– Заза улыбнулась. – Я знаю, вы сейчас думаете, что я сошла с ума.
За последние два часа Заза рассказала им так много всего, что Стефани могла теперь восстановить почти все недостающие эпизоды из истории семьи Шнайдер. Как Лили во время турне по Южной Америке в 1948 году встретила магната Эрнесто де Вейгу и страстно влюбилась в него – и он в нее. Что сама Заза была на самом деле сестрой Лили, Луизетт, а «мамой» Лили она стала после того, как категорически отказалась участвовать в омоложении, проводимом доктором Васильчиковой. Заза рассказала и о том, как Гитлер во время визита Лили в его логово в Оберзальцберге лично представил певице Васильчикову.
– Я вовсе не думаю, что вы сошли с ума, – тихо ответила Стефани.
Заза печально улыбнулась.
– Может, ты и не думаешь. Но твой друг мистер Стоун, по-моему, не знает, что и думать. А глаза Эдуардо! Какой в них скептицизм! Но я тебя не корю, мальчик.
Эдуардо вскочил на ноги и стал вышагивать по комнате. И вдруг повернувшись к стене, яростно ударил в нее кулаком.
– Черт возьми, бабушка! – пробежав рукой по волосам, он обернулся. – Неужели ты считаешь меня таким идиотом, который может поверить этим… этим сказкам?
В глазах Зазы вспыхнул гнев нетерпения.
– Опомнись, подумай, что происходило вокруг тебя, – холодно проговорила она. – Да, Эрнесто и Лили в уме не откажешь, надо отдать им должное. Но неужели ты никогда не задумывался, почему твои отец и мать даже внешне не изменились за почти три десятилетия?
Эдуардо пытался найти какое-нибудь разумное объяснение.
– Они… они следили за собой. Диета, массаж, физические упражнения. Косметическая хирургия…
Заза вздохнула.
– Ты хватаешься за соломинку. У Лили было всего две операции за всю жизнь. Удаление аппендикса в двадцать втором году и пластическая операция для изменения внешности в пятидесятом. Да, Эдуардо: в пятидесятом. Сорок три года назад!
Эдуардо ошарашенно молчал. Старуха продолжала – тихо, спокойно и безжалостно:
– А ты никогда не интересовался, что это за каждодневные процедуры они принимают?
– А что тут непонятного? Им нужны были эти процедуры, потому что они оба заболели какой-то страшной болезнью в Ама…
– Болезнь! – оборвала его Заза. – Да они были здоровы как лошади! Они заболели только один раз – когда лекарство им доставили с опозданием. Вот тогда они запаниковали, потому что без ежедневных порций они бы умерли.
И она рассказала о лечении, которое тормозило процесс старения и для которого требовались детские жизни.
У Эдуардо потемнело в глазах.
– Этому невозможно поверить!
– Это правда, – тихо подтвердила Стефани. Эдуардо хотел было обернуться к ней, но вдруг обмяк, как шарик, из которого выпустили воздух. Он повалился на стул.
– Я как-то вдруг перестал понимать, чему верить, а чему нет! – сказал он.
Голос Зазы смягчился.
– Я понимаю твое состояние.
– Но… тысячи детей ? – Эдуардо покачал головой. Мир вдруг обратился в ящик Пандоры, полный зла и всяческих напастей. – Это невозможно!
– Когда нас поймал полковник Валерио, – вступила в разговор Стефани, – мы с Джонни находились в твоем кабинете в Ситто-да-Вейга. С твоего компьютера мы вошли в сверхсекретный файл. Он называется ОПУС. В нем списки детей, умерщвленных ими, – по одному каждый день. Там же указывалась «официальная» причина смерти. – Она помолчала. – Эдуардо, они организовали ПД специально, чтобы использовать приюты как источник детей. Если ты не веришь мне, включи компьютер, проверь. Заза знает код. В прошлый уик-энд, на острове, она мне его сообщила.
Стефани тоже было что рассказать: о своем деде, его смерти, о смерти Фама, о судьбе Винетт Джонс и других, приговоренных. Она объяснила, что заставило ее бесцеремонно вторгнуться в семью де Вейги.
Эдуардо слушал совершенно безучастно. Он производил впечатление смертельно раненного человека.
Стефани обратилась к Зазе:
– А кто такая доктор Васильчикова?
– Ее настоящее имя – Клара Хеншель. Она отвечала за любимую программу фюрера, «проект Мафусаила». Естественно, что, коль скоро он мечтал о тысячелетнем рейхе, он хотел жить достаточно долго, чтобы насладиться плодами своего труда.
Заза обратила внимание, что их бокалы опустели.
– Еще ликера? – предложила она.
– Спасибо.
Стефани подлила ликера в бокалы Эдуардо и Джонни. Подняв бутылку, она вопросительно посмотрела на Зазу.
Заза покачала головой.
– Пока не надо, спасибо.
Эдуардо залпом выпил налитое. Он с такой силой сжимал бокал, что пальцы его побелели. Казалось, он весь придавлен страшно тяжелой ношей, и в то же время, подобно пружине, он был готов распрямиться в каком-то безумном рывке. У Стефани не было сил на него смотреть. Ей страшно было даже вообразить, что творится в его душе.
