Попытка удалась лишь частично: на заднем плане моего обострившегося вос
приятия все еще глухо погрохатывали заключительные раскаты лыцаровой
любовной канонады.
Одернув изрезанное на боку и перепачканное кровью платье, я направилась
обратно по темному коридору. Часть лампадок в нем успела погаснуть, и кор
идор выглядел неуютным. Тем более что в конце его меня ждали подданные. Од
новременно и мои, и Георга. А это означает неизбежную борьбу за власть, и с
тавкой в ней, как ни печально, была моя жизнь.
Тронный зал встретил меня тишиной. Последующая анфилада комнат, скупо ос
вещенных мерцанием свечей в редких подсвечниках, Ц тоже. За стенами тер
емов на мир опустилась ночь. Сквозь поблескивание больших закрытых окон
угадывалось неслышное шевеление темных парковых деревьев.
Создавалось впечатление, что обо мне все внезапно забыли, и от этого стан
овилось как-то не по себе. Слово «терема» опять стало созвучно слову «тюр
ьма». Отчаянно захотелось выйти отсюда Ц на воздух, на волю.
Прихватила подсвечник и осторожно приоткрыла стеклянную дверцу в парк.
Аллеи успокаивающе поскрипывали под ногами светлым песочком. Парк был б
ольшой, я шла наугад и очень обрадовалась, услышав впереди журчание стар
ого знакомого Ц фонтана. Того самого, что располагался возле калитки, ра
зделяющей миры.
С бьющимся сердцем я повернулась туда Ц а вдруг пост с проделанного мно
ю лаза уже снят и удастся сбежать обратно, домой, к маме!… Бог с ней, с княжес
кой властью, со слугами и парками, зато живой останусь.
Моим надеждам не суждено было сбыться. Караул был на месте, но дело даже не
в карауле Ц при появлении княгини дюжие молодцы (уже не те, что чуть не по
решили некую никому не нужную княжну при прибытии) дружно повалились на
колени, и прошмыгнуть мимо них назад к маме ничего не стоило. Было б куда п
рошмыгивать…
Мой лаз успели заделать. Аккуратные швы на месте прорезей вернули жестян
ому листу, прикрывающему ход между мирами, первоначальную неприступнос
ть. Уж не знаю, как это Георгу удалось Ц не очень-то верилось в существова
ние сварочного аппарата в окружающем меня дремучем средневековье, Ц но
против фактов не попрешь! Мой лаз был намертво заварен.
Я так расстроилась, что позабыла разрешить бородатым караульным поднят
ься с колен. Только вытерла с ресниц побежавшие было слезинки и, гордо вск
инув голову, зашагала по знакомым дорожкам обратно Ц на бой за папино на
следство.
На этот раз я не стала пробираться по узким боковым тропиночкам на женск
ую половину, а гордо взошла по парадным ступеням прямо в высокий, гулкий в
естибюль отцовских теремов.
Вокруг по-прежнему не было ни души. Но в то же время я явственно ощущала, чт
о вокруг были люди. Стоило прикрыть глаза Ц и светящиеся клубки их мысле
й загорались вокруг, как созвездия крохотных шаровых молний.
В одной стороне таких молний скопилось довольно много Ц целое озерцо ог
ней. Я направилась туда.
Это был угрюмый в своей темной громадности внутренний двор. Чадили факел
ы. По углам прятались тени, колеблющиеся будто в подпитии. Многочисленна
я теремная челядь стояла спиной к двери, из которой я появилась, и лицом к
помосту, где несколько слуг устанавливали громоздкий багрово-красный т
рон Ц почти такой, как в тронном зале, только поменьше. Явно намечалось не
кое мероприятие, куда организаторы меня не удосужились позвать. Что ж, те
м более стоит поглядеть!
Вскоре явился и хозяин трона, как всегда весь в красном. Он был суров ликом
, ничто, в том числе и мысли, не указывало на только что пережитый любовный
экстаз. В его мыслях я прочла желание убивать, столь сильное, что мне стало
зябко. Судя по лыцаровым мыслям, предстояла казнь. Смущало только отсутс
твие на помосте плахи, виселицы или еще чего-нибудь этакого.
И еще отсутствовал приговоренный. Но как только на помост понуро взошла
Алевтина, я сразу поняла, ради кого все затеяно. Плечи моей несостоявшейс
я убийцы были понуро опушены, руки висели плетьми, двигалась она как меха
ническая заводная кукла, и в голове была полная пустота
Я зажмурилась, пытаясь сосредоточиться на ее мыслях, но сосредотачивать
ся было не на чем. Зрительный образ Алевтины резко отличался от вихрящих
ся разнообразными мыслями образов остальных присутствующих. Он был сро
дни круглому молочно-белому плафону, внутри которого стоваттной лампоч
кой горело одно слово: «Да!»
Только это «Да!» Ц и ничего другого. Может быть, таким образом расшифровы
валась бесконечная покорность, охватившая ее сознание?
