– Но вместо того, чтобы уничтожить меня, – всхлипывая, сказала она, – бомба унесла жизнь Фама!
– Детка… – Сэмми накрыл ее руку своей.
– Я знаю, дядя Сэмми, я знаю! – Стефани смахнула слезы. – Ты сейчас скажешь, что я не должна себя винить. Но Фам зашел туда из-за меня! Потому что я забыла там свои часы! – Слезы продолжали прокладывать две мокрые дорожки на щеках. – Боже мой! Ну почему он был таким упрямым? Я уже пошла было сама, но провод моего «уокмена» зацепился за дверную ручку, и тогда он проскользнул мимо меня, крикнув, чтобы я подождала его в вестибюле.
– Ну сколько раз тебе говорить, детка? – мягко сказал Сэмми. – В том, что случилось с Фамом, нет твоей вины.
Но она как будто не слышала.
– Это было ужасно, дядя Сэмми. Ужасно! Я была в вестибюле, когда… когда все это произошло! – Внезапно она, закинув руки ему за шею, прижалась к нему всем телом.
Обнимая ее, он впервые ощущал себя беспомощным, не находя слов утешения. Тело ее тряслось от всхлипываний, он чувствовал, как ее слезы льются ему на шею.
– Все нормально, – успокаивал ее Сэмми, поглаживая по вздрагивавшей спине. – Ну ладно, ладно, детка.
– Это было… как огромный шар огня! Он вылетел прямо в холл по направлению к тому месту, где я стояла! Если бы я не выскочила в вестибюль… – Голос Стефани сорвался.
– Не надо об этом вспоминать, дорогая, – он гладил ее по волосам. – Самое важное, что ты осталась невредима.
Стефани отстранилась от него.
– Но Фам! – выкрикнула она.
– Да, Фам погиб, – тихо проговорил Сэмми.
Глаза Стефани округлились.
– Я найду этих подонков, которые убили дедушку и Фама! – прошептала она. – Я найду этих убийц!
– Дорогая, дорогая… – Наклонив голову, Сэмми горестно смотрел на Стефани. – Ну почему ты так упорно считаешь, что это была бомба? Вполне возможно, что это просто несчастный случай. Да, несчастный случай…
Она покачала головой.
– Говорю тебе, никакой это не несчастный случай!
– Но почему ты так уверена?
Стефани глубоко вздохнула.
– Потому что дедушка сообщил мне, почему его убили.
– Что? – уставился на нее Сэмми.
Она кивнула.
– Он сообщил мне мотив убийства, – твердо повторила Стефани. – Его записки. Когда я их прочитала…
– Да? И что же ты там обнаружила?
– Ну, они… они многое объяснили, дядя Сэмми. Понимаешь, он уже почти закончил собирать материал к биографии и дописывал второй вариант книги, когда понял, что рассказал только половину .
Сэмми задумчиво нахмурился.
– Ты знаешь, детка… Я вот сейчас вспоминаю, что во время нашего последнего разговора он… он действительно сказал, что что-то обнаружил. И не стал отрицать, когда я предположил, что это было что-то умопомрачительное.
– Так и есть. Потому что, видишь ли, дядя Сэмми, он обнаружил, что Лили Шнайдер жива.
– Ты не имеешь в виду…
– Я именно это имею в виду! Именно это! Лили Шнайдер живет и здравствует!
– Но… похороны! Тело! Если в этой могиле похоронена не Лили, то кто же?
– Это одна из многих тайн, которые мне предстоит раскрыть, – твердо ответила Стефани.
– И где же ты будешь проводить свое расследование?
– Везде, где это может понадобиться. Я начну с самого начала и буду двигаться вперед. – В ее голосе зазвенела сталь. – И пусть лучше никто не пытается остановить меня на этом пути. Когда я говорю никто, я и имею в виду именно это: никто .
3
Вблизи Западного Корнуолла, штат Коннектикут
Уже давно наступила ночь, но они все еще не спали. Стефани разогрела две замороженные пиццы с оливковым маслом, кольцами красного лука, копченым лососем, сметаной и икрой. Еще она открыла бутылку превосходного вина.
– Дядя Сэмми, ты поверишь, сейчас я знаю о Лили Шнайдер больше, чем о тебе, – говорила Стефани, отрезая себе пиццы.
– В таком случае, почему бы тебе не просветить меня на этот предмет? А?
– Хорошо. – Стефани отпила немного вина. – Лили Тереза Билфелд родилась двадцать второго мая тысяча девятьсот десятого года в Нойнкирхене, маленьком городке Австро-Венгрии, который сейчас принадлежит Австрии. У нее было две сестры. Старшая, Луизетт Эржбет Билфелд, родилась за десять месяцев до Лили. Младшая, Лизелотт Элизабет Билфелд, родилась через год после Лили. Их отец, Герхард Франц Билфелд, был инженером-путейцем. Их мать, Валери, родом из Будапешта, была пианисткой-любительницей и домашней хозяйкой.
Стефани замолчала, как бы раздумывая, стоит ли продолжать.
– Рассказывай дальше, – попросил Сэмми.
