Телевизоры, настроенные на послеобеденные ток-шоу, болтали, смеялись, выплевывая обрывки разговоров, хохот, аплодисменты. Откуда-то из-за закрытых дверей доносились мучительные стоны. У поста медсестры разразился небольшой скандал. Женский голос на повышенных тонах доказывал:
– Но ему не положено болеутоляющее до шести часов!
Из комнаты 432 слышался задорный голос телеведущего.
– Вы когда-нибудь хотели сделать подарок? Здравствуйте. Меня зовут Шанна Паркер.
Прежде чем войти в палату, Дух быстро обернулся. Постояв несколько секунд в коридоре, он проскользнул в палату и затворил за собой дверь, чтобы скрыть от посторонних глаз то, что там произойдет.
Шанна Паркер вещала из телевизора:
– Будучи членом ПД, я регулярно получаю письма и фотографии, из которых я узнаю о…
Дух, оглядевшись, с удовлетворением обнаружил, что из двух кроватей, стоявших в палате, была занята только одна. На ней лежал пациент, походивший на толстенького ангелочка с седыми вьющимися волосами. Несмотря на включенный телевизор, он мирно спал.
Чтобы удостовериться, что он попал именно туда, куда ему было надо, Дух подошел к табличке у изножья кровати. На табличке была надпись: «Кляйнфелдер, Аарон».
Прихватив с соседней кровати подушку и задернув занавеску между кроватями, Дух опустил подушку на лицо Аарону и долго держал ее обеими руками.
Проснувшийся Аарон попытался было закричать, но все звуки поглощались подушкой. Движения его становились все слабее: жизнь уходила из него. Еще одно последнее судорожное движение – и он затих.
Отняв подушку, Дух проверил пульс. Все в порядке. Он постоял еще немного, глядя на мертвое тело с тем выражением удовлетворения, с которым обычно смотрят на хорошо сделанную работу – может быть, картину или скульптуру. Убийство – это тоже искусство.
Шанна продолжала свой душещипательный монолог:
– Это замечательная награда – видеть, как истощение сменяется упитанностью, болезнь – здоровьем, отчаяние переходит в надежду. Вы только подумайте! Совсем немного денег! Всего несколько пенни в день!
Не отводя взгляда от Аарона Кляйнфелдера, Дух шутливо отсалютовал телевизору, положил подушку обратно на соседнюю кровать, а рядом с Аароном – красную розу, вытащенную из кармана халата. После этого Дух как ни в чем не бывало вышел из комнаты. На лице его сквозь профессиональную улыбку проглядывало чувство удовлетворения.
Сэмми вытащил гвоздику из букета.
– Это вам, – сказал он, проходя мимо медсестры. – А это вам, – он вытащил вторую гвоздику и вручил ее старушке, повстречавшейся ему на пути.
Обе женщины были приятно удивлены такой галантностью.
Сэмми шел по больничному коридору, поглядывая по сторонам в поисках палаты 432. Завидев доктора, шедшего ему навстречу, он вытащил еще одну гвоздику:
– Желаю вам хорошего дня.
Взяв гвоздику, доктор кивнул и поспешил дальше. Так Сэмми Кафка подарил Духу цветок.
27
В море – Канн – Ницца
«Хризалида» направлялась в Бразилию. Корсика, Эльба, Ливорно, Портофино, Сан-Ремо, Монако – все проплывало перед ней как в тумане, и Стефани не могла избавиться от странного ощущения, что она вот-вот проснется в своей комнате в Нью-Йорке, и Эдуардо, Бразилия – даже сама яхта, – все это исчезнет, как приятное сновидение.
Как-то она сказала Эдуардо:
– Я не могу поверить, что все это происходит со мной!
Он улыбнулся.
– Вот увидишь, тебе понравится Бразилия. Мне так много хочется тебе показать!
– Я хочу видеть все!
– Все, – повторил он, целуя ее. – Все и даже больше.
Стефани все еще удивлялась тому, с какой легкостью ей удалось прорваться сквозь линии обороны де Вейги. Казалось, еще вчера случилась катастрофа с ее лодкой, а сегодня – вот, пожалуйста. И Эдуардо, и его бабушка Заза души в ней не чают. Эрнесто ее как-то терпит; с неохотой, но терпит и Зара. А она, Стефани, плывет по Средиземному морю на их яхте. Вместе с ними. В Бразилию.
«Я могу с полным основанием чувствовать себя победительницей», – думала она.
Но звездной ночью, когда она стояла в одиночестве на палубе, любуясь небом, где-то глубоко-глубоко начинало шевелиться тревожное чувство вины.
«Ведь это вовсе не я, Стефани, сопровождаю Эдуардо в Бразилию. Это Моника Уилльямс…»
Она размышляла о том, насколько проще было бы все, если бы она не привязалась так сильно к Эдуардо.
«Эдуардо, любимый мой, я меньше всего ожидала, что это случится с нами: что мы полюбим друг друга. Но именно потому, что это произошло, для меня особенно важно разобраться до конца во всей этой истории – я не хочу, чтобы подозрение висело над нами дамокловым мечом. Понимаешь, любимый? Наше счастье возможно, только если я докопаюсь до истины. Ведь ты согласишься со мной, любимый, правда?»
