— Ты что это ерунду болтаешь, Тяджигуль! — закричал он зло.— Кто у тебя что отнял? Если уважаемый Бегнепес-бай 4 отделил у вас пшеницу, то он взял ее за свои труды и за свои кровные денежки.
— Кровные, говоришь? — ответила вопросом тетушка Тяджигуль.— Правду ты, Ножовка, говоришь! Пока наши мужья за него воюют и кладут свои головы, он грабит их семьи» Так всегда было, так он и теперь поступил. Воистину его деньги чужой кровью пахнут...
— Ты, Тяджигуль, прикрываешься тем, что женщина, и несешь всякую чушь,— заорал Гулназар-Ножовка.— Кто тебя грабит? Или думаешь, что Бегнепес-бай нуждается в клочке твоей паршивой земли? Нашла о чем болтать! Бегнепес-баю аллах щедро дает не одной, а сразу двумя руками...
— Аллаха, Ножовка, не вмешивай в его грязные дела.
Это он сам хватает обеими руками! Не нуждается он, ты говоришь, в моем клочке? Так пусть вернет его! А то слова у вас широкие, а дела такие узкие, что только вам одним и протиснуться можно сквозь них к достатку...
— Ах, подруженька моя, кому-кому, а уж Ножовке-то следует драть горло за Бегнепеса,— послышался со стороны голос тетушки Шемшат, которая, отойдя к меже, наливала себе из кувшина чая в пиалушку.— Он же один из его прихлебал, этот Ножовка. Вылизывает после бая его жирные миски...
Взбешенный от злости, Гулназар-Ножовка метнулся к тетушке Шемшат, но на пути у него с серпом в руке встал Гочму-рат.
— И ты, змееныш, туда же,— остановившись, прохрипел Гулназар-Ножовка.
— Я не туда же,— спокойно ответил Гочмурат.— Я не унизился еще до того, чтоб затевать драку с женщинами. И тебе не советую этого делать...
Но Гулназар-Ножовка его уже не слушал, он отпрыгнул в сторону и, порывшись в своих вещах, выхватил оттуда пистолет...
— Эй, прекратите баловство! — закричал кто-то из работавших поблизости мужчин.
Вокруг люди оставляли свои дела и, выпрямившись, недоуменно поглядывали в сторону Гулназара-Ножовки и Гочму-рата, кое-кто даже сделал несколько неуверенных шагов к месту, где разгорался скандал...
— Сойди с дороги, гнилое семя эфе! — заорал свирепо Гулназар-Ножовка, направив на Гочмурата пистолет.
— Теперь-то я точно не сойду с твоей дороги, мясник,— спокойно отвечал Гочмурат, крепче сжимая в руке серп.— Ты зря взял эту игрушку, мясник. Нет нам теперь пути назад...
Довлет и узнавал и не узнавал своего старшего брата. Раньше Гочмурат и от меньшего бы взбеленился, может быть, даже похлеще Гулназара-Ножовки, который теперь весь дрожал от ярости, что дело оборачивается не по его. Но с тех пор как Гочмурат побывал в настоящем сражении, он совсем переменился, стал много спокойнее. Вот и теперь Гочмурат не дал власти над собой гневу, даже когда Гулназар-Ножовка направил на него свой пистолет...
— Они что, твои родственники, эти бабы?
— А Бегнепес тебе родственник?
— Хох-х-хей! А ну-ка прекратите вы оба! — прокричал издали Санджар-Палван.
Послышался топот бегущих к месту раздора людей. Лицо противника старшего брата показалось Довлету в какое-то мгновение таким хищным, словно оно было все из зубьев той самой ножовки, от которой родилось его прозвище...
— Не родственники они мне, мясник,— спокойно сказал Гочмурат.— Но ты так взъерепенился за своего Бегнепес-бая, что забыл обычай туркмен: когда в семье не остается взрослого мужчины, за честь ее обязан вступиться любой, кто считает себя мужчиной...