– Все началось с того исторического визита в Оберзальцберг, – со вздохом начала объяснять Заза. – Там присутствовала я, доктор Вас… доктор Хеншель, как ее звали тогда. В первую минуту они с Лили совершенно не понравились друг другу. Но за ужином все изменилось. Лили узнала, что доктор занималась исследованиями в области геронтологии, а доктор узнала, что бедная Лизелотт была героморфом. Доктор и Лили заинтересовались друг другом, что вполне понятно. Лизелотт старела на глазах у Лили, и для нее сделалась невыносимой мысль о старении и смерти. Она стала одержима одним желанием – не стареть, жить вечно. Что же касается доктора, то возможность исследовать сестру героморфа была для нее большой удачей. В тот день доктор взяла у Лили образцы крови, и после этого они продолжали поддерживать контакты – Лили, где бы она ни путешествовала, и доктор – она в то время была директором научно-исследовательского центра гериатрии в Бадгастайне. Кстати, этот институт никогда не испытывал недостатка в подопытных морских свинках – в человеческом облике. Гиммлер поставлял туда все образцы человеческих особей, которые были необходимы для исследований.
Три человека завороженно смотрели на Зазу.
– И вот, – продолжала она, – годы шли, доктор добилась необыкновенных результатов, но, еще до того как она успела сделать свое открытие, война кончилась. Однако доктор была не глупа. Еще до окончания войны она перевела денежные средства в Южную Америку. Ближе к концу войны она уничтожила все бумаги в институте, а все подопытные «свинки» и сотрудники института были преданы смерти. Она не оставляла следов.
Старушка помолчала, затем продолжила.
– Естественно, она поддерживала связь с Лили. Они снова встретились в сорок восьмом году – во время турне Лили по Южной Америке – именно тогда она влюбилась в Эрнесто. В пятидесятом году доктор наконец сделала свое открытие и тогда призвала Лили, а Лили сообщила Эрнесто. Он, влюбленный в Лили, обладавший неисчерпаемыми финансовыми возможностями, был идеальным партнером. Он помог Лили имитировать смерть – убив при этом заодно сэра Кеннета и бедную неизвестную женщину.
Голова Эдуардо раскалывалась.
– Мои родители ! – вырвалось у него. – Боже мой! Это люди, которые мне дали жизнь ! Да как же я смогу с этим жить ?
Заза заставила себя выдержать его измученный взгляд.
– Может быть, тебе станет легче, если ты узнаешь, что в твоих жилах нет ни капли их крови. Да и как это возможно? Оба они – и Лили, и Эрнесто – были бесплодны.
– Что? – Эдуардо вскинулся, как будто его ударили по лицу.
– Да, ирония судьбы, – подтвердила Заза. – Их бесплодие было результатом процедур, прописанных им доктором Васильчиковой.
Эдуардо больше не мог сидеть спокойно. Он поднялся и стал бродить по комнате. На лице была агония – агония человека, чей мир был разрушен, уничтожен, снесен до основания. Наконец он остановился перед Зазой.
– Если это правда, то кто же я? Значит, я потерял не только родителей, но и свою личность?
Заза внимательно посмотрела на него.
– Для меня ты всегда останешься внуком, так же как для всего мира ты по-прежнему сын твоих родителей.
– Меня не интересует, кем меня считают окружающие! Мне надо самому знать, кто я такой!
На лице Зазы было написано сострадание. Она протянула руку, чтобы дотронуться до него, но он резко отстранился.
Рука Зазы упала.
– Ты был одним из так называемых «ангелочков», – тихо ответила она. – Один из воспитанников приюта, предназначенный для принесения в жертву.
Эдуардо ошеломленно смотрел на нее. Он сделал шаг назад, потом еще, еще.
– Почему же они не умертвили меня , или что там они еще делали, как остальных? Чем я отличался от других?
– Они хотели иметь ребенка, а ты был самым красивым из всех детей, которых они когда-либо видели.
– И вместо меня убили кого-то другого?
– Конечно.
Эдуардо уже не чувствовал боли. В нем клокотали отвращение, ненависть, ярость – более сильные, чем он когда-либо испытывал в своей жизни. Повисла долгая тягостная тишина.
– И как же мы объясним все произошедшее? – спросил Джонни.
Это были первые его слова за все время разговора, и все обернулись к нему.
– Почему бы не сказать правду? – предложил Эдуардо. – Пусть узнают об этих чудовищах, моих, так сказать, родителях. Шумиха вокруг их имени теперь уже не потревожит их.
– Нет , – резко выпрямилась Заза. – Мир не должен об этом узнать. Никогда.
– А как же убитые дети? Кто потребует для них правосудия?
– Никто, – спокойно ответила старая леди. – Никто.
Эдуардо хотел было возразить, но что-то в лице Зазы остановило его.
– Неужели ты так погружен в собственные переживания, что не можешь понять всего значения открытия Васильчиковой?
