Фон Олендорф пошатнулся, и Стефани едва успела подхватить его. Она опустила маэстро на прохладный каменный пол. Его лицо было сведено судорогой.
Боже! Он умирает!
– Фрау Людвига! – закричала Стефани. Затем, наклонившись к маэстро, стала приговаривать: – Все нормально, с вами будет все в порядке. – Она расстегнула воротник рубашки. – Ну вот, так лучше, правда?
Щелкнула дверь, послышался быстрый стук каблуков.
– Маэстро! – закричала фрау Людвига. – Боже мой! Она опустилась на колени возле лежащего хозяина.
– Не иначе, это его грудная жаба опять дала себя знать. Лекарство! Быстро! Оно в одном из его карманов!
Обследовав пиджак, Стефани наконец обнаружила во внутреннем нагрудном кармане колбочку с нитроглицерином.
– Это?
Выхватив колбочку, фрау Людвига достала маленькую таблетку и положила Олендорфу под язык.
– Все хорошо, маэстро, – приговаривала она, баюкая его голову в руках, как маленького ребенка, которого надо успокоить.
«Боже, он может умереть! – думала Стефани. – Я никогда себе этого не прощу!»
– Смотрите, ему уже лучше. – Фрау Людвига с облегчением вздохнула и быстро перекрестилась. – Слава Богу!
Затем, загородив лицо маэстро рукой, она снова обратилась к Стефани:
– Что могло его так расстроить? О чем вы говорили?
Стефани почувствовала, как ее лицо вспыхнуло.
– Я… мы… мы просто говорили…
– У него слабое сердце.
– Я… я не знала.
– Вы не знали? – Теперь, когда маэстро стало лучше, волнение фрау Людвиги перешло в ярость. – Вы его чуть не убили! – прошипела она сквозь зубы.
– Мы… Мы просто говорили о прошлом, – оправдывалась Стефани. – А потом я включила запись…
Но фрау Людвига уже вынесла приговор.
– От вас хорошего не жди! – торжественно объявила она. – Я это сразу поняла, как только вас увидела. – Лицо фрау стало малиновым. – Ну что ж, вы свое дело сделали, теперь можете идти. Оставьте бедного маэстро в покое!
Стефани понимала, что с этой фурией спорить бесполезно. Она смотрела, как та нежно положила голову Олендорфа к себе на колени.
– Чего вы ждете? – Фрау Людвига была настроена решительно. – Уходите же!
Стефани поднялась с колен.
– Что бы вы ни говорили, – произнесла она с достоинством, – я вовсе не собиралась делать ничего плохого.
– Да ну? И при этом чуть не доконали его!
Сказав это, фрау Людвига забыла о существовании Стефани и вся переключилась на маэстро, пользуясь возможностью проявить всю силу своей невостребованной любви.
– Все хорошо, все будет хорошо, – приговаривала она тихонько, как над колыбелью ребенка. – Все хорошо. Она уже уходит.
Стефани, взяв портфель и блокнот, подошла к все еще шипевшему магнитофону, нажала кнопку «стоп», вытащила кассету и перед тем, как уйти, обернулась, чтобы последний раз взглянуть на маэстро. Он и фрау Людвига были в тех же позах, воплощая собой страдание и любовь.
«Вычеркиваем из списка второго», – подумала она.
9
Зальцбург, Австрия
Ей принесли кофейник, два рогалика, масло, джем и самое главное – свежий номер «Интернэшнл геральд трибюн». Стефани раздвинула шторы. Бледное утреннее солнце разогнало остатки все еще царившего в комнате ночного сумрака.
Прихлебывая горячий кофе, она пыталась сосредоточиться на чтении новостей.
Однако сконцентрироваться не удавалось. Стефани задумчиво хмурилась, глядя в пространство. Ей не давал покоя вчерашний телефонный разговор с Сэмми.
