Там была своя гостиная, камбуз, столовая. При этом он обратил внимание Стефани, что даже рядовые матросы имели собственную каюту с туалетом.
– Эти каюты получше тех, что туристические корабли предлагают своим пассажирам, – пробормотала Стефани, чем несказанно порадовала Эдуардо.
Шеф-повар устроил им экскурсию по камбузу. Они побывали в «винном погребке», где при постоянно поддерживаемой низкой температуре аккуратно хранились на подвесных полках тысячи бутылок с дорогими винами. Сам капитан Фалькао показал ей рубку с компьютеризированными навигационными системами и электроникой последнего поколения.
В радиорубке они осмотрели аппаратуру, которой мог бы гордиться центр управления космическими полетами. Хелио, дежурный оператор, польщенный тем, что столь элегантная женщина посетила его скромные владения, передал свои наушники Стефани, чтобы та могла послушать эфир.
Эдуардо увлекал ее с одной палубы на другую. Он показал ей сауны, которые грелись круглые сутки и в которых она должна обязательно побывать. Он показал ей в столовой бесценное панно – с лайнера «Нормандия». Он рассказывал о фантастических электронных системах безопасности, в частности о подводном сонаре для защиты от водолазов.
Эдуардо наслаждался тем, как Стефани беседует с командой. Ее природная жизнерадостность и легкость в общении сразу покорили членов команды. Ее живое любопытство, понимание, улыбка – все это было для него сюрпризом. Он чувствовал, что она, не обладая ни царственностью, присущей его матери, ни пугающим взглядом его отца, может покорить и подчинить всех своей жизнерадостностью и живостью ума.
На палубе, где находилась ее комната, он показал ей другие помещения для гостей, каждое из которых было названо в честь какой-нибудь бабочки. Только после того как он сообщил ей это, она обратила внимание, что в каждую дверь была вделана стеклянная коробочка, содержавшая образец той бабочки, чье имя носила каюта. Разумеется, цвета в каждой каюте соответствовали расцветке бабочки. Каюта «Бринтезия» была выдержана в черном, белом и сером тонах; «Дейлефия» – в розовых и оливковых, «Либитея» – в серо-голубых и оранжевых.
– Ты живешь в каюте «Лисанда».
– Серебристо-голубая, черная и белая, – пробормотала Стефани.
– Правильно.
– А ты? В честь какой бабочки названа твоя каюта?
– Моя, – засмеялся Эдуардо, – никак не называется, слава Богу. Там вообще нет ничего, связанного с бабочками. Видишь ли, бабочками увлекается отец, у меня другие интересы.
– Тогда понятно, почему эта яхта носит имя «Хризалида». Из-за увлечения твоего отца?
– Боюсь, что да. – Эдуардо застенчиво хмыкнул. – И «Магнум» тоже.
– Ты имеешь в виду эту лодку на корме?
– Да. Ее называют «Larva».
– Larva? То есть яички, которые откладывают бабочки?
– Да. Видишь ли, когда лодку запускают, кажется, что «Хризалида» родила ее.
Стефани засмеялась.
– Я уверена, что это выглядит ужасно непристойно.
– Да, очень! – весело подтвердил Эдуардо.
В библиотеке они бродили среди стеллажей со специальными барьерами, удерживавшими тысячи томов даже во время самого сильного шторма. Он объяснил, по какому принципу расставлены книги: классика в кожаных переплетах, новейшие бестселлеры в мягких обложках и, конечно же, сотни томов по лепидоптерии.
– А ты знаешь, что бабочки на стадии хризалиды могут выбирать , когда им стоит начать их недолгую жизнь?
– Нет. – Стефани посмотрела на него с интересом. – Это потрясающе!
– Конечно, таким образом они не могут продлевать свой жизненный путь бесконечно: мать-природа позаботилась об этом.
– А эти? – Стефани провела пальцами по корешкам очень толстых медицинских книг. – Зачем они здесь?
– А, эти. Они все о геронтологии. Это сфера научных интересов доктора Васильчиковой.
– Геронтология… – лицо Стефани стало серьезным. – Это ведь наука о старении?
– Да.
Сердце Стефани учащенно забилось. «Да! Теперь я вижу, что попала именно туда, куда надо» . Задумавшись, она почти не замечала Эдуардо, который горел желанием показать ей больницу, небольшую, но оборудованную по последнему слову техники. Рентгеновский аппарат. Электрокардиограф. Аптека. Банк крови. Банк крови? Это вернуло ее в действительность. Стефани отпрянула, когда Эдуардо открыл холодильник, наполненный мешочками с замороженной кровью Эрнесто, Зары и своей собственной. Она быстро отвернулась, почувствовав головокружение. Мысль о несчастных случаях, разнообразных трагических обстоятельствах, которых здесь, видимо, ожидали и к которым так тщательно готовились, вызвала у нее тошноту. Она напомнила о том, что все смертны, что и ее жизненный путь имеет свой предел.
Эдуардо заметил, что Стефани побледнела.
– С тобой все в порядке?