– Начинаю понимать, – ответил Эдуардо.
Заза холодно смотрела на внука.
– Я думаю, это самое страшное знание, которым когда-либо будет владеть человечество. Только представь себе, что начнется, если станет известно, что вечная молодость и вечная жизнь возможны. Ученые захотят повторить результаты Васильчиковой. Про этику никто и не вспомнит! Вся планета превратится в обиталище каннибалов – стариков, пожирающих своих детей. Религия, этика, мораль – все будет поставлено под угрозу!
Эдуардо молча слушал Зазу.
– Твоя бабушка права, – успокоил его Джонни. – Если люди узнают, что ключ к вечной жизни находится не в божьих, а в человеческих руках, последствия будут катастрофическими. Детей начнут выращивать на фермах, как цыплят, – только для того, чтобы умертвить их.
– Значит, об этих тысячах уже загубленных надо просто забыть? Так?
– Нет, – ответила Заза. – Но мы должны быть уверены, что будущих детей не постигнет эта ужасная судьба.
Эдуардо сидел выпрямившись, два ярких пятна пылали на скулах. Он вздохнул.
– Наверное, вы правы, – согласился он скрепя сердце.
– Я знаю, что права, – ответила Заза. – И это зависит от нас – сделать так, чтобы это никогда не повторилось. – Она оглядела всех. – Значит, мы с вами договорились?
Стефани и Джонни кивнули. Эдуардо, чуть поколебавшись, тоже кивнул.
– Хорошо , – заключила Заза. – Значит, это решено. – Она опять посмотрела на них. – Кто-то хочет еще спросить?
Стефани кивнула. Одно обстоятельство продолжало беспокоить ее.
– Когда я была в Рио, – начала она, – мне звонил какой-то незнакомец. Единственное, что он говорил, – «Умри». Вам что-нибудь известно об этом?
– Это была я, дорогая, – ответила Заза.
– Вы! – Стефани оторопела. – Но зачем?
– Я хотела спасти твою жизнь. Я подслушала разговор Лили и полковника Валерио. Они обсуждали, как тебя убрать. Я надеялась, что таким образом смогу спугнуть тебя.
– Но вы меня до смерти напугали! Заза кивнула.
– Этого я и хотела. Но мне следовало догадаться, что тебя не так легко заставить отступить.
Стефани наморщила лоб.
– Я не понимаю, если вы хотели меня спугнуть, зачем вы дали мне номер «Опуса»?
– На всякий случай. Если бы мне не удалась моя идея, я, по меньшей мере, могла бы тебе помочь сделать то, что ты задумала.
Стефани была потрясена.
– Так вы знали, что я задумала? И кто я такая?
– Я не знала, кто ты. Я не знала, но я прекрасно поняла, что у тебя на уме.
– Но почему вы были так уверены, что я не собираюсь употребить во зло то, что я узнаю?
– А я и не была уверена. Приходилось полагаться на интуицию. После стольких прожитых лет я, знаете ли, научилась понимать людей. С самого начала чувствовала, что ты действуешь не ради себя. Иначе я никогда бы не стала поощрять ухаживания Эдуардо.
Стефани пыталась осознать только что услышанное.
– Во всяком случае, теперь вы знаете, почему я отравила свою сестру, ее любовника и Васильчикову. Да, я чувствую угрызения совести. Больше того, я чувствую свою страшную вину. Но она не в том, что я убила их. Я никогда себе не прощу, что не сделала это значительно раньше. Я знала об этом кошмаре – и молча соглашалась с ним.
– Все уже кончено, – тихо проговорила Стефани. – Не надо винить себя.
– Дорогая моя, я такая же преступница, как и они. Моя любовь к сестре заставляла закрывать на это глаза, я знала все – и ничего не предпринимала. Я виновата больше, чем кто-либо.
И опять в комнате воцарилась тишина.
– А теперь, – сказала Заза, – я, пожалуй, выпью. Из-за всех этих разговоров у меня в горле першит.
Стефани потянулась к бутылке с ликером.
– Нет, спасибо, – старушка отрицательно покачала головой. – Мне этот ликер не очень нравится. – Она подкатила к столику, на котором стояли напитки. Взяв графинчик, она откупорила его и налила себе маленькую рюмку. Затем снова его закрыла.
– Что это? – спросила Стефани.
– Это? – Заза подняла свою рюмку. – Миндальный ликер.
– Я никогда не пробовала такой ликер. Можно?
Заза улыбнулась.
– Боюсь, он тебе не понравится. У него очень специфический вкус.
Она подняла рюмку, как будто собиралась произнести тост.
– За естественный ход вещей, – сказала она. – За жизнь и за смерть – за вечность, будь она проклята! – Она поднесла рюмку к губам и выпила ее до дна.
– Не-е-ет! – раздался крик Эдуардо, до которого в ту же секунду дошел смысл происходящего. Он прыгнул со стула к Зазе и вышиб рюмку из ее руки. Рюмка упала на пол и разлетелась. Но было уже поздно.
– Прости меня, мальчик , – прошептала Заза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66