Человек, привалившийся к двери, постучался.
- Войдите! — весело воскликнула она.
Дверь широко распахнулась, и- Аустра узрела пошатывающегося Эдмунда Саусайса. Удерживая равновесие, он вошел в кабинет, беспрерывно бормоча что-то себе под нос. Это, наверное, следовало понимать как извинения, но Аустра ничего не могла разобрать. Когда Саусайс представился ей, по-военному звякнув шпорами, она разразилась веселым смехом.
— Разве вы меня не узнали? Нехорошо так быстро забывать своих знакомых!
— Ах, черт меня подери, ведь это же огненная Аустра! То-то меня весь вечер тянуло сюда, да жена не пускала. А это что за покойник на диване?
— Тише, это мой богатый дядюшка. Не кричите, а то он проснется! Выпьем лучше его шампанское, — и Аустра поспешно наполнила два бокала.
— Чертова ты девчонка, ухитрилась из такого покойника выжать шампанское! Мне весь вечер пришлось глушить водку. Ну, за твое здоровье и за мою любовь!
— Ты должен любить жену и не смеешь заглядываться на барышень.
— Жена весь вечер клюет носом, а я хочу веселиться! Я оставил ей двух нянек. Может быть, убаю-кают, тогда мы положим ее рядом с твоим покойником.
— Мой дядюшка спит без баюканья, а мне хочется плясать и кружиться! — Аустра ухватила Эдмунда за рукава и закружила его. Он обнял Аустру и поцеловал прямо в губы долгим, пламенным поцелуем. От поцелуя Аустра охмелела еще больше, чем от выпитого шампанского. Она упала в мягкое кресло и Эдмунд вместе с ней. Там они снова сплелись в жарком объятии, и Саусайс добился того, чего Цеплис напрасно домогался целый вечер: Саусайс был мужчина, бравший не только принадлежавшее ему по праву, но и то, что ему вовсе не предназначалось. Он ведь шел на разведку, а сразу же взял крепость. Хоть Аустра и не была крепостью, для овладения которой требовалось особое геройство, Саусайс был все же в приподнятом настроении, так как в присутствии «покойников» он никогда еще не проявлял подобной отваги.
Аустра вскочила с кресла несколько встревоженная, привела себя в порядок и бросила на Цеплиса опасливый взгляд. Но тот, запрокинувшись навзничь, мирно храпел, вовсе не подозревая о том, что совершалось у него под самым носом. Аустре стало смешно, и она прошептала, прижавшись к Саусайсу:
— Вот озорник! Жена за стеной, дядюшка тут же рядом, а ты что делаешь?
— А чего теряться? Моя жена клюет носом, а твой дядюшка мирно почивает. Почему бы нам не побаловаться немножко? Нас ко сну не клонит, и отдыхать нам еще рано.
— Ух, какой ты бессовестный! Смотри, язык отсохнет...
— Ничего, смочим шампанским! Дай мне бокал, а то и верно сохнет...
Они пили и насмехались — один над женой, другая над спящим дядюшкой и оба над обоими вместе. Однако в соседнем кабинете было неспокойно —Валентина никак не могла смириться с уходом Эдмунда. Она нервничала и настаивала, пока все трое не отправились на поиски пропавшего собутыльника. Увидев, что Эдмунд занят приятной беседой с какой-то незнакомой дамой, Валентина, опешив, остановилась в дверях. Но ее провожатых уже нельзя было удержать.
Радость при виде потерянного и вновь обретенного друга окрылила их и проворно внесла к Эдмунду и Аустре. Валентине не оставалось ничего другого, как последовать за ними и, извинившись, познакомиться с Аустрой. Эдмунд /тотчас бросился к ним и весело сказал:
— Вот видите, вы не верили, что у меня есть жена. Теперь доказательство налицо!
— Ты же говорил — старая и сонная. Этому я не поверила. — Аустра нарочно старалась подвести Сау-сайса. — Не правда ли, это не хорошо, госпожа Саусайс, что мужчины, добиваясь победы над какой-нибудь женщиной, всегда унижают перед ней свою собственную супругу? Мне больше нравятся мужчины, которые везде и всюду восхищаются своими женами. Тех, по крайней мере, есть смысл соблазнять. Будь я вашим мужем, я бы не отходила от вас ни на шаг, такую красотку опасно оставлять одну. А ваш муж шляется повсюду и любезничает с другими. Придержите-ка его, госпожа Саусайс!
