Эта мысль понравилась Саусайсу, и он решил попытаться ее осуществить. Проходя через гостиную, Саусайс увидел Валентину, — неодетая, она валялась на диване; мимоходом он пожелал ей спокойной ночи и направился в спальню. Валентина его остановила:
— Чего вы там так галдели, будто в лесу повстречались? Что это за человек?
— Это мой друг, и мы с ним обделывали такие дела, от которых сразу пропадает сон! Потому мы тебя и не пригласили.
— Не остри. Ты вечером будешь свободен или опять пойдешь пьянствовать?
— Хочешь сводить меня в кино? Ладно, придет вечер, видно будет. А сейчас у меня нет времени, надо спешить.
— У тебя для меня никогда нет времени!
— Я не хочу нарушать твой беспробудный сон.
— Эдмунд, не будь таким жестоким. Я стану матерью, и только этим объясняется моя. сонливость. — У Валентины на глазах блеснули слезы, она повернулась лицом к стене. Это тронуло Эдмунда, и он подошел к дивану.
— Ну, не хнычь, не хнычь. Это хорошо, что ты станешь матерью, а я отцом. Мне не жалко, спи хоть с утра до вечера, я не скажу ни слова. Но теперь мне действительно нужно идти по очень важным делам.
— Хорошо, иди, только не напивайся.
— А почему бы и нет? Тогда лучше спится и не приходится беспокоить тебя разными глупостями.
— Сходим вечером в кино. Я уже два дня не выходила, — застенчиво попросила Валентина, обнимая мужа. Саусайс горячо поцеловал ее и попытался высвободиться, но это ему не удалось. Валентина словно присосалась к его губам, и глаза ее заискрились, как у кошки.
— Скажи, ты меня еще любишь? — горячо шептала она между опьяняющими поцелуями.
— Люблю, люблю! — страстно отозвался Эдмунд, и они забылись впервые после долгого времени.
Озола вскоре удалось разыскать. Это был тот самый агент, что присутствовал при вскрытии опустевшего сейфа акционерного общества «Цеплис». Саусайс рассказал ему, что в связи с одним делом агент Краук-лис вымогает у него четыре тысячи лат. Озол был возмущен до глубины души, и они договорились во что бы то ни стало предать Крауклиса в руки закона. Взяточникам и вымогателям в нашей республике нет места! Все должны честно зарабатывать свой хлеб. Если кто-нибудь провинился, нельзя давать ему возможность откупаться: каждый должен понести заслуженное наказание по справедливости и закону. До чего мы дойдем, если позволим безнаказанно действовать любому мошеннику? Какой же это блюститель закона, если он сам совершает преступления? Нет, Крауклиса нельзя оставить без возмездия, ибо его поведение бросает тень на весь уголовный розыск! Так рассуждали Озол и Саусайс. Они договорились, что для поимки Крауклиса Озол явится к Саусайсу пораньше. Они вместе запишут номера денежных купюр, и Озол с этим списком спрячется в соседней комнате. Оттуда он все услышит и в нужный момент выйдет арестовать своего сослуживца.
Саусайс спешил домой, радуясь приготовленному для Крауклиса сюрпризу. «Ну, приятель, — злорадствовал он, — теперь-то ты попался в ловушку. Больше тебе не придется арестовывать других, потому что сам будешь сидеть за решеткой. Там на досуге поразмыслишь о том, что бывают люди похитрее и поумнее тебя. Этих денег ты и не понюхаешь, они мне самому пригодятся. Кто ж так легко выпускает добычу из рук? Я ведь не Аустра, меня не запугаешь. С Эдмундом Саусайсом такой номер не пройдет! Ну, ничего, тюрьма тебя выучит разбираться, с кем имеешь дело...»
Озол явился в условленное время — за час до прихода Крауклиса. Вместе с хозяином они пересчитали деньги и записали номера кредиток. Список агент спрятал в карман и еще раз, в присутствии Саусайса, проверил свой револьвер. Все оказалось в порядке. Они осмотрели место, куда должен спрятаться Озол, и сговорились, когда ему выходить из засады. Озол посоветовал Саусайсу отдавать деньги не сразу, а немножко еще поторговаться. Как только Крауклис получит деньги, Саусайс должен громко кашлянуть. В этот момент Озол выскочит из укрытия и прежде всего обезоружит Крауклиса. Дальнейшее развернется уже само собой, заранее нельзя ничего предвидеть.