Логики не было. Сэмми сказал, что Винетт умерла от передозировки наркотиков. «Но женщина, говорившая со мной по телефону, совершенно не производила впечатление накачанной наркотиками», – думала Стефани.
Стефани нетерпеливо вскочила и начала вышагивать по комнате. Вытянув перед собой руки, она стала играть в старую детскую игру: «Сорока-воровка, кашку варила, деток кормила…»
Деток!
Стефани хлопнула в ладоши.
Ну конечно! Дети!
Но только не просто дети.
Пропавшие дети!
Она еще быстрее зашагала по комнате. Мысли кружились, словно в шаманском танце.
Винетт Джонс разыскивала своего ребенка – ребенка, «утерянного» вашингтонским отделением ПД.
Стефани чувствовала, как прыгало сердце, как яростно бился пульс. Теперь она уже металась по комнате, как тигрица в клетке.
Винетт Джонс разыскивала своего ребенка.
Винетт Джонс убили. Ее не просто убили. Ее заставили замолчать!
– Боже мой! – воскликнула Стефани, внезапно резко остановившись.
Но почему надо было заставить Винетт Джонс замолчать? Из-за пропавшего ребенка?
Стефани снова зашагала по комнате. Журналистское чутье говорило ей, что она не ошибается и смерть Винетт как-то связана с ПД.
Но нужны были доказательства. Да, это будет труднее. Не говоря уж о еще двух задачках, которые ей предстояло разрешить.
Во-первых, что привело в ПД ее деда?
Этот вопрос неотступно мучил после разговора с Винетт, и ей до сих пор так и не удалось найти мало-мальски приемлемого объяснения. В записках деда ПД не упоминалась. Уж не потому ли, что его привела туда абсолютно новая информация, полученная в последние дни, и он просто не успел ничего записать?
Может быть, и его убили, как Винетт Джонс, чтобы заставить замолчать? Чтобы он не предал гласности… что? Что Лили Шнайдер жива? Или что-то связанное с ПД?
И здесь возникал второй вопрос, на который она не находила ответа. Какая существует связь между Лили Шнайдер и ПД?
А такая связь должна быть. Стефани прекрасно знала привычки своего деда; он всегда занимался только одной темой, с настойчивостью ищейки выискивая все к ней относящееся.
Но какая связь между этой оперной дивой и некоммерческим агентством ПД?
При звуке телефонного звонка Стефани вздрогнула.
– Ну как поживает моя детка? – спросил Сэмми.
– Честно говоря, уже давно проснулась. Взяв телефон, она уселась в кресло поудобнее.
– Кстати, в настоящий момент я кое о чем размышляю.
– Винетт Джонс?
– Да. Почему-то я не верю в «передозировку наркотиков».
– Я тоже не верю, детка.
– Так что, по-моему, ее убили… или заставили замолчать, называй как хочешь, – потому что она поднимала слишком много шума по поводу своего пропавшего ребенка.
– Возможно, – осторожно ответил Сэмми. Стефани взяла телефон и переместилась к окну.
Вдалеке, за оранжевыми крышами, сияли на солнце церковные купола, освещая отраженным светом стены окружающих домов. На маленькой улице внизу туристы, вооруженные фотоаппаратами и видеокамерами, уже приступили к своим обычным занятиям.
– И если хочешь знать мое мнение, – продолжала Стефани, – в случае с Винетт наркотики значительно лучше убивают, чем пули. Не просто убить, а еще и так запутать полицию, чтобы никому в голову не пришло разыскивать убийцу. – Стефани помолчала. – Ну, что скажешь?
Сэмми тоже помолчал и ответил:
– Мне очень неприятно это говорить, детка, но, по-моему, в твоих рассуждениях есть доля истины.
– Да, – вздохнула Стефани. – Но беда в том, что, как я ни стараюсь, я не могу найти связи между Лили Шнайдер, дедушкой, ПД, Винетт и ее пропавшим ребенком. Но она должна быть, эта связь! Должна! – Стефани понизила голос: – Я думаю, дядя Сэмми…
– Да, дорогая?