Голос Георга разнесся над безмолвной толпой:
Ц Все знаете, что сегодня случилось? Знаете. Чудо. К нам явилась княгиня. К
оторая завтра станет моей женой.
«Ну это вряд ли!» Ц скривилась я. Впрочем, и у Георга при слове «женой» нич
его радостного в мозгах не мелькнуло. Одно злобное напряжение, полыхающе
е, как красный сигнал тревоги.
Ц И все так и будет, но… Ц Голос господина лыцара исполнился глубокой пе
чали. Ц Свершилось преступление. Я должен был преподнести княгине знак
ее княжеского отличия Ц Филуману. Вы знаете, что она всегда хранилась на
самом почетном месте: за образами в княжеской часовне. В дорогом ларце. Я б
ыл уверен: когда-то придет тот, кому предназначена Филумана, и молил Бога,
чтоб это произошло скорее. Я берег нашу Филуману, чтобы торжественно, со в
сей пышностью, как и подобает, вручить ее княгине.
Ложь была просто чудовищной. Знай Георг заранее, что меня признает папин
а княжеская гривна, Ц умертвил бы сразу по прибытии! Как, собственно, и со
бирался. Его обманул мой пол. Он даже представить не мог такого извращени
я, как гривна на тоненькой бабьей шейке! Однако придуманная сейчас Георг
ом небылица была столь несообразной, что даже могла сойти за правду. Во вс
яком случае, ни в одной из голов вокруг не шевельнулся даже самый маленьк
ий червячок сомнения.
Ц Но отыскалась преступница, Ц голос Георга был ровен, Ц которая пошл
а против моей воли и против всей Прави! Она! Ц Господин лыцар указал паль
цем на понурую Алевтину, как на некий неодушевленный предмет.
«Не допущу казни! Ц Лихорадочное решение само созрело в моей голове. Ц
Княгиня я или нет?! Как только дойдет до убийства, громко прикажу прекрати
ть этот балаган. А заодно и установлю свою власть Ц сейчас самый удобный
случай! Через толпу Георг со своими кинжалами быстро не доберется, а когд
а доберется, я уже прикажу слугам защитить меня, их госпожу. А потом будет
княжеский суд Ц настоящий, а не эта самодеятельность!»
Георг же продолжал, и голос его преисполнился ласковой укоризны, будто р
ечь шла о невинной детской шалости, а не о поступке, за который он собрался
карать смертью:
Ц Она взяла Филуману из ларца украдкой. И украдкой вручила княгине. Так н
ельзя. И так не будет! Подойди сюда.
Алевтина, в мозгу которой сияло только «Да! Да! Да!», качнулась к Георгу, буд
то былинка под дуновением вихря, и пала перед троном на колени.
Ц Бери, Ц почти с нежностью произнес Георг.
Дальнейшее произошло почти мгновенно, я и охнуть не успела.
Алевтина сомнамбулически протянула руку к багровому чудовищу на троне,
что-то взяла у него. Это «что-то» тускло блеснуло, и пока я соображала, что
это, Георг вручил любовнице один из своих фирменных кинжалов (не тот ли, ко
торым исцарапал мне весь бок?), Алевтина все тем же механическим движение
м с размаху воткнула лезвие себе в грудь по самую рукоятку. И повалилась в
перед уже безжизненным кулем.
Лампочка ее сознания погасла. Гулкий удар головы о помост громко разнесс
я в тишине внутреннего двора.
И опять никто, ни один человек из всех присутствующих не усомнился в прав
ильности произошедшего. Толпа молча взирала на неподвижную самоубийцу,
и в головах присутствующих нарастало что-то вроде удовлетворения. Некое
смутное подобие того «Да!», которое секунду назад освещало сознание Але
втины. Ведь все было правильно: Хозяин свершил суд. И приговор осуществил
ся, как и положено. Феодальная ясность была восстановлена. Выйди я сейчас
вперед и попытайся заявить о своих притязаниях на власть, на меня долго т
аращились бы в удивлении. Настолько долго, что Георг вполне успел бы не сп
еша подойти и прикончить меня. И это опять никого не удивило бы и протеста
не вызвало. Толпа и эту смерть восприняла бы всего лишь как продолжение х
озяйского суда. Который он вправе и даже обязан вершить по своему хозяйс
кому положению.
Я тихонько ретировалась.
Уже после, почти добравшись до своих палат на женской половине, я обнаруж
ила, что запыхалась, Ц так стремительно улепетывала с показательной ка
зни, учиненной Георгом.
Вот и попробуй тут свергнуть с трона захватчика! Загипнотизировал он их
всех, что ли? Вроде не похоже. Ну Алевтина-то перед смертью явно не в себе бы
ла, а толпа слуг? Что-то тут непонятно…
Я упала на кровать под балдахином, едва не утонув в мягчайшей пуховой пер
ине.
Неплохо устроено тут все для хозяев. Не зря Георг готов на любые убийства,
только б не упустить власть из рук. А как же Ц хочется ведь мягко спать, вк
усно есть…
Кстати, о еде! Как там батюшка, позаботился ли об ужине для госпожи княгини
? На церемонии казни он, кажется, не присутствовал. Может, хоть один челове
к до сих пор считает меня госпожой и еще занят исполнением именно моей во
ли, а не воли Георга по фамилии Кавустов?