Едва закончилась подготовка, как у дверей раздался пронзительный звонок. Саусайс ругнул Крауклиса за его аккуратность, а Озол проворно спрятался в условленное место. Крауклис вошел уверенно и сразу направился в кабинет. Не доверяя Саусайсу, он не вынимал правую руку из кармана, где лежал револьвер.
— Ну как, сдержали слово? — быстро спросил он. — Давайте деньги и не будем терять время. Мне некогда, да и вам, наверно, хочется сходить рассеяться в ресторан или в кино.
— Это от меня не уйдет. Слово я сдержал. Но всей требуемой суммы я вам сейчас отдать не смогу. — Саусайс говорил совершенно спокойно, но Крауклис тут же выхватил револьвер. Саусайс вскричал: — Не дурачьтесь с оружием! Я тоже умею стрелять.
— Ни с места! С людьми, которые не держат слово, иначе нельзя. Если вы сейчас же не отдадите мне все четыре тысячи, я вас арестую без всяких разговоров и точка.
— Вы хватаете человека за горло, как грабитель с большой дороги! Неужели же за свои деньги и поговорить нельзя?
— Это не ваши деньги! Там, на вокзале, вы тоже не очень-то позволяли Зиле разговаривать. Давайте их сюда, а потом треплите себе языком хоть день и ночь. А не то сейчас же в управление.
— С таким жадным шакалом действительно не сговориться. — И Саусайс отдал Крауклису конверт с четырьмя тысячами лат, который тот левой рукой быстро сунул в карман, не выпуская из правой револьвера.
— Сейчас некогда пересчитывать. Здесь точно? Если нет, берегитесь! С обманщиком и я не сдержу слова.
— Все точно, сам пересчитывал. — Будто подавившись, Саусайс глухо закашлялся. Еще не кончил он кашлять, как Озол выскочил из своего убежища и, кинувшись на Крауклиса сзади, вырвал у него револьвер. От неожиданности тот не успел оказать сопротивление и опомнился только уже обезоруженный. Да сопротивляться было и невозможно: Саусайс размахивал револьвером у самого его носа.
— Сдавайся! — яростно завопил Озол. — Иначе мы тебя свяжем.
Узнав Озола, Крауклис побледнел. Дело приняло серьезный оборот, о сопротивлении нечего было и думать. Он глухо пробормотал:
— Сдаюсь. Сопротивляться нет смысла.— И, обернувшись к Саусайсу, прошипел: — Мы еще встретимся. Такие подлости не забываются.
— Бесспорно, встретимся, я тоже ничего не забыл! — высокомерно бросил Саусайс.
— Оставим угрозы. Давайте обыщем арестованного, — скомандовал Озол. Вынув из кармана Крауклиса деньги, он расхохотался:
— Недурная добыча! С нашего жалованья такую кучу денег и за год не накопишь. — Потом он достал записку с номерами кредиток и начал сверять их. Саусайс все время торжествующе улыбался, Крауклис же стоял, как пришибленный. От волнения у него подергивалось лицо, побелели губы. Он не сомневался в том, что ему теперь обеспечены несколько лет исправительного дома. Исковеркана вся жизнь, потеряна невеста. .. Деньги Саусайса он предназначал на свадебные расходы и подвенечный наряд для невесты. Теперь, вместо фрака и белого жилета, на него наденут арестантскую куртку. Эх, взимал бы он лучше поборы с мелких воришек, чем связываться с таким крупным мошенником: разве возьмешь его голыми руками!
Сверив деньги с записанными номерами и втихомолку пересчитав их, Озол спокойно сунул пачку кредиток в карман. Спрятав туда же и револьвер Крауклиса, он бросил на своего коллегу уничтожающий взгляд.
— Ну? Номера полностью совпадают. Теперь пошли в управление к начальству. Пусть полюбуются красивыми делишками своего Крауклиса.
— Разве мы не составим сейчас же протокол? — спросил Саусайе.
— Пока нет. Я потом приглашу вас в управление, — спокойно ответил Озол. Он встал, попрощался с хозяином и повел арестованного к дверям. Идя по лестнице, Озол насмехался над Крауклисом:
— Ну что, теперь видишь, как это приятно — быть схваченным на месте преступления? Даже язык отнялся! Так чувствуют себя почти все те, кого мы ловим каждый день.
— Где у тебя совесть? Собака! Этого я тебе век не забуду, — бормотал Крауклис, не подымая глаз.
— Забывать не забывай, только не собачься. — Выйдя на улицу, Озол добавил: — нос кверху! И пой: «Стали чижика ловить, чтобы в клетку посадить. Чу, чу, не хочу, я из клетки улечу!»
