Печальным был для Сэмми этот звук: казалось, дом, словно живое существо, взывает к людям: придите, распахните мои окна и двери, вдохните в меня жизнь.
Скорбно покачав головой, Сэмми поднялся по широким ступеням галереи, закрыл зонтик, стряхнул капли дождя. Его глаза застилали слезы. Он открыл двойные двери и отключил сигнализацию. Войдя в фойе, он с тяжелым вздохом поставил зонтик в стойку рядом с дверью и включил свет. Затем, ожидая, пока шофер принесет его чемоданы из машины, он огляделся.
Это было почти страшно. Абсолютно ничего не изменилось в доме со времени смерти его лучшего друга, как и всегда, все в вестибюле было безупречного вкуса и выдавало слабость хозяина к роскоши. Обстановка этого довольно пространного помещения удивляла глаз богатым соединением стилей: эпохи английского регентства, российской империи, неоклассицизм и даже странный мазок стиля эпохи Наполеона Третьего. Казалось, портреты знатных персон в позолоченных рамах, повешенные один над другим, возносили четырнадцатифутовый потолок еще выше.
– Ну вот, все. – Шофер внес пятый чемодан Сэмми. Этот, последний, был из крокодиловой кожи. – Куда их отнести?
– Оставь их здесь, Мендель, – ответил Сэмми. – Я сам с ними разберусь. Когда ты мне понадобишься, я тебе позвоню. Скорее всего, дня через два.
Сэмми подождал, пока машина скрылась из виду, и, явно довольный тем, что наконец остался один, закрыл и запер входные двери. Достав из стойки свой зонтик, он быстро прошел в гостиную, щелкнув на ходу выключателем.
Гигантская лампа над столом в центре комнаты вспыхнула, лучи, пройдя сквозь порфировую урну, наводнили комнату светом. Но Сэмми не задержался здесь, чтобы полюбоваться ею или другим произведением искусства в этой очень красивой овальной гостиной. Мрамор, зеркала, ковры, живопись – сейчас это его не интересовало. Обходя антикварные стулья и столы с драгоценной инкрустацией, он спешил к одной из трех французских дверей на противоположной стороне.
Привычным движением он отодвинул щеколды темно-зеленых ставень, широко распахнул их, затем отдернул парчовые занавеси, открыл дверные защелки сверху и снизу, распахнул двери и вышел в дождь, раскрывая на ходу зонтик. В слабом свете серого дня он пытался разглядеть конечный пункт своего путешествия.
Вот он, в сотне ярдов вверх по холму. Окутанный туманом, бледный, загадочный, как будто исчезающий в струях дождя.
Когда-то он был радостью и гордостью Карлтона Мерлина – дом из одной комнаты – библиотеки, которая одновременно служила и комнатой для гостей. Это была увеличенная копия Сокровищницы афинян в Дельфах, с цоколем, дорическими колоннами и триглифом.
Сэмми прокладывал себе путь сквозь высокую мокрую траву. Это было короткое, но довольно крутое восхождение, которое заставило Сэмми, при всей его бодрости, ощутить тяжесть своих семидесяти семи лет.
Когда он подходил к Сокровищнице, его сшитые на заказ туфли, шелковые носки и брючины промокли насквозь. Он медленно поднялся по трем ступенькам и уже под навесом потопал ногами и яростно потряс зонтиком, пытаясь стряхнуть с него воду.
Едва он повернулся к двери, как она беззвучно приотворилась и сквозь трехдюймовую щель на него настороженно уставился кобальтово-синий глаз.
– Твой шофер уже уехал? – спросили его шепотом. – Ты один?
Сэмми кивнул. Дверь закрылась, звякнула предохранительная цепочка, и снова дверь отворилась, на этот раз широко.
Сэмми молчал, потрясенный.
– В чем дело? – спросила темноволосая молодая женщина. – Ты уже третий раз так на меня реагируешь, третий раз!
– Потому что, детка, – сказал Сэмми, протягивая руку и нежно гладя женщину по щеке кончиками пальцев, – я все никак не могу привыкнуть к тебе в этом новом обличье. Вот только голос…
– А что голос?
Он печально вздохнул.
– Я мог бы пройти мимо тебя на улице, так и не узнав.
– Ну и прекрасно, – ответила Стефани Мерлин. Голос ее был настолько жесткий и ровный, а улыбка такой бледной и вялой, что Сэмми почувствовал внутреннюю дрожь. – Разве не в этом и заключается весь фокус?
Она схватила его за руку и втянула внутрь.
– Скорее заходи, – прошипела она. – У нас полно дел, а ты опоздал.
В этот момент раздались крики и щелканье Уальдо, и все встало на свои места.
Голос Стефани смягчился, и она стала похожа на самое себя.
– Прежде всего тебе надо переодеться, ты промок насквозь, дядя Сэмми. – Стефани наклонилась и чмокнула его в макушку. – Скорее, а то подхватишь простуду.
– С вас доллар тридцать. – Официантка подала пластиковую чашку кофе и пирожное, завернутое в бумагу.