Высоко поднявшееся солнце било ей прямо в глаза, и Стефани вернулась в кресло.
– Было бы неплохо, если бы ты поговорил с этим мистером Кляйнфелдером. Помнишь, Винетт Джонс о нем упоминала.
– Ты совсем плохо обо мне думаешь, детка.
– Ты хочешь сказать, что уже встречался с ним?
– Нет, не встречался. Я звонил ему вчера в офис. Мне сказали, что его нет и они не думают, что в ближайшее время он появится.
– Нет! – Стефани глубоко вздохнула. – Боже, нет! Дядя Сэмми, он…
– Нет, детка, – успокоил ее Сэмми. – Он не умер. Но он в критическом состоянии. В больнице Святого Луки.
Стефани почувствовала облегчение.
– Значит, он поправится?
– Врач сказал, что об этом пока слишком рано говорить.
– Что случилось?
– Бедняга без сознания, и вполне возможно, что никогда в него не придет. Он стал жертвой странного дорожно-транспортного происшествия.
Стефани почувствовала себя так, как будто получила удар под дых.
– О, черт! – Помолчав, добавила устало: – Ты мог бы мне прямо сказать.
– Тебе это не понравится, – предупредил Сэмми.
– Говори.
– Ладно, – ответил Сэмми, набирая побольше воздуху, – но это не очень приятное известие. По словам полиции, это произошло на перекрестке Риверсайд-драйв и Западной Восемьдесят первой улицы. Мистер Кляйнфелдер, пересекая улицу на зеленый свет, дошел до середины пути. Все свидетели указывают на то, что водитель не случайно наехал на него, а специально нажал на газ. Кляйнфелдер, заметив фургон, успел поднять руку, чтобы прикрыть голову. Конечно, это было бесполезно. Его отбросило футов на двадцать. Фургон завернул за угол и скрылся из виду.
– Водителя нашли? – спросила Стефани, зная, впрочем, ответ наперед.
– Нет. Хотя фургон обнаружили сразу. Он был оставлен через два квартала, прямо под знаком «Стоянка запрещена». Фургон числился в розыске как угнанный. Если хочешь знать мое мнение, все было выполнено в высшей степени профессионально.
Стефани чувствовала физическую боль. Еще одна жертва. Еще одного заставили замолчать. И опять нити тянутся к ПД: там работал Кляйнфелдер. Но что такое мог он раскопать, чтобы понадобилось его убрать?
– Насколько я понимаю, – с горечью сказала она Сэмми, – пока Кляйнфелдер не выйдет из комы, мы ничего не узнаем.
Сэмми вздохнул, как бы с неохотой соглашаясь.
– Боюсь, что так, дорогая. – И добавил после паузы: – Да, вот еще кое-что, пока не забыл. Я видел в газете – не помню в какой – сообщение. Яхта де Вейги. По-моему, «Хризалида»? На которой якобы была сделана та пиратская запись.
– И что яхта?
– Она прибыла в Марбеллу с самим де Вейгой и его женой на борту. Сегодня-завтра к ним присоединится их сын, Эдуардо.
– Гм… Интересно, трудно ли расколоть эту компанию?
– Детка, даже не думай!
– Дядя Сэмми, ты ведь меня знаешь! Конечно, буду пытаться!
10
Рим, Италия – Зальцбург, Австрия – Милан, Италия
Едва самолет подтянулся к месту стоянки в аэропорту Рима, Стефани нетерпеливо вскочила со своего кресла в первом ряду. Быстро проскользнув мимо кабинки стюардессы, она торопливо пошла по рукаву перехода, на ходу расстегивая сумку. Дойдя до стойки паспортного контроля, она положила на нее паспорт на имя Холли Фишер.
Взяв паспорт; человек за стойкой хмуро сравнивал бесстрастную фотографию на паспорте с яркой красавицей, застывшей перед ним. Продолжая хмуриться, он перелистал чистые страницы. Затем, положив раскрытый паспорт на стойку, разрешил Стефани пройти.