– Ладно. Эти три рождения принесли с собой и счастье, и трагедию. Трагедия состояла в том, что Лизелотт была тяжко больна.
– А что за болезнь?
– Героморфизм. Это ужасное заболевание, когда, едва родившись, человек начинает стареть. В пять лет Лизелотт выглядела как зрелая женщина, в пятнадцать лет она была уже старухой. Ты можешь себе представить, каково это – наблюдать, как твоя младшая сестра превращается в старуху?
– Нет, не могу. А в чем было счастье?
– Счастье – это талант Лили. Уже в пять лет она училась пению – хотя учителя музыки в Нойнкирхене были не бог весть какие. Эти уроки продолжались два года, и столько же времени родители регулярно возили Лизелотт в Вену и Будапешт к различным специалистам, хотя толку от них не было никакого. И по сей день не найдено средство лечения героморфизма. Когда девочкам было пять, шесть и семь лет, их отец умер после операции язвы желудка. Чтобы свести концы с концами, рояль пришлось продать, и уроки прекратились. Лизелотту тоже больше не возили к специалистам. В конце концов, когда дела пошли совсем плохо, Валери решила переехать в свой родной Будапешт, где их приняла к себе семья ее брата, которая жила вшестером в пятикомнатной квартире без горячей воды. Это было умное решение – переехать в Будапешт. Здесь было изрядное количество докторов и санаториев, но главное – именно брат понял, что голос Лили – это исключительный дар судьбы. Он взял вторую работу специально для того, чтобы оплачивать уроки лучшего вокалиста, которого можно было найти в Будапеште.
Будапешт был одним из двух главных культурных центров Австро-Венгрии, неудивительно поэтому, что учила Лили вокалу не кто иная, как всемирно известная мадам Милена Зекели. Плата за уроки соответствовала ее известности. Дядя выбивался из сил: ни доктора, ни мадам Зекели отнюдь не славились своей благотворительностью. «Если вам действительно нужны мои уроки, вы как-нибудь наскребете денег, чтобы их оплатить», – это было ее правило. Деньги с грехом пополам действительно наскребали, и мадам Зекели – воплощение требовательности и профессионализма – оказала огромное влияние на юную Лили.
Сэмми медленно кивнул, приглашая Стефани к продолжению рассказа.
– Шло время, Лизелотт совсем одряхлела, в то время как Лили и Луизетт превратились в настоящих красавиц. Где бы они ни появлялись, к ним было неизменно приковано внимание мужчин. Красота Луизетт была классической, но Господь совсем не дал ей музыкального слуха.
Стефани взглянула на Сэмми.
– Ты действительно хочешь знать, что было дальше?
– Очень.
– В таком случае, – Стефани отодвинула стул и поднялась, – я хочу выпить чего-нибудь, только не вина. Этот рассказ меня выматывает. А поскольку я провела всю неделю в одиночестве, мои голосовые связки не в лучшем виде. Раз уж я встала, может, тебе принести чего-нибудь?
– Может быть, еще немного этого превосходного вина?
– Сейчас.
Она быстро вернулась, неся в одной руке бутылку и штопор, в другой – стакан с содовой. Раздался хлопок – Сэмми откупорил бутылку.
– Ох, – воскликнул он, поводя вновь наполненным бокалом перед носом. – Амброзия. – Он отпил глоток. – Ну ладно, – Сэмми поставил бокал на столик. – Почему бы тебе не продолжить рассказ о Лили?
– Да. В общем, примерно в двадцать пятом году мадам Зекели пришла к выводу, что у ее талантливой ученицы есть все, чтобы стать оперной дивой мирового класса. Она решила, что Лили должна посвятить себя музыке – «принести себя в жертву», как, вероятно, выразился этот дракон в юбке. Она нажала на соответствующие педали, и Лили приняли в Будапештскую Академию Ференца Листа – одно из лучших и по тому времени наиболее престижных учебных заведений в мире.
– И? – нетерпеливо спросил Сэмми.
– Там она несколько лет занималась у разных преподавателей, не оставляя и мадам Зекели, та, в свою очередь, не могла расстаться с ученицей, приносившей ей постоянный доход. Затем, примерно в двадцать седьмом году, нашей Лили, похоже, надоело все время чувствовать у себя за спиной этого дракона мадам Зекели. В обход своей благодетельницы она подала заявление и была принята в хор Государственной оперы Будапешта. Мадам чуть не хватил удар. Она кричала Лили, что та слишком торопится, что надо еще готовиться, и все такое прочее. Но Лили сделала по-своему. Она уже вкусила свободы и не собиралась ее терять. Учительница и ученица расстались не самым лучшим образом. Через год Лили уже исполняла вторые партии, ее выделяли среди стажеров, она становилась восходящей звездой.
Стефани помолчала, нахмурившись.
– А вот дальше ничего не ясно. Я несколько раз прочитала оба варианта рукописи, пересмотрела все подготовительные записи и наброски, но никакой общей картины не вырисовывается. Несмотря на все мои старания.
– Тогда просто расскажи, что знаешь, без общей картины, – попросил Сэмми.