Легкое жужжание мотора прервало ее раздумья. Она обернулась. К ней приближалась бабушка Заза в своем кресле. Умело маневрируя, она подъехала к Стефани и поставила кресло на тормоз.
– Надеюсь, я не побеспокою вас? – спросила Заза, заглядывая Стефани в лицо.
Стефани покачала головой.
– Нет, конечно нет.
– Вы очень милая женщина. Я рада, что вы решили ехать с нами в Бразилию. Вы знаете, я оказалась права. Я с самого начала подумала, что вы с Эдуардо – хорошая пара.
Стефани вяло улыбнулась.
– Хотелось бы верить.
– Я уверена в этом.
Заза восседала на кресле, как на троне. Наклон ее головы, царственный профиль, величественная посадка, ее руки, возложенные на мягкие подлокотники, – весь облик вызывал в памяти картины давно ушедших времен.
– Вы ведь часто сюда приходите, не так ли? – спросила Заза. – И всегда ночью.
– Вы очень хорошо информированы, – с удивлением ответила Стефани.
– Просто я умею замечать, что происходит вокруг. – Старушка рассмеялась. – В этом кресле очень тихий мотор. Поэтому я могу передвигаться бесшумно. Кроме того, с возрастом обнаруживаешь, что тебе нужно совсем немного сна. Так что я разъезжаю по коридорам и палубам и наблюдаю. Вы знаете, я сама часто сюда приезжаю, когда мне нужно кое-что обдумать. Это место располагает к размышлениям.
– Да, – согласилась Стефани, – это так. Какое-то время они обе молча смотрели на темное море, занятые каждая своими собственными мыслями.
Потом Заза объехала Стефани и остановилась прямо напротив нее.
– Дорогая. – Она обеими руками взяла руку Стефани. – Если вы волнуетесь по поводу Эдуардо или приезда в Бразилию – не стоит. Вы уже любите Эдуардо. Вы полюбите и Бразилию, когда мы туда приедем.
Стефани улыбнулась.
– У вас так просто все получается!
– А это и есть просто! Молодые всегда все усложняют, изобретают какие-то непреодолимые препятствия. Вот доживете до моего возраста, тогда и поймете, что во всем мире есть только три-четыре вещи, которые действительно стоят волнений.
– Три-четыре? – удивленно переспросила Стефани. – И все?
– Да. И все. Остальное – яйца выеденного не стоит. – Заза улыбнулась и выпустила руку Стефани. – Ну ладно, мне пора. Спокойной ночи, дорогая. – Она развернула кресло и, уже отъехав, обернулась к Стефани: – И постарайтесь заснуть. Если вас что-то беспокоит, всегда помните: утро вечера мудренее.
Стефани улыбнулась.
– Запомню, – пообещала она.
Заза помахала ей рукой и отъехала. Когда звук мотора затих, Стефани опять уставилась в темную поверхность моря.
«Может быть, Заза и права , – подумала она. – Может, действительно, утром все предстанет в другом свете?»
Потому что она знала точно: где-то там, за этим темным горизонтом, за огромной яхтой неотступно следует Джонни.
«Следует за мной. Но скоро ты лишишься меня, мальчик. Завтра мы отправляемся в Бразилию, и ты потеряешь мой след. И тогда у меня останется меньше поводов для беспокойства».
На следующий день Стефани ощутила, с какой безмолвной, почти таинственной легкостью путешествуют де Вейга. Ей казалось, что она наблюдает за каким-то огромным работающим механизмом.
Вернувшись к себе в комнату после завтрака, она обнаружила, что ее вещи уже упакованы. Всю жизнь бронирование и покупка авиабилетов, упаковка багажа были для нее неким важным ритуалом. Кроме того, все предотъездные хлопоты представляли собой приятное промежуточное состояние, когда ты уже покидаешь одно место, но еще не прибыл в другое.
Теперь же, когда обо всем заботились какие-то невидимые слуги, она чувствовала себя обделенной. Пришло в голову сравнение с осенним листком, хрупким и нежным, вынужденным подчиняться неодолимой воле ветра. Ей было как-то неуютно ощущать себя таким листком. Однако образ не отступал.
Еще острее Стефани почувствовала, что не принадлежит себе, когда к ней явился полковник Валерио, чтобы забрать ее паспорт.
– Я всегда заранее улаживаю все дела с паспортным контролем и таможней, – объяснил полковник. – Это позволяет нам взлетать сразу же, как только мы садимся в самолет.
Стефани не хотелось расставаться с паспортом: ведь это была единственная ниточка, которая еще как-то связывала ее со свободной жизнью. Но выбора не было, пришлось подчиниться.
Засунув паспорт в карман, полковник произнес:
– Спасибо, мадам. Мы вылетаем точно в пятнадцать ноль-ноль.
Его каменное лицо не выражало ничего, только две маленькие Стефани отражались в зеркальных очках. По-военному развернувшись, он вышел.
– Шагом марш, – передразнила его Стефани, глядя в удаляющуюся спину. Что он за человек? Может, не человек, а робот?
