Но что происходило потом, память не сохранила. Наверно, ничего выдающегося, если он не мог вспомнить. Из-за этого не стоит ломать больную голову. Предадим забвению то, что уже забыто.
Цеплис попытался встать, но онемевшие ноги не повиновались. Он опустился обратно в кресло и потянулся. Да, нехорошо. Но тут Цеплис вспомнил об успехе вчерашнего собрания, и ему сразу стало легче. Теперь-то уж стоит жить. И, точно помолодев, он сразу вскочил' на ноги. Больше не придется слоняться в безделье и корпеть над планами, в выполнимости которых, вечно приходилось сомневаться. Нет, этой радостью он должен поделиться с Бертой. Она тоже порадуется. Цеплис уже уразумел, что находится дома, и был чрезвычайно доволен этим. Он хотел сейчас же отправиться искать Жену. Но, сделав несколько шагов, спохватился, вспомнив, что Берта вчера его обидела. Нет, это недопустимое поведение жены нельзя так легко забыть. Сначала нужно решить, как держаться с нею и что предпринять. Иначе она всегда будет наскакивать на него, и он не сможет спокойно работать. Это надо пресечь в самом начале, чтобы Берта больше никогда не осмеливалась так поступать. Капризам жены, как и норову молодой лошадки, нельзя потакать, иначе потом не справишься. Не помогут ни удила, ни вожжи. Лучше во-время решительно и тактично пресечь это, чтобы потом не пришлось раскаиваться.
Цеплис вспомнил свою первую жену Зельму, с которой развелся лет пять тому назад. Женился он в студенческие годы, в порыве первой любви, так как среди знакомых девиц Зельма чуть не единственная относилась к нему приветливо и не смеялась над ним. Она искренне верила россказням Цеплиса о его страданиях в тюрьме и о его больших революционных заслугах. Другие только хихикали или открыто насмехались, называя Цеплиса надувшейся лягушкой, которая задумала сравняться с волом. Но когда Цеплис сделал Зельме предложение, оказалось, что и она не желает выходить за него замуж. Оскорбленный до глубины души, он выскочил вон и побежал на Неву. Больше не стоило жить, если обожаемая Зельма" отказалась отдать ему руку и сердце! Однако по дороге к Неве Цеплис почувствовал, что ему , вовсе не хочется умирать. Он даже боялся смерти, — ведь жить было вовсе не так уж скверно. Вот если бы можно было умереть и при этом все-таки остаться в живых, он посмотрел бы, какое впечатление произведет его смерть на Зельму. Если бы она рыдала и жалела о нем, то Цеплис, помучив ее некоторое время, отбросил бы от себя смерть и предстал бы перед Зельмой как внезапный спаситель в минуту отчаяния. Это был бы момент величайшей неожиданности и неимоверного счастья. И все-таки Цеплис чувствовал, что он, наверное, не сумеет одновременно и умереть и остаться в живых. Поэтому ему стало еще больше жаль своей жизни. Но ведь он объявил Зельме, что сейчас же покончит с собой. Зельма не поверила и добродушно посмеялась над ним — пусть уж он живет, из-за любви не стоит спешить на тот свет; что же тогда станется со всей его важной политической деятельностью? Но Цеплис ответил, что, если нет любви, все остальное теряет смысл, и выбежал, не прощаясь.
Когда он вышел на набережную, вдоль Невы дул резкий морской ветер. Умирать на таком ветру совсем уж неприятно. Да, но как же быть? Ах, зачем он так необдуманно бросался словами! Ну, а если Зельма пропустила их мимо ушей? Тогда можно и не исполнять своей угрозы... Нет уж, какое там пропустила,
она даже усомнилась в серьезности его решения! И с душевною болью Цеплис взошел на мост, чтобы броситься в темную воду и навеки исчезнуть с лица земли. У него даже слезы навернулись на глаза, так было ему жаль себя, и своей молодой жизни. Однако Цеплис еще не потерял надежду и, плача, стоял, опершись на перила моста. Могла ведь еще произойти какая-нибудь случайность. Могла прибежать перепуган-ная.Зельма и горячо умолять его пощадить свою жизнь и не кончать с собой. Без сомнения, Зельма сейчас мечется по городу и в ужасе разыскивает его. Почему бы предчувствие не могло привести ее на Неву и как раз на тот роковой мост, где Цеплис сводит последние счеты с жизнью? Это весьма вероятно, у женщин ведь очень сильно развита интуиция. Но пока этого не случилось, Цеплис жалел себя еще больше. Обливаясь слезами, он снял пальто и, бережно сложив его, повесил на перила моста. Еще медленнее снял студенческую тужурку с блестящими пуговицами, еще бережнее сложил, ее й повесил рядом с пальто, чтобы из карманов не выпали документы, так как он не хотел быть неопознанным трупом. Потом снял фуражку и бросил ее на панель, чтобы создать впечатление, что самоубийство предпринято в состоянии аффекта и крайне поспешно. Потом, мешкая, начал перелезать через перила, бросая вокруг умоляющие взоры, словно ожидая спасителя. Неужели и вправду мир окажется столь равнодушным и позволит ему утонуть в черной, холодной воде? Да, жизнь поистине жестока, а Зельма лишена какой бы то ни было интуиции! Цеплиса разобрало зло на то, что никто даже не дорожит им. Он хотел уже кинуться с моста в воду, как вдруг чья-то сильная рука крепко ухватила его за плечо и грубый голос сердито произнес:
— Что вы тут дурака валяете! Сейчас же подберите свое барахло и марш в участок.