– Д-да, – ответила Стефани, не оборачиваясь. – Просто… – Она быстро переменила тему, указав на непроницаемую дверь перед собой. Надпись на пяти языках гласила: «Не входить».
– Что там? Чаша святого Грааля?
– Нет. – Эдуардо подошел к ней и встал перед дверью. – Это владения доктора Васильчиковой.
– А можно мне посмотреть? – спросила Стефани, бросив быстрый косой взгляд на Эдуардо.
Он отрицательно покачал головой.
– Извини. Никто не может туда войти без разрешения Васильчиковой – ни отец, ни мать, ни я сам.
Очевидная власть доктора Васильчиковой над родителями Эдуардо навела Стефани на размышления: должны быть какие-то очень важные причины, по которым никто не мог пройти в эту дверь…
– А что там? – Стефани указала на похожую дверь, на которой виднелась такая же надпись. Рядом с ней находилась компьютерная консоль и три ряда встроенных видеомониторов, которые сейчас были выключены.
– Процедурные комнаты.
Стефани с вожделением смотрела на дверь. Многое бы она отдала за возможность проникнуть туда, внутрь!
– Насколько я понимаю, чтобы войти туда, тоже нужно специальное разрешение доктора?
Эдуардо засмеялся.
– Как ты догадалась?
Он взял ее за руку и мягко повернул в сторону двери, через которую они пришли сюда.
– По-моему, мы уже достаточно налюбовались этой больницей. Пора тебе увидеть то, чем я увлекаюсь.
Стефани взглянула на Эдуардо. Ей это кажется? Или он действительно стремится избежать дальнейших расспросов, ненавязчиво пытаясь перевести разговор на другие, менее щепетильные темы?
Несколько дверей, лестничный пролет, и…
– Вот мы и пришли!
Стефани огляделась. Они находились в круглой прихожей примерно шесть футов в диаметре. На овальной, похожей на люк двери была надпись: «Курить категорически запрещается». Пол и потолок были сделаны из металлопластика.
– За этой дверью, – Эдуардо похлопал по люку ладонью, – моя страсть и гордость. – Он обвел рукой стены из нержавеющей стали. – Эта камера – воздушный изолятор. Он сделан для того, чтобы влажный воздух не повредил моей коллекции.
Он набрал код цифрового замка. Через некоторое время дверь за ними захлопнулась, и Стефани услышала щелчок, за которым последовало шипение. Затем спрятанные вверху вентиляторы начали нагнетать холодный, а механизм, расположенный под полом, вытягивал застоявшийся воздух. Внезапный перепад температуры заставил ее поежиться.
Примерно через минуту механизмы отключились. Неожиданно наступившая тишина казалась почти оглушающей. Потом опять раздалось шипение, и люк перед ними медленно отъехал в сторону.
– Теперь мы можем войти, – сказал Эдуардо, помогая ей вступить в темноту комнаты.
В помещении стоял смешанный запах бензина, масла, резины, лака и полироли.
Эдуардо щелкнул выключателями, и замигали люминесцентные лампы.
У Стефани перехватило дыхание. Ничего подобного в своей жизни она еще не встречала. Это было красноречивое свидетельство всемогущества денег. Что это? Морской гараж? Музей? И то и другое?
На черном резиновом подиуме сверкали лаком машины. Но что это были за машины! Их нельзя было назвать экзотическими или старинными. Это была изысканная коллекция самых редких автомобилей, когда-либо созданных человеком. Каждый был уникален Эдуардо обнял ее и, прежде чем она поняла, что происходит, прижал к себе. Закинув голову назад, она не отрываясь смотрела ему в глаза: медленно наклонившись к ней, он поцеловал ее. Это было похоже на удар тока. Она чувствовала, как обжигают ее его бедра; она чувствовала волну, поднимавшуюся откуда-то изнутри, захлестывающую сознание.
«Мы с ним едва знакомы!» Но это не имело значения Ее тело требовало уступить ему. Она хотела – ей необходимо было! – чувствовать его губы на шее, груди…
С почти нечеловеческим усилием она оттолкнула его от себя и, шатаясь, отступила на шаг назад. Она едва могла дышать, лицо горело. Кровь неслась по телу яростными толчками.
Стефани быстро отвернулась. Она чувствовала себя преданной, преданной своим же собственным телом, которое страстно желало его ласк.
Как же она хотела его! Но она не могла себе этого позволить. Это было бы неправильно – отдаться ему Кто она? Подделка, фальшивка. Не существует такой женщины – Моники Уилльямс. Если она сейчас допустит эту близость, им обоим будет потом очень больно, они будут страдать от этого нагромождения лжи, сотворенного ею.
– Почему? – мягко спросил он. – Тебе не нравится? Или ты боишься меня?
Он хотел взять ее за руку, но Стефани быстро сделала еще шаг назад. Ну как она могла объяснить, что хотела его, желала его – но что сюда она пришла для другого: следить, шпионить и, может быть, даже уничтожать?
