань лифчика под черным шелковым платьем. Она быстро опустила глаза.
– Я… Я думаю, тебе пора идти, Джонни, – хрипло прошептала она.
Он поднял пальцем ее подбородок.
– Дорогая, не отводи глаз. Смотри на меня.
Ей стало трудно дышать. Воздух наполнился электрическими разрядами, они щелкали, разрывались и сверкали.
– Стефани… – его руки напряглись на ее плечах.
– Нет! – прошептала она, качая головой. – Это неправильно! Это…
Она опять покачала головой, опять попыталась отодвинуться, но он мягким движением поднял ее голову. Другой рукой он провел по ее гладкой щеке, это касание было легким, как прикосновение перышка, его пальцы излучали сочувствие.
Она пристально смотрела на него, чуть откинув назад голову. В горле стоял комок, не давая дышать. Она с трудом выдержала его напряженный взгляд. На мгновение ее зрачки сузились, но тут же лицо смягчилось. Голубизна его глаз была ровно прозрачна, но в глубине вспыхивали искры, подобно тому как искрится солнце на тихо переливающейся ряби реки.
Чем дольше она смотрела в эти мерцающие голубые озера, тем яснее понимала, что сдается. С этим было бесполезно бороться. Бесполезно продолжать сражение с чувством, которое вырвалось на волю и снова, как прежде, трепетало и горело внутри. Почти вопреки своей воле она накрыла его теплую руку своей.
Он не отрываясь смотрел ей в глаза.
– Я хочу, чтобы ты хотя бы ненадолго забыла об утрате, – пробормотал он.
Как загипнотизированная, она кивнула. Ей вдруг страшно захотелось, чтобы он схватил ее в объятия, целовал ее, сделал так, чтобы она почувствовала себя защищенной и любимой, чтобы ощутила в его объятиях радость и реальность жизни, чтобы улетучилось удушливое облако смерти.
Словно прочитав ее мысли, он взял ее лицо в свои руки.
– Стефани… – выдохнул он. Его пальцы нежно Паскали ее щеки. – Моя Стефани…
Теплый порыв ветра ворвался в открытое окно, поиграл ее платьем, задел черную бархатную ленту, стягивавшую волосы на затылке.
– Стефани… – прошептал он снова.
– Джонни… – ей не хватало голоса, это был шепот. Но прежде чем она успела сказать что-нибудь еще, он наклонился и прижался губами к ее рту. Кончик его языка медленно поиграл на ее губах, затем проник внутрь, между зубами, чтобы начать там стремительный танец.
Она закрыла глаза и отпустила на волю все свои чувства. Ей казалось, что какой-то дивный водоворот кружит ее, увлекает в неведомые глубины.
Сколько чувств пробудил в ее душе этот поцелуй! Восхитительное, гипнотизирующее тепло распространялось от ее губ, наполняя ее сладкой мягкой слабостью, постепенно овладевавшей всем ее телом.
Как ей, оказывается, не хватало этого! Теперь она уже не сопротивлялась. Крепко прижавшись к нему, она одной рукой обняла его, другую положила на затылок и еще больше приблизила его лицо к своему.
Она вдыхала запах его кожи, его дыхание.
Когда он оторвался от ее губ, ей показалось, что у нее отбирают то, что принадлежит только ей, она испугалась, что это у нее отнимут. Стефани широко открыла глаза.
– Не уходи, – прошептала она, еще теснее прижимаясь к нему. – Пожалуйста, не останавливайся.
Как бы в ответ на этот призыв его губы провели влажную дорожку по ее подбородку, нашли на шее бешено пульсирующую жилку, и он начал медленно ласкать эту жилку языком.
Ее тело выгнулось. Она потянулась к нему, все в ней желало его…
Она закрыла глаза. Его пальцы нашли застежку платья на спине, и оно упало с нее, тогда он расстегнул и лифчик. Прохладный воздух ласково коснулся ее обнаженной кожи. Он не отнимал своих губ от пульсирующей жилки на шее, словно принимая причастие.
Она тихонько стонала, когда его пальцы, поглаживая спину, медленно скользили все ниже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66