От Аустриных речей, смутилась не только Валентина; даже Эдмунду стало неловко. Только бы эта чертовка не проболталась о том, что они тут вытворяли! Вот скандал подымется! Но у Аустры не было таких намерений, ей хотелось лишь припугнуть Эдмунда и заткнуть рот Валентине. Она пригласила всех к столу, и тут только вновь прибывшие увидали спящего Цеплиса. Теперь Валентина уж ни за что не хотела оставаться и в неудержимой ярости закричала на Эдмунда так громко, что Цеплис проснулся. Открыв глаза, он изумленно уставился на незнакомых людей. Аустру за спиной Саусайса он не видел, зато ясно разглядел возбужденную Валентину. «Что тут происходит? Где я нахожусь?» — подумал Цеплис. Саусайс первым, заметил его пробуждение и весело воскликнул:
— С добрым утром, дядюшка! Дамские крики нарушили ваш сон? Ну, да хватит спать. Мы тут, понимаете, выделывали чертовские штучки с вашей племянницей! Вставайте и успокойте мою жену.
Цеплис не мог взять в толк, что городит этот офицер. Однако же он поднялся, и Аустра ему вскоре все объяснила. Начался кутеж, окончившийся лишь в поздний утренний, час.
Дела фабриканта Нагайниса сильно улучшились. Он получил для своей подковно-гвоздилъной фабрики крупные заказы строящейся железной дороги. Цены были настолько выгодны, а.условия сдачи работы до того, легкие, что Нагайнис надеялся благодаря этим заказам встать на ноги раз и навсегда. Банки предоставили ему огромный, почти неограниченный кредит. Правление строящейся железной дороги тоже было благосклонно к нему и выдало солидный аванс. Гарантий от Нагайниса нигде не требовали — ведь наилучшей гарантией являлись сами заказы. Кто дерзнул бы не верить фабриканту, у которого такие выгодные заказы и такой солидный заказчик? Надо же помочь соотечественнику и укрепить национальную промышленность, чтобы заказы новостроящейся железной дороги не попали в руки инородцев или даже иностранцев! И Нагайнис использовал всеобщее доверие в. полной мере, беря деньги везде, где дают. Как знать, что впереди? Может быть, курс лата упадет и в хозяйственной жизни наступит застой. Надо воспользоваться случаем и, набрав побольше денег, обменять их на доллары или фунты. Это все-таки надежнее. Зятю теперь тоже можно будет подбросить часть обещанного приданого, иначе этот мальчишка дойдет до ручки и совсем отравит жизнь Валентине. Льет с, досады без просыпу да путается с женщинами. . . Вообще-то он забулдыга, хотя отчасти и прав. Метил на миллионы, а получил шиш. Тут, пожалуй, рассердишься! Да и Валентина не такая, что могла бы сама стоить миллиона: даже причесаться не умеет. Что ему делать с такой женой? Офицерское жалование ведь не позволяет держать две-три прислуги, чтобы обхаживать уважаемую мадам. Эх, и трудились же в молодости мы с женой!
Любая работа была нам по плечу. Просто диво, как это у трудолюбивых родителей вырастают такие ленивые дети. Валентина только и знает валяться на кровати да бегать по кинематографам! Что за радость от такой жены? Эдмунд — парень неплохой, кое-что из обещанного придется ему отдать. Да посоветовать, чтоб оставил военную службу, предпринял бы что-нибудь самостоятельно. С одного казенного жалования такую жену не прокормишь. Приданое растает, как свечка, — Валентине, конечно, захочется жить на широкую ногу. С собственного предприятия все-таки перепадет побольше, тогда можно и жене разрешить кое-что липшее.
В то время как перед Нагайнисом открывалось золотое дно, дела Цеплиса шли уже не столь успешно. Иностранцы, получив первые из заказанных партий кирпича, предпочитали платить неустойку за нарушение договора, лишь бы отказаться от дальнейших поставок. Цеплис велел выдавливать на всех кирпичах , чтобы сделать рекламу своему государству. Но иностранцы только насмехались над ним, а кирпич признавали непригодным для строительства. Он якобы рыхлый и рассыпается, как засохшей бисквит: нельзя же делать кирпич из одного песка и воды, надо и глины немножко добавить!
Эти ядовитые сообщения посыпались на Цеплиса точно вести о горестях, ниспосланных на библейского Иова. Как быть, что делать, куда деваться? Все свои деньги он всадил в «Цеплис» и построил кирпичный завод с расчетом, что тот окупится, лишь работая на экспорт. Ведь кирпич, потребный на столбы для хлевов и на банные печи, ляпают почти в каждой волости; поди-ка посостязайся с ним в дешевизне — качеству и изяществу крестьяне не придают значения. Можно было предложить кирпич правлению новой железной дороги для строительства мостов; станционные здания тоже можно складывать из кирпича, чтобы они были красивее и прочнее. Но все это мелочи... А Цеплис строил, завод с таким размахом, чтобы его кирпича хватило обмуровать весь мир!
Пбступившие из-за границы отзывы о качестве кирпича он скрыл, не сообщив о них никому. Может быть, это только военная хитрость несолидных конкурентов,
дабы подорвать обществу «Цеплис» кредит и поставить его в невыгодное положение? Торговцам и промышленникам в таких случаях следут быть особенно осмотрительными. Однако работы на кирпичном заводе Цеплис все-таки постепенно и незаметно свернул. Когда все выяснится и успокоится, можно будет опять развернуться и наверстать упущенное.
