Радость, восторг, тревога одновременно ворвались в сердце мальчика, заставив его сердце забиться во много раз быстрее в предчувствии близкого освобождения из ненавистного плена. Восторг вызывал отец-богатырь, которого мальчик впервые увидел в сражении,— и Сердар в поединке был прекрасен! Теперь Довлет не слушал, как прежде, рассказ о битве, а своими глазами видел ее, хотя еще было неизвестно, чем все кончится...
Великая, неведомая ему раньше гордость охватила душу мальчика при мысли, что он, Довлет,— сын этого прекрасного богатыря! «Сын, сын, сын! — сейчас же мысленно осадил свою гордость Довлет.— А сам-то что же, как баранья туша, болтаешься на коне за спиной у врага?..» И еще более презрительные слова находил для самого себя мальчик, мысленно выискивая способы к освобождению...
В поединок двух богатырей пытались вмешиваться и другие воины, но Аббас-Кули-хан, зарубил одного туркмена, другого оставил без руки, а Сердар мимоходом успел повергнуть четырех иранских сербазов.
— Эй, Сердар! Когда ты окажешься на том свете, у тебя там найдется важное дело — будешь поддерживать проклятому Салару его отрубленную голову...
— Нет, презренная лапа господина. Ты слишком раболепен. И я просто не могу себе позволить оставить вашего умершего шаха Мухаммеда без такого преданного слуги...
И с этими словами Сердар нанес страшный удар. Сабля его переломилась у самой рукоятки. Клинок отлетел и воткнулся в землю. Но противник его не смог этим воспользоваться — щит Аббас-Кули-хана, принявший на себя удар, задел иранского вельможу по голове и оглушил его. Сердар пришпорил длинноногого и широкогрудого ахалтекинца, который с такой силой ударил грудью коня Аббас-Кули-хана, что тот присел на круп. В это мгновение Сердар выхватил запасную саблю и ловко свалил с коня Аббас-Кули-хана.
— Это вам за обезглавленного Салара,— прошептал Сердар, уже устремляясь на нового врага...
Гочмурат с окружавшими его джигитами пробивался к плененным иранцами детям с другой стороны. Он уже несколько раз видел своего младшего брата, но всякий раз на туркмен наваливались плотные ряды отборных сербазов и оттесняли их от пленников...
Избавившись от Аббас-Кули-хана, Сердар тоже стал пробиваться к Довлету. Рядом с ним в плотный строй сомкнулись Палат-Меткий, Назар-Демир, Аташ-Батыр и сын Ораз-хана Сахатнияз...
Видя перед собой напирающую лаву туркменских богатырей, устрашающее мелькание их сабель и то, как их кони, подобно таранным бревнам, сбивают с ног иранских коней, враги стали пятиться от этой могучей пятерки туркмен. Но удалялись от них и всадники с пленниками...
С падением Аббас-Кули-хана Довлет успокоился. И ему казалось, что нет никого в мире, кто был бы сильнее его отца!..
Одноглазый сербаз оказался отчаянным рубакой и уже нанес страшные раны нескольким туркменским джигитам. «Двум смертям не бывать»,— прошептал Довлет слова, часто слышанные им от дедушки Аташира, и стал оглядывать могучую спину ев его постылого стражника. На сербазе была стальная кольчуга. Но между ней и медным шлемом виднелась узкая полоска незащищенной шеи. Можно было бы внезапно выхватить из ножен висевший на поясе сербаза кинжал и вонзить его в эту полоску. «Одного врага ты уже сразил»,— пытался сам себя подбодрить мальчик. Но выстрелить из пистолета — это одно, а вонзить металлическое лезвие в живое человеческое тело — совсем другое...
Отец в это мгновение оказался совсем близко от Довлета.
Взгляды отца и сына встретились. Боль и тревога за судьбу Довлета отразилась во взгляде Сердара, но мальчику показалось, что во взгляде отца он прочел укор...
И тут Довлет увидел торчащую у сербаза за поясом булаву с шипами. «Я — сын Сердара!»—пронзила все существо мальчика гордая и отчаянная мысль, когда он уже ухватился за булаву.
Сербаз свирепо оглянулся и начал поднимать руку с саблей, но откуда-то снизу подпрыгнул пегий лохматый ком, и острые собачьи зубы вонзились в локоть одноглазого...
— Евбасар! — вскричал Довлет, узнавший верного пса, и это слово для мальчика превратилось в увеличивающий силы боевой клич. Булава была уже в руках Довлета. И он, закусив губу, размахнулся и обрушил всю тяжесть смертоносного оружия на могучий хребет врага...
Видевший происшедшее издали, Сердар возрадовался возмужанию своего среднего сына и, перекрывая шум побоища, закричал:
— Молодец, сынок! Ты—славный витязь!.. Вали его теперь набок и перехватывай повод коня!..
Быстро перебравшись с крупа коня в освободившееся седло, Довлет натянул поводья — конь взвился на дыбы и помчался сквозь хаос сражения...