Сохраняя спокойствие, Гочмурат оказался в состоянии уловить мгновение, когда Гулназар-Ножовка нажмет курок, и метнул в него свой серп. Прогремел выстрел. Но серп Гочму-рата, угодивший в ствол пистолета, все же изменил полет пули, которая, просвистев у виска, лишь придала ему решительности. Гочмурат в два прыжка оказался перед Гулназаром-Ножовкой, сгреб того в охапку и успел два раза грохнуть о землю, прежде чем набежавшие люди сумели его оттащить от врага...
— Эхей! Кто тут вздумал встречать пулей своего хана? — прогремел вдруг за спинами столпившихся людей грозный голос.— Так-то вами без меня Говшут-хан правит?..
Все оглянулись и увидели приближающийся к нивам отряд всадников, впереди которого ехал Ораз-хан. Если бы в этом месте царил мир, то люди давно бы заметили всадников, но все их внимание было приковано к двум противникам, которых теперь удерживали несколько мужчин...
— Ты говорил о Говшут-хане, Ораз-хан,— заговорил с правителем Санджар-Палван, как старший по возрасту.— Но его нет меж нас. Он только при мне перемолвился несколькими словами с Заман-агой, отпустил по домам бывших при нем наших джигитов и уехал в свое селение...
— О чем он перемолвился?
— Сказал Заман-аге. «Если будет у вас тревога, сразу посылайте гонца за подмогой ко мне...»
Успокоившись по поводу Говшут-хана, Ораз-хан на мгновение подобрел, но тут же вновь нахмурил брови и грозным взглядом окинул дехкан.
— Так кто же в меня стрелял?
Десятки рук вмиг указали ему на Гулназара-Ножовку.
— Он не в тебя, Ораз-хан, стрелял, а в старшего сына Сердар-бега,— вмешался Санджар-Палван, любивший во всем справедливость.
— Но папаху-то он мою, стервец, прострелил,— швырнул Ораз-хан на землю продырявленную пулей папаху.— Стоило ли уцелеть под стенами Мешхеда, чтоб сложить свою голову, подъезжая к родному дому!.. Почему же жив тогда молодой эфе и для чего вы его схватили, если не он, а в него стреляли? Смутившись, мужчины отпустили Гочмурата. Он был в том возрасте, когда в присутствии старших говорить мог, только отвечая на заданный ему вопрос, поэтому юноша расправил плечи и стал дожидаться, что последует дальше.
— Так почему ты не убит, сын Сердара?
— Я успел в него метнуть свой серп, Ораз-хан.
— Пуля от твоего броска пролетела выше или ниже, чем ее думали направить?
— Выше, Ораз-хан.
— Значит, если бы не твой серп, то не в папаху она бы угодила, а в лоб... Я постараюсь не забыть такой услуги, сын Сердара.
— Нет, Ораз-хан,— гордо отказался Гочмурат.— Моей услуги перед вами нет. Если бы я не попал в пистолет стрелявшего серпом, пуля вошла бы в меня, только и всего...
— Значит, тогда бы ты прикрыл меня своим телом,— решил правитель, и это соответствовало действительности.— Воистину эти эфе всегда блюдут мои интересы, даже и тогда, когда не ведают об этом... А ты,— повернулся Ораз-хан к Гулназару-Ножовке, которого продолжали держать за руки несколько дехкан.— Я мог бы тебя, паршивца, изрубить теперь на куски, но не желаю омрачать твоей поганой кровью свое возвращение на родину. Ступай прочь! И не попадайся мне больше на глаза...
Гулназара-Ножовку, отпустили, и он, злобно взглянув на Гочмурата, поплелся прочь.
— Из-за чего же произошла стычка?
— Не посчитай, Ораз-хан, что я решил спрятаться за женщин,— отвечал Санджар-Палван,— но вот эти две женщины,— указал он на тетушек Тяджигуль и Шемшат,— были много ближе меня к случившемуся...
— Но сначала ты, сын Сердара, подай мне чего-либо попить,— сказал Ораз-хан, слезая с коня и бросив поводья стоявшему поблизости Довлету.
— Есть чал, есть арбузы и дыни, Ораз-хан.