Я сомкнула веки и принялась изучать созвездия живых огней, снующих по ус
адьбе. Пару раз ошибалась, принимая за священника то лакея при лыцаровой
опочивальне, то вообще конюшенного работника.
Батюшка отыскался в непосредственной близости от Георга. Оба они, судя п
о ощущаемым ими запахам, находились на кухне. Запахи ласкали даже мое обо
няние (опосредованно), но только не палачу-лыцару. Он весьма злобно выгова
ривал кому-то.
Пытаясь рассмотреть происходящее, я невольно прищурилась, только потом
осознав, что не глазами же я читаю чужие мысли и незнакомые ощущения! Не зн
аю чем, но глаза утруждать тут явно ни к чему.
И все же Ц то ли прищуривание помогло, то ли я научилась уже управлять сва
лившимся на меня даром гораздо лучше, Ц но картинка и вправду прояснила
сь.
Злоба Георга, как оказалось, была направлена как раз на батюшку. Злоба был
а в его мыслях, но не приходилось сомневаться, что ею же наполнены и произн
осимые им слова. Судя по тому, что кулинарные образы в его голове постоянн
о перемежались с моим собственным ликом, речь шла как раз о заказанных мн
ою кушаньях.
Георгу совсем не нравилось искреннее желание батюшки угодить мне. Георг
орал, брызгал слюной, священник незаметно вытирался рукавом рясы, не осм
еливаясь перечить важному господину.
По сравнению с только что увиденной мною казнью эта сценка могла показат
ься даже забавной: Георг только что отправил одного человека на тот свет,
собирается туда же отправить и меня, а сейчас исходит злобой из-за каких-
то там кушаний! Но батюшке вовсе не было забавно. В душе у него царило унын
ие.
Святой отец сник, мысли мельтешили совсем уж боязливые. Он готов был отка
заться от своего опрометчивого поступка, готов был отказаться даже от уг
ощения, причитающегося ему за присутствие на обряде. Да если б он так не бо
ялся, то прямо сейчас опрометью бросился бы подальше от господской кухни
! Батюшку было жалко. Хотя и непонятно: с какой стати ему-то бояться этого в
ыскочки? На представителя церкви Георг руку не поднимет Ц я это ясно чув
ствовала. Даже из прихода выгнать не осмелится. Чего тогда святой отец та
к уж трясется? Я озадаченно вгляделась в муравейник его торопливых мысле
й. Муравейник был еще тот Ц мысли так и бегали, перебирая короткими ножка
ми. Испуганный ребенок, да и только! Захотелось утешить его, успокоить, про
вести рукой по вставшим дыбом волосам, мол, нету же ничего страшного, ну по
гляди сам! По сравнению с батюшкой я сама себе казалась такой взрослой, бо
льшой, все на свете понимающей…
Я смотрела и смотрела. И под моим внимательным взглядом мысли святого от
ца тоже начали успокаиваться. Потекли более плавно, ровно. А сам он выпрям
ился во весь свой невеликий рост и даже посмел что-то ответить Георгу. Не
дерзкое, боже упаси! Но что-то разумно-успокоительное. Что-то насчет нену
жности доведения невесты господина льщара до голодных обмороков.
Ответная вспышка ярости Георга была ослепительна, но мгновенна. Потому ч
то ее вдруг сменил четкий зрительный образ. И ему не надо было искать назв
ания Ц я его прекрасно знала: Филумана. И тут же вслед за этим Ц обвал стр
аха.
Страха передо мной, явившейся, чтобы забрать все, что у него есть: княжески
е владения, покорность слуг, все Ц даже тот кусок детских воспоминаний, г
де притаился ужас перед свершившимся убийством благодетеля-князя, ужас
, с которым Георг уже сжился, сроднился, которому он исправно служил многи
е годы, тщательно оберегая огромное княжеское наследие не только от разо
рения, но и от малейшего изменения в когда-то заведенных князем порядках.

Сейчас я для Георга стала еще большим ужасом, чем детский страх. Я оказала
сь той силой, что способна лишить смысла само его существование и остави
ть его самого Ц после стольких лет! Ц ни с чем.
Агастра… Он нежно провел пальцами по тонким проволочным волоскам шейно
й гривны. Агастра прекрасна, но что она значит в сравнении с княжеской Фил
уманой?.. И Георг принял решение.
Он сказал что-то батюшке. Слов я не разобрала, но это было что-то вполне мир
ное и позволяющее. Все позволяющее: отобрать любые блюда, снести их княги
не, попотчевать ее… Батюшка облегченно перевел дух и принялся отбирать.
Перед моим мысленным взором замелькали дивные блюда, увиденные глазами
священника.
Батюшка отбирал тщательно, придирчиво, временами даже пугаясь своего са
моуправства и оглядываясь на господина лы-цара:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78