— Гочмурат! Сахатнияз! — закричал Сердар, увидев рядом с собой старшего сына и его друга.— Возьмите десяток джигитов. Выводите отсюда Довлета и других освобожденных детей!..
Оцепив плотным кольцом группку маленьких всадников, часть джигитов во главе с Гочмуратом и Сахатниязом, свирепо размахивая саблями и стреляя из пистолетов, стала выбираться с поля боя...
Довлет все еще сжимал в руке даровавшую ему свободу булаву.
— Эй, братишки! — весело оскалясь, закричал подскакавший старший брат.— Теперь в этой штуке мало проку. Вон у тебя в седельной кобуре пистолеты торчат. Хватай их в руки, джигит!..
«Покажу ее маме»,— почему-то подумал о булаве Довлет и, выхватив из кобуры пистолеты, сунул булаву на их место...
На Гочмурата в этот миг налетело сразу двое сербазов. Увертываясь и отбивая удары, он стал оттеснять их от маленьких всадников. «У меня же оружие»,— подумал Довлет и выстрелил. Один из наседавших на Гочмурата сербазов свалился с коня...
— Спасибо, братишка! — прокричал Гочмурат, сразив другого врага.— Твой учитель, дядя Палат, останется доволен таким выстрелом...
Сердар, молла Абдурахман и Сапа-Шорник по воле стихии битвы вновь оказались рядом.
— Вон дочка твоя, Сердар! — закричал вдруг Сапа-Шорник, и Сердар услышал тоненький голосок Лиши:
— Папа!.. Спаси меня, папа!..
— Я здесь, моя дочь! Я иду!..
К ним тут же примкнули еще с десяток туркменских воинов, и всем отрядом они стали пробиваться на тоненький голос Айши...
На холме, за который поспешно отъехали иранцы с оставшимися у них маленькими пленниками, Сердар увидел группу спокойно смотревших на битву и богато одетых всадников. Туркменский военачальник сразу узнал среди них мирзу Солтан-Мурада. Сразить его — и победа! Многоопытный военачальник туркмен давно постиг: теряя предводителя, шахские сербазы обычно предаются панике и обращаются в бегство. И дело тут не в каких-то национальных особенностях. Иранские владыки, постоянно насаждая среди своих воинов раболепие и слепое повиновение, тем самым производили ограбление их душ. Иранский сербаз, не задумываясь, по приказу мог пойти и на смерть и совершить подвиг. Но среди них почти не встречалось таких, кто по своей воле смог бы заменить собой убитого военачальника, а тем более владыку, подобного принцу Солтан-Мураду...
Сердар стал избегать стычек с рядовыми иранскими воинами, передоверяя их следовавшим за ним джигитам, он рвался к холму, на котором был мирза Солтан-Мурад. Но тут он увидел, что моллу Абдурахмана теснило сразу пятеро серба-зов.
— Держись, Абдурахман! Я с тобой,— прокричал он могучим голо* ом и сзади налетел на противников моллы...
А в это время между холмом, на котором стоял мирза Солтан-Мурад, и рвавшимися к нему туркменами стал вклиниваться свежий отряд отборных иранских сербазов...
Сердар лицом к лицу оказался перед богатырского вида сербазом на черно-гнедом огромном коне. Но его длинноногий ахалтекинец не стушевался, лишь прижал уши и, взвившись на дыбы, обрушился на коня врага, сбил его грудью. Не замешкался и Сердар: когда конь противника пал на передние колени, Сердар взмахнул саблей, и правая рука сербаза вместе с зажатым в ней клинком, подобно срубленной ветви дерева, отлетела...
Взглянув в ту сторону, где на холме возвышался принц Солтан-Мурад, Сердар успел заметить направленный на него пистолет, тут же прогремел выстрел. Обожгло грудь. Сърдар стал клониться к шее своего коня. Сквозь мутноватую пелену, начавшую затягивать его взор, Сердар увидел устремившегося к нему низкорослого сербаза с большим животом и в последнем усилии выбросил вперед правую руку с саблей, пронзая толстяка насквозь...
Последнее, что услышал поверженный военачальник туркмен, был крик моллы Абдурахмана:
— К Сердару! Спешите к Сердару!..
— С Сердаром покончено,— усмехнувшись, сказал своим приближенным принц Солтан-Мурад.
— Так будет со всяким, кто поднимет оружие против Ирана,— вымолвил кто-то из приближенных.
Принц нахмурился.
— Мы все удостоились лицезреть, как погибают герои,— сказал он...
Пришпорив своего коня, молла Абдурахман помчался туда, где упал Сердар. Хотя вокруг бились и умирали воины, конь моллы Абдурахмана как-то умудрялся находить себе путь. На полном скаку грудь моллы Абдурахмана вдруг захлестнул наброшенный на него аркан, и он вылетел из седла...
Превратившись в опытного воина, Гочмурат так же давно приучил себя к тому, что Сердар для него только дома был отцом, а на людях, особенно в военную пору, Сердар для Гочмурата становился полководцем, чьи повеления надлежит исполнять неукоснительно. Получив приказ спасать освобожденных пленников, Гочмурат ни о чем другом больше не думал, гнал коня и скакал во главе небольшого отряда всадников строго на север, в ту сторону, где была его родина — Серахс...