— Разрежь-ка арбуз...
Гочмурат метнулся к мешку, который лежал у ног Довлета, вынул оттуда большой арбуз, ловко разделил его ножом на два равных полушария, положил на мешковину прямо на земле, а нож протянул Ораз-хану. Ораз-хан уселся рядом с полевым дастарханом, поджав под себя ноги.
В это время джигиты, прибывшие вместе с Ораз-ханом из-под стен Мешхеда, тоже сошли с коней. Работавшие в поле люди, узнав среди воинов родственников, друзей или просто соседей, тоже принялись угощать их арбузами, дынями и чалом. Джигиты, последовав примеру Ораз-хана, тоже расположились вокруг.
Вкусив сочного, сахаристого ярко-красного арбуза, вмиг утолившего жажду и даже снявшего немного усталости от долгого пути, Ораз-хан прочел короткую молитву, предназначенную для такой легкой еды, как зелень.
— Ну, где же эти женщины, которые все видели? Пусть подойдут,— распорядился правитель.
Хотя тетушки Тяджигуль и Шемшат были довольно бойкого нрава, но перед ханом вначале оробели.
— Говори первая ты,— указал Ораз-хан пальцем на тетушку Шемшат.
— Салам-алейк,— пролепетала та.
— Алейкум эссалям,— ответил хан.
— Вообще-то он мог бы и взять с нас поменьше, этот живоглот! — вдруг выпалила тетушка Шемшат.— Бегне-пес...
— При чем тут Бегнепес-бай? Расскажи, женщина, как заварилось это дело со стрельбой?
— Я и рассказываю, уважаемый наш Ораз-хан... Только ты меня выслушай до конца.
— Поистине с этой женщиной мы должны прошагать всю реку, от истоков до устья,— рассмеялся Ораз-хан, который заметно подобрел после вкусного арбуза.— Говори. Я буду терпелив...
— Ты прав, Ораз-хан, начинать надо с реки,— затараторила тетушка Шемшат.— Она упала в этом году, наша Тед-жен. Надо было строить запруду, чтобы погнать воду в арыки на наши поля... А всех сильных мужчин ты увел в Иран, Ораз-хан... Этот кровопийца за свои деньги нанял поденщиков-белуджей. И мы все тоже с утра до ночи трудились на нашей запруде... Но этот мироед скосил вчера за свои деньги половину наших хлебов...
— Но при чем тут стрелявший в сына Сердара и в меня? — спросил ничего пока не понявший правитель.
— Ножовка — главный лизоблюд этого паука. Он-то и надзирал за его работниками, когда они наш хлеб скашивали. Вот мы с соседкой Тяджигуль в лицо ему все и высказали, что о нем думали. Ножовка хотел нас поколотить, а этот молодой сокол — ласково поглядела тетушка Шемшат на смутившегося от таких слов Гочмурата,— встал на его пути. Сказал, что, когда в семьях нет взрослых мужчин, за честь их обязан вступиться каждый...
— Тебе, парень, давно пора занять подобающее место среди настоящих джигитов,— 'сказал Гочмурату Ораз-хан.— И всегда поступай, как сегодня. Тогда ты будешь почитаем и твоим ханом, и народом... Так ли было дело, люди?
— Так, Ораз-хан!.. Все верно!..
— Она ни в чем не покривила душой, наша Шем-шат!..
— Жаль, что я отпустил этого стервеца. Ему бы следовало всыпать плетей, чтоб отбить охоту нападать на женщин...
Выказав таким способом свое благородство, Ораз-хан уже поднялся и хотел продолжить свой путь, но столпившиеся вокруг дехкане не спешили перед ним расступиться, стояли, молчаливо дожидаясь еще чего-то от своего правителя...
— Ораз-хан,— вдруг заговорила тетушка Тяджигуль.— Ты прости мою смелость... Но мужчины молчат,— обвела она взглядом стоявших тут же односельчан, и кое-кто виновато опустил глаза под ее взглядом.— Им тоже придется несладко, но они мужчины, у них больше силы, как-либо перебьются до нового урожая. А что делать нам, вдовам и сиротам тех, кто на твоих глазах сложил свои головы под Мешхедом?.. Последнего ведь куска лишил нас Бегнепес-бай!..