Чтобы не бросилось в глаза свертывание работ и не пошли нежелательные разговоры, Цеплис распорядился поставить уволенных рабочих на строительство. Дабы все выглядело прочно и солидно — как раз пора приняться за постройку давно обещанных домов для рабочих. Ничего, что уже наступила осенняя слякоть и сложенные из кирпича стены не успеют просохнуть. В сущности летом рабочие вовсе не нуждаются в теплых жилищах и могут жить прямо на лоне природы. А зимой, если не пожалеть дров, стены высохнут,, что твоя лучина. Хоть натягивай струны да играй, как на скрипке! Ну, а за это время можно обдумать положение и поискать выхода. Нельзя же угробить такое крупное предприятие, куда вложены все твои деньги. А пущенные на ветер государственные кредиты! Все начнут вопить не своим голосом, обзывая тебя казнокрадом. . . Они же не знают меры ни в похвалах, ни в ругани! Может быть, придется уйти на покой года на два, на три, покамест все забудется. Да, восхвалять они умеют, умеют и проклинать, но и забывать обо всем тоже умеют! Особенно в тех случаях, когда сам выходишь из так называемой «панамы» не голым и не босым. Богатому наше общество быстро все прощает. . .
Может, еще все обойдется благополучно. Иностранцы любят преувеличивать и часто шумят понапрасну, особенно имея дело с торговцами молодого государства. Они знают, что мы переживаем эпоху романтического увлечения своей государственностью и восхищаемся не только своими министрами и директорами департаментов, но и каждым словом одобрения, которое выскажет нам заграничный портной или сапожник.
Не продумав как следует свою работу, мы не очеиь-то верим в се значение и жаждем похвал иностранцев, радуясь им, точно дети. Это прекрасно понимают иностранные коммерсанты. Заключая договоры, они нас хвалят, а принимая товар, запугивают вмешательством своих правительств и великим позором для всего нашего государства. Этого мы боимся, а иностранцы здорово наживаются на нашей робости. Может быть, и тут перед нами всего-навсего их обычный трюк. Они просто-напросто хотят сбить цену на наш кирпич. Жаль, что наши консулы за границей тоже болеют этой же самой «государственной романтикой» и не отстаивают наши интересы, больше всего опасаясь подорвать репутацию нашего государства. Они не смеют возражать господам — а ведь для каждого латыша, будь он хоть трижды министром, любой иностранец является господином, которому надо угождать. Лишь бы он не ославил за границей нашу промышленность и наше государство! А, между тем, как действуют иностранные консулы у нас, защищая интересы своих торговцев? Они знают наши законы лучше, чем мы сами, в случае надобности сдирают с нас семь шкур. Кричи себе" сколько хочешь и срами ихнее государство! К таким вещам они глухи и знай делают свое дело.
Нет, Цеплис не сдастся! Это значило бы отказаться от всех грандиозных замыслов. Нельзя дать погибнуть плодам своего труда, своему капиталу. А что если послать глину в университетскую лабораторию на анализ? Тогда все будет ясно. Но разве не следовало бы сделать это раньше? Скажем, перед началом строительных работ и установкой обжигательной печи. Возможно и так, но кому же в спешке могли прийти в голову, такие пустяки! Это мелочь, из-за которой не стоит тревожиться. Сделаем анализ сейчас, лучше поздно, чем никогда!
Цеплис сам съездил и привез два ящика глины, накопанной из разных мест: «Пусть господа профессора сделают анализ и проявят свою мудрость. Увидим, что они скажут! Государству было бы совершенно не к чему содержать такую лабораторию, если бы наши промышленники туда не обращались. Я буду первым и
тем самым покажу, что уважаю государственные учреждения. Пусть мне только скажут, можно ли делать кирпичи из этой глины? Посмотрим, посмотрим, что, в сущности, знают эти профессора!»
Однако на сердце у Цешшса скреблись кошки, и он ожидал результатов анализа с огромным нетерпением. Если бы все оказалось благополучно! Когда через несколько дней пришло сообщение из университетской лаборатории, Цеплис долго не решался вскрыть конверт и прочесть его. Может быть, там лежит смертный приговор его работе и поставлен крест на все вложенные им капиталы? «И зачем было Называть акционерное общество моим именем? .. Неужели нельзя было назвать, его, скажем, «Кирпич»? Теперь газеты напишут, что «Цеплис» обанкротился, а у меня будет такое ощущение, будто обанкротился и я сам. Зачем нужно было давать волю своему честолюбию? Разве нельзя было заранее предвидеть не только хорошее, по и плохое? Уже и теперь в представлении людей Эдгар Цеплис и общество «Цеплис» — почти одинаковые понятия. А потом, когда придется отражать нападение, они еще теснее сплетутся друг с другом. Но сейчас поздно жалеть о прошлом, тут уже ничего не исправишь».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54