С ранних дней своей жизни привыкшим к лошадям освобожденным туркменским детям подобная скачка не была чрезмерно трудной. Мчались рядом взрослые джигиты, дети тоже изо всех силенок погоняли своих лошадей, радуясь, что обрели свободу...
Лишь один Довлет не разделял радости, а испытывал все нарастающую в душе тревогу: среди освобожденных детей не было его сестры...
— Вот ты и с первой добычей, братишка,— попридержав своего коня и поравнявшись с Довлетом, сказал Гочмурат.
«О какой добыче он говорит? — изумился про себя Довлет, но тут же догадался: — О коне».
Под ним был конь одноглазого сербаза, которого Довлет сразил ударом булазы. Жеребец гнедой масти. И только на морде, ближе к ноздрям, гнедой цвет переходил в черный.
— Подобные лошади обычно бывают злыми,— продолжал Гочмурат.— А тебя он легко слушается. Сразу признал хозяином...
«Это оттого,— подумал Довлет,— что я долго ездил на нем вместе с одноглазым».
— А где же Айша? — задал он мучивший его вопрос старшему брату.
— Не знаю,— беспечно ответил Гочмурат.— Когда мы отъезжали, с нами оказалось большинство пленников, но не все. Остальных вырвут из лап этих собак те, кто остался в сражении,— добавил Гочмурат, заметив, как огорчился его младший брат.
Гочмурат пришпорил коня и вновь оказался рядом со своим другом Сахатниязом.
— Нас достаточно, чтобы постоять за самих себя, но слишком мало для того, чтобы защитить детей,— сказал Сахатнияз.
— От поля сражения мы уже довольно далеко...
— Да, оттуда нас не настигнут. Но мы можем повстречать какой-либо отряд иранцев впереди.
— Верно, Сахатнияз. Их немало бродит в этих краях. Что будем делать?
— Надо годыскать надежное укрытие в горах. И дождаться там, когда нас догонят после сражения наши...
Так они и поступили. В стороне от дороги быстро отыскали меж скал расщелину, куда и свернули всем отрядом...
Только слезая с коня, Довлет почувствовал, как он страшно устал. Среди других детей были и такие, которые обессилели настолько, что взрослым джигитам пришлось их вынимать из седел, а сами они уже слезть не могли...
Когда Довлет ощутил под ногами твердую землю, ноги его подкосились в коленках, и он тут же рухнул на четвереньки.
— Теперь сам джигит превратился в лошадку,— улыбнувшись, сказал Гочмурат и подхватил младшего брата.— Не переживай. Со мной тоже случалось подобное, Дове. А ты ведь уже третий день в седле...
Взрослые джигиты, на всякий случай перезарядив винтовки пистолеты, расположились у выхода из расщелины. Стреноженные кони пощипывали траву на небольшой, но щедрой на сочный корм лужайке. Дети расположились на отдых там же...
— Для начала мы можем произвести около тридцати выстрелов, ребята,— сказал любивший все подсчитывать точно Сахатнияз.
— Учитывая, что туркмены редко дарят выпущенные пули пустому воздуху, это почти тридцать поверженных врагов,— отозвался один из джигитов.
— Вы не забудьте, что есть еще пара пистолетов и у его младшего брата,— кивнул на Гочмурата другой джигит, и многие рассмеялись.
— Зря зубоскалите, ребята,— сказал Сахатнияз.— Пистолетами Довлет владеет не хуже нас. Я, например, видел, как он в бою проделал одному сербазу дырочку, и она оказалась точно под левым соском.
— Случайно, наверно, вышло,— проворчал Гочмурат, втайне гордясь выстрелом брата.
— Случайно, Гочмурат, только промахиваются. А если попадают куда надо, то, значит, умеют это делать. Дядя Палат не зря возился с нами, а теперь с теми, кто помладше, занимается. Довлет один из них...
— Я, пожалуй, взберусь повыше. И гляну, что вокруг творится,— сказал Гочмурат и стал карабкаться по уступам высокой скалы. «Тридцать выстрелов — это неплохо,— думал он.— К тому же у нас имеются сабли. А слишком большой отряд врагов в эту пору тут не может оказаться...» Но подобные мысли не могли успокоить Гочмурата. До этого он всегда был простым воином. В сражениях бился азартно и даже весело, не считая ни тех ран, которые наносили ему, ни тех, что наносил сам. Впервые Гочмурату доверили важное дело и дали под начало десять джигитов.
— Эй, Гочмурат! Не знаю, что тебе там видно сверху, а я слышу топот копыт,— вдруг закричал внизу один из джигитов, приложивший ухо к земле. Не все были на подобное способны, но иным из туркменских воинов удавалось подобным способом услышать приближение отряда всадников...
Гочмурат, напрягая зрение, вглядывался в окружающие дали. И вскоре в той стороне, откуда явились они сами, юноша увидел столбы поднимавшейся пыли. «Кто скачет? — мелькнула у него мысль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54