– У тебя кто-то есть? – спросил встревоженно Эдуардо.
Он подошел к ней и повернул лицом к себе. Она тихонько вскрикнула, когда он, поднеся ее руку к своим губам, поцеловал кончики пальцев.
– Не надо! – прошептала Стефани.
– Моника!
Стефани дрожала.
– Эдуардо, пожалуйста.
– Но почему?
Его глаза проникали в нее, глубже, глубже, туда, в самую душу.
– Я не настолько наивен, чтобы не понимать, что у такой женщины, как ты, не может не быть кого-то, какого-то очень счастливого мужчины, с которым она делит свою жизнь. Я с уважением отношусь к этому, Моника, поверь.
Она глубоко вздохнула. «Боже мой! Ну почему он не может просто замолчать?»
– Я знаю, – продолжал Эдуардо, – мы только что познакомились… но ты же видишь, неужели нет? Единственное, чего я прошу, – дать нам обоим шанс.
Колени ее подгибались, она почувствовала, что ей не хватает воздуха.
– Неужели я прошу слишком многого?
– Н-нет, просто… – Она нахмурилась в поисках подходящего оправдания.
Ее спас шум, доносившийся откуда-то снаружи: это был оглушающий звук заведенного двигателя. Она посмотрела вокруг – на дверь, компьютерные консоли, видеомониторы, как будто грохот мог исходить оттуда.
– Это всего-навсего вертолет.
– Ровно двенадцать часов, – пробормотала Стефани.
– Да. А откуда ты знаешь?
– Да просто желудок подсказывает, – быстро нашлась она. – У меня всегда в животе начинает бурчать ровно в двенадцать. Можно часы проверять.
«Черт! Какая же я дура! Если я не буду вести себя осторожней, он догадается, что я наблюдала за яхтой и знаю расписание вертолета».
– Ну если твой желудок говорит, что пора поесть, то кто мы такие, чтобы противоречить ему? – засмеялся Эдуардо.
– Отлично. Я действительно проголодалась.
– Но сначала… – сказал он тихо, и она с удивлением почувствовала, что он опять целует ее.
Она снова попыталась оттолкнуть его, но его руки все сильнее и сильнее обнимали ее, и она почувствовала, что сопротивляться нет сил. Еще один разряд электрического тока пронзил ее, когда она почувствовала, как его язык ласкает ее. И она, забыв о сопротивлении, жадно ответила на его ласки.
Неожиданно он мягко отстранился. Его широко открытые глаза блестели.
– Лучше-ка нам пойти пообедать, – прошептал он. – А то мы что-нибудь такое сотворим!
– Да, лучше пойдем обедать, – неуверенно согласилась Стефани.
18
В море
Обед был подан за покрытым шелковой скатертью столом в одной из палаток. Тарелки имели форму бабочек. Все, кроме Зазы, сидели на старинных резных венецианских стульях.
Зара. Вся в серебряном: свободный свитер с низким вырезом, из серебряного шелка, короткие, до щиколотки, серебряные ботинки на шпильках, серебряный тюрбан с большим пером, свисавшим до лица. Из-за серебряного цвета колготок казалось, что ноги ее были из жидкой ртути. За обедом она ограничилась ложкой икры, и сейчас, вытащив из вазы розу и держа ее за длинный стебель, водила ею по лицу.
Заза сидела в своем кресле-каталке. Во время обеда она несколько раз начинала клевать носом и теперь тихонько похрапывала.
Эдуардо, сидевший напротив Стефани, расправлялся с фаршированным омаром, одновременно играя под столом ногами со Стефани.
Стефани, пытаясь сохранить невозмутимость, усиленно демонстрировала, с каким интересом она слушает Эрнесто де Вейгу. Тот, не переставая говорить, лениво черпал чайной ложкой икру.
– Нам сейчас нечем особо развлечь гостей, – говорил он, с чарующей улыбкой глядя на Стефани и не обращая внимания на пронзительные взгляды, которые метала в его сторону Зара. – Тем более такую прекрасную юную гостью. Мы стали вести отшельнический образ жизни, слишком занятые своими собственными делами. Конечно, мы иногда посещаем оперу, концерты. Но в общем и целом наш досуг уже не тот, что был когда-то, совсем не тот…
Прервав ненадолго свою речь, чтобы поглотить еще одну ложку икры, он обратился к Стефани.
– Расскажите нам о себе.
– Да мне нечего особенно рассказывать.
– Напротив! – улыбнулся ей Эрнесто. – Я уверен, что вы можете рассказать много интересного. Например, любите ли вы оперу? Или вы предпочитаете музыку вашего… э… молодого поколения?
Стефани откусила кусочек омара.
– Честно говоря, – соврала она, – я едва ли знаю даже самые общие вещи о классической музыке. – Наклонив голову, она попыталась придать лицу задумчивое выражение. – Вам не кажется, что вкус к классической музыке появляется у людей с возрастом?
Эрнесто кивнул.
– Вы абсолютно правы. Только знатоки разбираются в опере, впрочем, как и в тонких винах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66