– Вот. Сдачу оставьте себе. – Дух положил на прилавок пару долларов, взял кофе, подул на него и обернулся к окну. Из свинцовых облаков лился дождь, мерно постукивая по стеклу, искривляя неоновые вывески «Бурлеск» и «Девочки» на противоположной стороне Восьмой авеню. Брызги залетали внутрь вместе с каждым вошедшим посетителем.
Отвернувшись от окна, Дух поставил на стол чашку и развернул «Нью-Йорк пост».
Как обычно, эта бульварная газетка не разочаровала. «Убийство миллионера. Взрыв бомбы в районе базы НАТО в Турции. Попытка самоубийства телезвезды. Углубление кризиса в связи с дефицитом бюджета. Повышение городских налогов неизбежно» – кричали заголовки.
«Дуракам надо поучиться, как работать с налом, – самодовольно подумал Дух. – Тогда и налогов никаких платить не надо».
«Полицейский участвовал в ограблении в Бруклине. Опознан сбитый машиной, находящийся в коматозном состоянии. Подробности на восемнадцатой странице».
Дух быстро перевернул страницы.
«Вчера полиция установила личность пострадавшего в дорожно-транспортном происшествии в прошлый четверг. Это Аарон Кляйнфелдер, проживающий на Риверсайд-драйв, 49.
По свидетельству очевидцев, компьютерный программист пересекал перекресток Риверсайд-драйв и Восемьдесят первой улицы в полпятого вечера, когда он был сбит угнанным мини-автобусом.
Кляйнфелдер был помещен в больницу Святого Луки. Вчера вечером врач сообщил, что он по-прежнему находится в коме, но отказался делать прогнозы относительно возможности полного выздоровления».
Дух закрыл газету и уставился в пространство. «Проклятье! Что стоило прочитать газету за прошлую пятницу или позвонить в больницу? Очень мило узнать неделю спустя после дела, что парень все еще жив. Боже».
Дух думал, что получит выволочку, но клиент отреагировал неожиданно. Не было ни угроз, ни проклятий. Решительный голос властно произнес:
– Вы правильно сделали, что поставили нас в известность.
– И как мне разобраться с этим делом, по-вашему? Я могу прикончить его в больнице или подождать, пока он сам сдохнет. Оставляю это на ваше усмотрение.
После паузы голос ответил:
– Пока ничего не делайте, только следите за его состоянием. Кто знает? Он может выходить из комы и семь дней, и семь лет. Вполне возможно, что он так и умрет в бессознательном состоянии. Но, если он выйдет из комы, немедленно принимайте меры. С другой стороны, пока он без сознания, я не вижу оснований для привлечения ненужного внимания.
– Я буду справляться в больнице ежедневно, и у нас больше не будет неприятных неожиданностей.
– Отлично, и не забывайте держать меня в курсе. На этих словах клиент дал отбой.
Дух опустил еще одну монетку, набрал номер справочной и узнал телефон больницы Святого Луки.
2
Вблизи Западного Корнуолла, штат Коннектикут
Стефани поджидала Сэмми с огромным бокалом бренди. Он вышел из ванной в позаимствованном у нее белом махровом халате, перекинув через руку тщательно сложенный пиджак.
Стефани протянула бокал с торжественностью священнодействия.
– Вот. Выпей.
Приняв бокал из ее рук, Сэмми сделал пробный глоток и тут же шумно чмокнул. Лицо его сияло, да и весь он, казалось, светился.
– Бррре-нди. – Он наслаждался звуками этого слова. – Эликсир муз! Он согревает…
– Уальдо! – скрежещущий звук, донесшийся из медной клетки, оборвал его на полуслове. – Уальдо хочет крекер!
– Как ты думаешь, детка, – с надеждой произнес Сэмми, – если плеснуть ему в воду бренди, может, он притихнет?
Стефани напряглась.
– Ты не сделаешь ничего подобного. Ну ладно. Нам нужно много чего обсудить. Ты их принес? – Стефани вопросительно посмотрела на Сэмми.
– Да, они здесь, детка, – он указал на пиджак.
– Отлично. Почему бы нам не устроиться поудобней вон там?
Она указывала дорогу, прокладывая путь среди многочисленной мебели.
Огромная комната, с высокими потолками, со встроенными книжными полками, не будь в ней мебели, походила бы, вероятно, на склеп. Но, к счастью, эклектический набор предметов мебели и всяческих безделушек, которые Карлтон привозил из своих многочисленных путешествий, делал комнату, при всей ее экстравагантной беспорядочности, очень удобной и исключительно приятной для глаза.
Обилие вещиц давало пищу воображению.
Тысячи книг в кожаных переплетах, многие из них – первые издания, теснились на переполненных книжных полках. Дивный турецкий ковер рдел, как алые витражи в старинном соборе. Голубые с золотом тяжелые шелковые гардины с массивными кистями, в восемнадцатом веке украшавшие дворец Габсбургов, закрывали высокие окна. И наконец, в комнате стояли две огромные кровати, застеленные старинными покрывалами желтого шелка.
Стефани устроилась на одной из них и жестом пригласила Сэмми воспользоваться другой.