– Хорошо, но это только отдельные эпизоды, обрывки, – предупредила Стефани. – Буду петь с листа. Мне кажется, Лили была слишком талантлива, а может быть, слишком агрессивна и амбициозна. Она могла представлять угрозу примадонне. Кто знает? Все может быть. – Стефани пожала плечами. – Здесь возможно бесчисленное количество вариантов. Я хочу сказать, примадонна не зря так называется – прима-донна, не так ли?
Сэмми согласился.
– Единственное, что я могу сказать, – продолжала Стефани, – я изучила все досконально и не нашла абсолютно ничего, то есть ничего вообще, что бы хоть как-то прояснило то, что произошло. Но это должно быть что-то очень неприятное. Иначе почему многообещающая стажерка внезапно оказалась персоной нон грата и была выставлена из оперы?
– И это все, что тебе известно об этом периоде?
– Да, все. А что? – Стефани наклонила голову. – Может быть, ты знаешь что-то, чего не знаю я?
– Я потом расскажу тебе, что я знаю. А пока продолжай, детка. Мне очень интересно. – Сэмми улыбнулся. – Правда.
– Ну раз так, я продолжу. – Стефани покосилась на Сэмми и отрезала себе еще кусочек пиццы. – То, что произошло всего неделю спустя, подтверждается многочисленными документами. Мать Лили, больная сестра Лизелотт, дядя и его семья – все погибли в железнодорожной катастрофе. Поезд, в котором они ехали, сошел с рельсов и упал в Дунай.
– Трагедия, – произнес Сэмми, покачав головой. – Хотя для бедной Лизелотт это было благом – окончились ее страдания.
– Да. К счастью для Лили и Луизетт, ни той ни другой не было в поезде. Луизетт лежала с гриппом, и Лили твердо заявила, что останется с нею. Конечно, повезло, но дядя, их опора в жизни, погиб. Они остались одни, без работы и без единого родственника. Лили понимала, что у нее было очень мало шансов снова попасть в оперу. Они с Луизетт без промедления собрали чемоданы и отбыли в Вену.
– Где, скорее всего, репутация Лили была уже известна, поскольку Венская государственная опера и опера Будапешта всегда были тесно связаны, – сказал Сэмми.
Стефани время от времени отправляла в рот кусочки пиццы, запивая ее содовой.
– Короче, оттуда сестры Билфелд отчалили в Берлин, где их также ждала нелегкая жизнь. У Лили не было ни рекомендательных писем, ни покровителей, она не могла прорваться даже на прослушивание в Берлинскую оперу. Занятия вокалом требовали немало денег. Так что обе девушки стали жить «у тети» и работать на нее же.
– Тетя? Но ведь у них не осталось родственников!
– Дядя Сэмми, «тетя» – значит «мадам», а «работа» – значит «проституция».
– Проституция? Лили? Детка, скажи честно, – он испытующе смотрел на Стефани, – ты абсолютно уверена?
– Да, абсолютно. – Стефани кивнула. – У меня есть копия старой групповой фотографии девушек этого борделя. Оригинал погиб во время взрыва, но даже на фотокопии легко узнать и Лили и Луизетт. Хочешь взглянуть?
– Потом. Продолжай, пожалуйста! Честно говоря, я услышал много нового. Просто потрясающая история!
Стефани довольно улыбнулась.
– По-моему, тоже. Так на чем я остановилась? – Стефани поддела вилкой еще кусочек пиццы.
– Берлин, – подсказал Сэмми.
– Да, Берлин. В конце концов, работа у «мадам» позволяла Лили брать уроки вокала. Жертва была оправданна. Ее новый преподаватель помог ей попасть на прослушивание в оперу, и она была принята сразу же. После этого события разворачивались по голливудскому сценарию – трогательная история со счастливым концом, типичная мелодрама. Через несколько месяцев – удача! Ей дали ведущую партию в оперетте «Кавалер роз». В день премьеры выясняется, что примадонна не может выступать, поскольку с ней произошел несчастный случай. Ее заменяют дублершей, то есть Лили. Стоит ли говорить, что она покорила всех, зал устроил ей овацию на полчаса – и новая звезда родилась!
Сэмми открыл было рот, собираясь что-то сказать, но потом передумал и вместо этого отхлебнул вина.
Стефани не сводила с него глаз. Она не могла догадаться, о чем именно он думает, но не сомневалась, что ему известно что-то, чего она не знает.
– Ладно, дядя Сэмми, – сказала она наконец. – Выкладывай. Сейчас не время загадки загадывать.
Сэмми отодвинул стул.
– Почему бы нам не переместиться со своими стаканами на диван? – спросил он, взявшись за бутылку вина. – Мой рассказ может оказаться долгим, давай-ка расположимся поудобней.
– Давай, – согласилась Стефани, быстро приканчивая последний кусок пиццы.
– Вернемся в Будапешт, – начал Сэмми.
– В Будапешт? – повторила Стефани. Она расположилась на диване, упершись локтем в подушку. – Будапешт… Будапешт… И что? Ну конечно! – Стефани резко выпрямилась. – Причина, по которой ее уволили из оперы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66