— Это вдова моего друга, Чарыназара-Палвана,— пояснил правителю Санджар-Палван.
Выразив было на лице недовольство после слов Санджара-Палвана Ораз-хан смягчился.
— Ты не так поняла причину нашего молчания, почтенная Тяджигуль,— сказал тетушке Санджар-Палван.— Мы все тут думаем, как и ты, но мы сами ударили по рукам с Бегне-пес-баем... Хотя если бы у него была совесть, то мог бы удовлетвориться пятой или хотя бы четвертой частью хлебов всех односельчан за свои деньги,— сказал Санджар-Палван уже Ораз-хану.
— За его деньги, за его деньги... А будет ли нам воздаяние за нашу кровь?! — выкрикнула тетушка Шемшат.
— Да и где он взял эти деньги, если не из нас же выжал? Только в другие годы,— сказала тетушка Тяджигуль.
— По рукам они ударили?! — заговорила опять тетушка Шемшат.— А куда было деваться, если он прижал вас к вашей же беде? Сроки проходят для поливов, побеги вянут, а наши мужчины по Ирану шляются, вместо того чтобы самим запруду строить!..
- А Бегнепес, хотя он и здоров, как целых три джигита, а коня не сел,— сказала тетушка Тяджигуль.
- А что он не видел в том Иране? — выкрикнула тетушка Шемшат.— У него тут есть дела поважнее — односельчан грабить!
— Ну тише, женщины, тише,— наконец сумел вставить свое слово и Ораз-хан.— Если на землях Серахса будут твориться произвол и несправедливость, то вот он я, ваш Ораз-хан, тащите тогда меня хоть за бороду, и пока моя седая голова будет держаться на плечах, таким вещам не бывать! Докажите мне, люди, что Бегнепес-бай у кого-то из вас взял обманом хоть что-то, и я заставлю его самого вам все вернуть назад. И если мы окажемся не в состоянии решить такого дела, то на кой черт нам называться ханом и возглавлять свой народ!.. Ну, кто из вас может доставить мне доказательства или хотя бы подтвердить своим словом, что Бегнепес-бай у вас что-то взял только по своей воле?..
Смущенные дехкане молчали и только уныло поглядывали один на другого: все понимали, что доказательств у них нет, и в то же время их всех этот бай ограбил...
— Молчите? — опять заговорил Ораз-хан.— А потому, что Бегнепес-бай все сделал, как надо. Вот мы, к примеру, рады, что даже в такой засушливый год, невзирая на наше отсутствие, у вас зеленеют бахча и хлопок, созрели ваши хлеба... Бегнепес-бай взял на себя расходы, нашел поденщиков, была сооружена запруда. Что же, по-вашему, он все это должен был сделать для вас даром?
— Возьми он за свои хлопоты и траты даже и десятую долю нашего урожая, Ораз-хан, он и тогда бы не остался в проигрыше,— ответил Санджар-Палван.— А забрав у нас половину урожая, Бегнепес потерял совесть и посеял среди людей злобу. Ты, Ораз-хан, услышал тут первый выстрел. Могут в*едь прогреметь и другие...
— Уж не грозишь ли ты мне, Санджар?
— Что ты, Ораз-хан! Дай аллах, чтобы все тебя уважали, нак я. Голова нужна всякому народу... Но как яшули я обязан говорить правду и людям и хану. Откровенно говоря, мы все тут думали, что явишься ты, наш предводитель, и не потерпишь ограбления народа...
— Власть хана не безгранична, Санджар. Как человек я могу посочувствовать вашей беде, но как хан я обязан блюсти законы. Вы сторговались с Бегнепес-баем? Ударили по рукам на его условиях?
— Да, Ораз-хан,— печально ответил Санджар-Палван.
— Ну так ни ислам-шариат, ни туркменчилик уже не потерпят нарушения вашего соглашения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54