Она вышла на палубу. «Хризалида» стояла на якоре в миле от берега. Небо было безоблачным, светило солнышко, в воздухе, как белые конфетти, носились бесчисленные чайки.
Она посмотрела на часы. Почти десять.
Стефани в задумчивости сжала губы. У нее оставалось пять часов. Надо позвонить дяде Сэмми. Они не разговаривали уже неделю. Зная его, она представляла, как он волнуется. Наверное, воображение ему рисует самые мрачные картины.
Но с яхты она звонить не может: Валерио наверняка прослушивает все разговоры. Звонить из автомата с берега тоже неразумно: это будет выглядеть очень подозрительно. Так. Надо что-то придумать.
– А, вот ты где, – услышала она голос Эдуардо. Стефани обернулась на голос, и прямо в глаза ей ударило солнце. Она заслонилась рукой. К ней подходил Эдуардо. На нем была белая шелковая рубашка с тремя расстегнутыми у шеи пуговичками, белые брюки и коричневый пояс с золотой монограммой на пряжке, сандалии, наподобие тех, что носили римские легионеры: толстые коричневые ремни, скрепленные медными пряжками, обвивали щиколотки. С плеча свешивалась холщовая сумка. Он улыбался.
– Я тебя везде искал! – воскликнул он, целуя ее в губы.
Стефани улыбнулась.
– Правда?
– Конечно, правда. – Он скинул с плеча сумку. – Я осмотрел все кабинки для переодевания в бассейне. Как ты думаешь, аквамариновые купальник и плавки подойдут нам?
– Мы что, идем купаться?
– И купаться тоже, – ответил он, потеревшись своим носом о ее.
– А что еще? – Глаза ее блестели, зубы жемчужно сверкали в улыбке.
– Канн совсем близко, – ответил Эдуардо, прижимаясь к ней. Губы их встретились, и на этом разговор прекратился.
Их лодка причалила в чудном старом рыбацком порту, с узкими живописными улицами и жужжащим рынком. Выпив кофе в маленькой кофейне на берегу залива, они пошли по Круазетт, пленительной береговой полосе Канна, любуясь ее пляжами, волшебными пальмами и сахарно-белыми отелями.
В очередной раз Стефани убедилась, что Эдуардо – великолепный гид. Казалось, он знал все. Он не поленился показать ей все самые прекрасные виды. В маленьких тесных улочках они бродили по антикварным лавкам. На Рю Этат-Юни они купили самое вкусное в мире мороженое. Оттуда они направились на другую сторону города, к горе Ля Калифорни, где расположились принадлежащие королям, эмирам и бизнесменам-миллиардерам уединенные дворцы в неоготическом стиле. И поскольку ни одно посещение Канна не обходится без этого, они побывали на пирсе отеля «Карлтон», где заплатили по сотне франков за матрас и зонтик, и, облачившись в голубые купальные костюмы, плескались в море, а потом поиграли на берегу в мяч с прелестными детьми.
Наблюдая за возней Эдуардо с ребятишками, Стефани еще раз подивилась его общительности, умению быть своим в любом окружении – будь то детишки, вот как эти, или рыбаки в старом порту, или шикарная публика в роскошном ресторане.
«Каждая минута, которую мы проводим вместе, – такая особая, – думала Стефани. – Мне бы хотелось, чтобы это утро никогда не кончалось». Она улыбнулась: так она думала всегда, когда они были вместе. «Интересно, он так же думает?»
Она надеялась, что так же.
Проведя час на пляже, они переоделись и направились в ресторан в отеле «Мартинес-Конкорд». Эдуардо заказал им телячьи отбивные, сладкие луковые пирожки и свежую малину. И хотя это был один из самых вкусных обедов, которые когда-либо ей доводилось вкушать, Стефани было не до еды, она была так поглощена Эдуардо, что даже вода с хлебом показалась бы ей сейчас изысканным яством.
«Интересно, как это будет выглядеть – жизнь с Эдуардо?» – осмелилась она спросить себя.
Было два часа дня. К столику подошел усатый метрдотель.
– Месье, ваша машина прибыла.
– Спасибо, – ответил Эдуардо, незаметно вкладывая в ладонь метру стодолларовую купюру. – Пожалуйста, попросите водителя подождать.
Метр низко поклонился.
– С удовольствием, месье, – ответил он и поплыл через зал, как будто на воздушной подушке.
Эдуардо улыбнулся Стефани. Она знала, что означает эта улыбка.
Пора. Наступило время лететь в неизвестность. Улыбнувшись в ответ, она отодвинула стул.
– Мне надо на минуту выйти.
Взяв сумочку, она поднялась. Эдуардо тоже встал, ожидая, пока она выйдет из-за стола. Зная, что он провожает ее взглядом, она неторопливо прошла через зал и только в вестибюле отеля, где ее уже нельзя было видеть из зала, ускорила шаги. Подойдя к ближайшему телефону-автомату, она обеими руками схватила телефонную трубку, от нетерпения притопывая ногой. Затем, осознав, что ее поведение может привлечь чье-то ненужное внимание, заставила себя выпрямиться и поднять голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66