Сопровождаемая носильщиком, она стала разыскивать камеру хранения багажа. Найдя ее, она сунула носильщику положенную мзду и опустила монетки в щель автомата. Затем заложила чемоданы в камеру, заперла дверцу и опустила ключи в карман.
Теперь у нее оставалась самая легкая, хотя и самая громоздкая из трех сумок. Стефани с помощью указателей добралась до женского туалета, по дороге останавливаясь перед экранами, на которых высвечивалась информация о вылетах. Ближайший самолет в Милан должен был вылететь меньше чем через час. Если она поторопится и ей повезет с билетом, она как раз успеет.
Ускоряя шаги, она добралась до цели и заперлась в кабинке. Кабинка оставалась занятой двадцать минут. Если бы кому-нибудь пришло в голову следить за ней, этот человек решил бы, что Стефани просто растворилась в воздухе. Потому как Стефани Мерлин, вошедшая в кабину, была ошеломительно красивой голубоглазой блондинкой, с ярким макияжем. Из кабинки вышла всего лишь деловая женщина привлекательной внешности, с рыжими вьющимися волосами и зелеными глазами – цветные контактные линзы и парик сделали свое дело. На ней был минимум косметики, и вся она, собранная, спешащая, была сама деловитость.
На ней были круглые очки в тонкой золоченой оправе и строгий серый шелковый костюм. Звали женщину Вирджиния Уэссон.
Забрав чемоданы из камеры хранения, она энергично прошла к ближайшей кассе, купила билет, сдала в багаж свои чемоданы и поспешила к выходу на посадку.
Через пятнадцать минут аэробус А-320 оторвался от взлетной полосы и резко взмыл вверх, унося Вирджинию-Стефани на север, в Милан, где она должна была встретиться с ничего об этой встрече не подозревавшим пианистом Борисом Губеровым.
Его звали Манфред Лебл. Это был величавый, полный чувства собственного достоинства человек. Выдвинув перед собой ухоженные руки, он с сожалением покачивал головой, глядя на человека, стоявшего перед ним.
– Это очень необычная просьба, сэр. Пожалуйста, поймите нас, – говорил он. – Конфиденциальность – это основное в нашей работе. Этого ожидают от нас – фактически, требуют – наши клиенты. Как управляющий директор «Голднер Херш», я обязан соблюдать в точности традиции нашего отеля.
Человек с черным портфелем молчал.
– Конечно, если бы фрейлейн Фишер сообщила нам, что мы можем давать информацию о ее поездках… – Херр Лебл беспомощно развел руками и вздохнул. – К сожалению, она этого не сделала. Из этого я заключаю, что она хотела бы, чтобы ее маршрут оставался в тайне. Несмотря на мое величайшее желание помочь вам, я не могу нарушить наши правила. – После паузы он спросил: – Вы упомянули, что вы адвокат фрейлейн Фишер?
– Нет, – слегка улыбнувшись, ответил молодой человек. – Я один из помощников ее адвоката. – Он поправил галстук и смущенно потупился. – Я даже не знаю, что мне делать. – Он поднял глаза на Лебла. – Как я уже сказал, я должен подписать некоторые бумаги у мисс Фишер. Последний срок – полночь завтрашнего дня. Если подписи не будет… – молодой человек понизил голос. – Я не должен вам об этом рассказывать, господин…
– Лебл.
– …господин Лебл. Если эти бумаги не будут подписаны вовремя, буду виноват я, а мисс Фишер может потерять миллионы. Миллионы! – повторил он с несчастным видом.
Господин Лебл задумался.
– Гм… Ну что ж, мы здравомыслящие люди. Наверное, учитывая данные чрезвычайные обстоятельства, мы сможем пойти вам навстречу.
– Я буду рад любой помощи с вашей стороны, господин Лебл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66