Цеплис обернул свое заплаканное лицо и увидел городового во главе порядочной толпы людей. В нем пробудилось упрямство. Его, политические преследователи разыгрывают теперь роль спасителей!
— Пустите меня, я хочу умереть! — Цеплис попытался вырваться, но только разодрал рубашку, так как городовой вцепился в него достаточно крепко.
— Вот ненормальный, вздумал еще раздеваться перед смертью, — возмущался кто-то в толпе любопытных. — Давно бы уж утонул, и никто б не помешал.
— Как вам не стыдно? Неужели я должен топиться, даже не обдумав этого? — пустился в спор Цеплис.
— Коллега, не стоит умирать. Ведь жизнь так прекрасна! — прозвучал женский голос, и Цеплис увидел прелестное, розовое личико незнакомой студентки.
— Вам легко говорить, не пережив трагедии, — Цеплис на словах сопротивлялся, но уже начал одеваться и больше не вспоминал о смерти. Он думал лишь о том, как бы поубедительней объяснить этому розовому личику, что такое трагедия.
— Какая там трагедия у молодого, здорового человека! Учился бы да заканчивал высшее образование, чтобы помогать родителям, — бранилась какая-то седовласая старушка.
— Не болтайте и расходитесь, в участке разберут, что у него за душой! — ворчал городовой, поторапливая Цеплиса. Любопытных собралось уже так много, что Цеплис больше не мог разглядеть среди них розовое личико.
Потом Цеплис вспомнил еще, как они вместе с городовым отправились в участок и как там писали протокол обо всем случившемся. До утра его продержали под замком, а на другой день во всех газетах, в хронике происшествий, уже можно было прочесть о том, как полиция спасла плачущего самоубийцу. Цеплиса задело, что его назвали плачущим, но приятно было читать, что все-таки самоубийца, только спасенный полицией. Каково-то теперь будет у .Зельмы на сердце?
И он все же добился того, что Зельма сделалась добрее, а вскоре стала его женой. Потом, когда Цеплис разбогател, Зельма перестала ему нравиться. Она совсем расплылась телом и обленилась духом. К тому же она часто упрекала Цеплиса в том, что он балуется сочинительством, ведь писатель из него все равно
никогда не получится. Это обижало Цеплиса больше всего: как смеет жена сомневаться в способностях своего мужа? Она должна восхищаться им и признавать, что он лучше и талантливее всех мужчин. Если же она так не думает, то это указывает на леность духа, которую можно вылечить лишь разводом. Такое решение постепенно созрело в Цеплисе, и он стал искать способа отделаться от той самой Зельмы, ради которой однажды поставил на карту даже свою драгоценную жизнь.
Однако главную роль в разводе с Зельмой сыграл тот факт, что Цеплис втихомолку присмотрел себе барышню Берту Круминь. Цеплису она очень нравилась. Можно было заметить, что и он ей не безразличен. Из мелочей н отдельных моментов вырастала взаимная симпатия, постепенно превратившаяся в любовь. Развязавшись с нежеланной, уже опостылевшей ему Зельмой, Цеплис поспешно ввел в дом Берту"— он не мог выносить одиночества. Их совместная жизнь, благодаря уступчивости Берты, протекала в полном согласии, хотя Цеплис ни в чем не считался с женой. Берта была благоразумна и никогда не затевала ссор — она все еще любила Цеплиса. Он это чувствовал и беззастенчиво пользовался терпением и деликатностью жены.
Поэтому велико было его изумление, когда Берта на прогулке вдруг начала самостоятельно рассуждать и критиковать замыслы мужа. Это происходило впервые — да еще в такой форме! Покружившись на ка-руСели воспоминаний, Цеплис ни на йрту не приблизился к решению — какой же линии ему теперь держаться с Бертой. Можно остаться в кабинете и ждать, пока она не придет сама. Но беда в том, что его мучила жажда, да. и есть захотелось. С едой еще можно бы потерпеть, но жажда мучила невыносимо. Во рту пересохло, глотка горела, как ошпаренная. Цеплис почувствовал, что его снова охватывает гнев. Исключительно лишь из-за Берты ему приходится так страдать! Если бы она пришла и извинилась за свой проступок, Цеплис немного пожурил бы ее и простил. А что делать теперь?
Наконец он не выдержал и, измученный жаждой, вышел из кабинета. Берта сидела в соседней комнате и что-то читала. Когда вошел муж, Она захлопнула книжку и, как ни в чем не бывало, поспешила навстречу.