Медные лампы на низком столике между кроватями проливали озерца света на высокие стопки бумаг – сотни страниц ксерокопий, связанных тонкими резинками. Было видно, что все они прочитаны и тщательно рассортированы: рукописи, расшифровки интервью, копии статей, документы и много чего еще.
Сэмми в изумлении посмотрел на Стефани.
– Только не говори мне, детка, что ты разобрала все.
Она кивнула, при этом ее черный парик слегка съехал набок.
– Разобралась, рассортировала, изучила и все такое прочее.
Кинув парик в сторону, она встряхнула своими соломенными волосами и взлохматила их кончиками пальцев.
– И все это за одну неделю? – Сэмми смотрел на нее с недоверием.
– Ну что тебе сказать? Я быстро работаю.
Сэмми наблюдал, как она сняла сначала одну синюю линзу, потом вторую и положила их в пластиковый футляр. Теперь и глаза ее приобрели свой обычный, топазовый оттенок.
– Да и чем тут еще заняться? Наблюдать, как растет трава? А я нашла дело и для рук, и для ума. Так что теперь ты видишь перед собой эксперта-шнайдероведа.
Сэмми опять перевел глаза на кипы бумаг.
– Ты знаешь, – сказал он тихо, печально покачивая головой, – страшно подумать, что столько лет труда, здесь заключенного, так легко могли быть уничтожены.
– Да, и почти были уничтожены. Слава Богу, у деда был почти патологический страх, что его бумаги могут затеряться или сгореть. Иначе бы ему никогда не пришло в голову хранить здесь все копии.
Глаза Стефани затуманились, голос сделался хриплым.
– Ирония судьбы, а, дядя Сэмми? В конце концов оказалось, что страхи дедушки были оправданны. Как будто… как будто он предчувствовал.
– Ну что ж, я очень надеюсь, что ты будешь еще более осторожной, чем он.
– Во всяком случае, намереваюсь. – Стефани посмотрела Сэмми прямо в глаза. – Как ты думаешь, почему я хочу, чтобы меня считали погибшей? Уж во всяком случае, не ради розыгрыша, поверь мне. Можно мне взглянуть на паспорта?
Вытащив из кармана пиджака пакет, Сэмми протянул его Стефани.
– Ты все сделал, как я тебя просила?
– В точности. Все имена принадлежат девочкам, родившимся примерно в те же годы, что и ты, и умершим через неделю или около того после рождения. Я нашел их в местных газетах того периода, получил копии их свидетельств о рождении из соответствующих магистратов и представил эти документы и твои фотографии вместе с заявлением на получение паспорта.
– Отлично.
Она распечатала пакет, достала абсолютно новые паспорта и веером, как игральные карты, разложила их на кровати. Взяв наугад один из них, она раскрыла его и стала пристально рассматривать. Затем так же внимательно изучила остальные. Стефани – темная шатенка. Стефани – рыжая. Черная. Блондинка. На рыжей были очки в тонкой металлической оправе. На длинноволосой блондинке – очки «Нана Москури».
Стефани удовлетворенно кивнула. Ни одна из фотографий даже отдаленно не напоминала ту, живую Стефани.
«И очень хорошо, – подумала она. – Потому что Стефани Мерлин умерла. И пока она мертва, у меня есть надежда оставаться живой».
– Можно тебя кое о чем спросить, детка?
– Давай.
– Я спросил себя: «Сэмми, почему моей дорогой Стефани понадобилось четыре паспорта?» Я долго искал ответ на этот вопрос. Я напряг мозги. И отгадай, к какому выводу я пришел! – Сэмми наклонился к ней. – Что с четырьмя паспортами ты не будешь просто где-то тихо отсиживаться. Тебе нужно четыре документа, чтобы поучаствовать в какой-то игре. – Сэмми сильно понизил голос. – Пожалуйста, ради всего святого, скажи, что это не так.
Она пожала плечами – жест, который не говорил ничего и в то же время подтверждал все.
Ощущая слабость, какой он уже давно не чувствовал, Сэмми поднялся и сел рядом с ней. Взяв руку Стефани, он прижал ее к губам.
– Пожалуйста, детка. Я умоляю тебя. Пусть этим занимаются официальные инстанции.
– Официальные инстанции! – фыркнула Стефани, отдергивая руку. – Смотри на вещи реально! Если они до сих пор ничего не предприняли, теперь-то они наверняка не станут этим заниматься.
Ее внезапная ярость смутила Сэмми, он покраснел.
– Ну, имея рукопись Карлтона… и… эти записи… – запинаясь, говорил он, – все эти свидетельства …
– Да перестань, дядя Сэмми. Пора уже прекратить обманывать самого себя. Ты сам мне сказал, что пожарное управление объяснило взрыв утечкой газа, помнишь? – Она тихо, горько рассмеялась. – Эта бомба – а это, дядя Сэмми, и не могло быть ничем иным – предназначалась либо для дедушкиных бумаг, либо для меня. А скорее всего, и для того и для другого: уничтожить и его работу, и меня. – Глаза Стефани наполнились слезами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66