— Ну, здравствуй, пропащая душа! — весело воскликнула Берта. — Вот это поспал, — целый день! Хочешь кушать? Обед еще теплый.
— Я пить хочу. — Цеплис намеревался говорить сердито, но получилось ласково.
— Правильно, сначала попей. Эльза, принесите барину сельтерской. — В голосе Берты звучала радость, и Цеплис почувствовал, что его злость совершенно неуместна. Он сам удивлялся — куда девались все чувства, одолевавшие его в кабинете. Близость Берты сразу спугнула их.
— Ты выпьешь сельтерской, покушаешь и тогда расскажешь мне, как прошло собрание. Да, милый? Я так хочу знать. Весь день сгорала от любопытства, но не хотела тебя тревожить. Разве я не паинька? — щебетала Берта, наливая сельтерскую в стакан. Цеплис пил и не понимал, отчего, собственно, ему становится Лучше — от пузырящейся жидкости или же от щебег тания жены. Но даже против воли -ему становилось, лучше, и Цеплис в душе радовался, что он опять возле Берты и может с ней поделиться.
— Ты совсем паинька, и только поэтому я тебе все расскажу, — ответил он уже немножко веселее.
— Ты, наверно, собирался меня как следует выбранить?
— Почему же? Вовсе нет.
— Не надо отпираться. Ведь ты же и утром только из-за меня так налетел на Эльзу! И потом я слышала, что ты давно проснулся, а все не выходишь. Наверно, придумывал, как бы получше пробрать меня?
— Неправда, я все время спал, а утром вовсе не сердился на тебя. — Цеплис отпирался, потому что ему было стыдно перед нею. Стыдно за свою злость и за свое долгое раздумывание. Да, Берта настоящий ангел! Все видит, все чувствует и никогда не выходит из себя. Ну, о вчерашней выходке не стоит говорить.
— Ты, наверно, не можешь забыть мое вчерашнее легкомыслие? Прости, милый, свою озорницу. — Берта шалила и нежно прижималась к Цеплису.
— О таких мелочах не стоит вспоминать. Нам теперь нужно поговорить о более серьезных вещах. Надо обсудить предстоящие дела.
— Ах, значит, все мои поступки это такие мелочи, что их не стоит даже вспоминать и прощать? — закапризничала Берта.
— Ладно, прощаю, только не сердись.
— Что ты прощаешь? Я ничего не сделала. Скорее тебе надо бы просить у меня прощения. Но это потом, когда покушаешь. Теперь идем обедать, мне ведь тоже хочется есть. — Она схватила мужа за руку и с хохотом потащила в столовую.
Обедали они оба с аппетитом, особенно Цеплис. Он был голоден и почти не разговаривал за едой. Берта, наоборот, болтала без умолку и всячески вышучивала мужа, не давая ни на минуту забыть о своем присутствии. Кофе они пили в гостиной, и тут Цеплис принялся подробно рассказывать о ходе вчерашнего собрания. Сначала он изложил самое главное, а потом вернулся к деталям и остановился на своих впечатлениях. Берта слушала с глубоким вниманием, время от времени расспрашивая о подробностях. Можно было заметить, что она руководствуется не только любопытством, но действительно хочет все понять и узнать. С одной стороны, Цеплису это нравилось, но с другой — напоминало допрос с выпытыванием самых мельчайших подробностей. Однако настроение у него было такое хорошее, что он охотно повторял все эти мелочи. Правда, о ночных похождениях после общего обеда Цеплису говорить не хотелось, да, в сущности, он всего и не помнил. Но Берта была так деликатна, что не только не расспрашивала об этом, но даже сама перевела разговор на другую тему. Это еще больше улучшило расположение духа Цеплиса, хотя в ночных похождениях, собственно, не было ничего, такого, о чем нельзя было бы рассказать жене.
— Теперь, когда ты мне все, рассказал... — Берта остановилась на половине фразы, и Цеплису показалось, что жена иронизирует.
— Я вовсе не утверждаю, что рассказал все, — возразил он.
— То, нерассказанное, можешь оставить при себе, я совсем не хочу знать. Пусть и у тебя остается какая-нибудь тайна, не открытая жене. Не то у меня одной будут тайны, а у тебя нет, — Берте попрежнему было весело.
— Ты высмеиваешь меня, чтобы отплатить за вчерашнее?
— Зачем? Оставим вчерашнее, вместе с минувшей ночью. Я хочу поговорить совсем о другом. Ты еще не забыл, как однажды зимой уличил меня в том, что я поздно прихожу домой?
— Как можно, это забыть? И за все время ты не сказала ни слова.
— Теперь я хочу рассказать тебе все. Только наберись терпения еще на одну минутку и не начинай меня заранее бранить.
— Если уж я столько терпел, так теперь смогу выдержать и эту минутку. — В голосе Цеплиса зазвучала легкая ирония.
— Я не собираюсь тебя долго мучить, только прошу, чтобы ты меня не прерывал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54