Крауклис бросил на Озола изумленный взгляд. — Правда?! — вскричал он, еще не веря своему счастью.
— Ну конечно! Ты хотел разбогатеть один, а теперь поделимся. Благодари. бога и всех святых, что этот окаянный мошенник обратился именно ко мне! С кем-нибудь другим у тебя такой номер не прошел бы. В следующий раз держи ухо востро и бери сколько дают. Повторная встреча всегда опасна — они же нас ненавидят. Кроме того, на кредитках есть номера. Вот, выпустят золотую монету, тогда вздохнем свободнее. ..
— Теперь я верю, что ты мне друг! — со слезами в голосе воскликнул Крауклис, растроганно пожимая руку Озола.
— Не будь сентиментальной невестой, к которой вернулся пропавший жених. Лучше помоги мошеннику Саусайсу дожидаться, пока я вызову его в управле-'
ние! — смеясь, проговорил Озол, высвобождая свою руку.
— Оставим его в покое по делу Зиле, чтоб он поскорее забыл свои деньги. Расплатился он щедро. — Крауклис разоткровенничался и выложил коллеге всю комбинацию с бывшим офицером. Озол, в свою очередь, рассказал, как Саусайс его нашел и как они договаривались. Потом он вернул Крауклису отобранный револьвер и две пачки по тысяче лат. От души посме- явшись над Саусайсом, они расстались наилучшими
друзьями.
Саусайе был в таком восторге от блестяще удавшейся поимки Крауклиса, что в этот вечер не только пошел с Валентиной в кинематограф, но даже повел ее потом ужинать в ресторан. У него еще было в кармане около пятисот лат, отобранных у Аустры. Оставшиеся у Озола четыре Тысячи он тоже считал спасенными и надеялся вскоре получить их обратно.
Наконец наступил день собрания акционеров общества «Цеплис» — день, которого с таким нетерпением ожидали Саусайе и Нагайнис. Теперь Цеплис должен пасть, а Саусайе сесть на его место. Исход собрания был не безразличен и для Дзилюпетиса, Леймана и Зариня: Нагайнис всячески подзуживал их, рассказывая о Цеплисе самые сногсшибательные новости. К ним прибавилось еще ограбление сейфа и арест бухгалтера за подделку векселя. Все это доказывало, что Цеплис не сумел подобрать себе добросовестных помощников. После банкротства Зутиеа и его отъезда за границу Цеплис хозяйничал бесконтрольно, поскольку третий член правления, депутат Цирулис, думал только о предстоящих выборах в сейм и о сохранении своего мандата. Заседания правления не проводились, Цирулис не отзывался ни на одно приглашение. Ему было просто некогда — предвыборные собрания поглощали все время. Правда, на заседаниях правления от Циру-лиса и в прежние времена было мало толку. Но тогда
он, бывало, хоть посидит полчасика и подпишется под решениями. Теперь же его невозможно вытащить и для этого. Главные акционеры были в курсе дела и возлагали все надежды на общее собрание. Кроме того, Дзилюпетис, Лейман и Заринь были озабочены судьбою кредитов Латвийского банка и операцией по закладу кирпича. Только бы это сошло с рук! Ведь многие предприятия и фирмы отказываются выплачивать Латвийскому банку даже проценты по полученным ссудам, требуя новых кредитов на уплату процентов. Таким образом, размеры ссуд все возрастают, а деньги в назначенные сроки не возвращаются. Чтобы не списывать в убыток всю сумму ссуды, банк вынужден предоставлять все новые и новые кредиты, искусственно поддерживая на поверхности безнадежных утопленников. Нынешние великие финансисты Лейман, Заринь, Дзилюпетис и многие другие до мировой войны служили в банках простыми помощниками кассиров или счетоводами. Там они насмотрелись на такое явление, что банк ссужает различные фирмы деньгами, предоставляет им кредиты и по истечении известного срока получает свои деньги обратно. Хотя в,те времена никто из этих господ никогда не вдавался в суть дела, теперь они подражали всему тому, что творилось до войны. И действительно, все шло как в довоенные времена, с той только разницей, что теперь занимать деньги хотел каждый, а из ссуженных денег не возвращалось в банк ни сантима. Разгадать эту загадку пытались многие, но безуспешно. Люди предпочитали банкротиться или бежать за границу, лишь бы не возвращать Латвийскому банку свои долги. Все кричали, что им дали слишком мало денег, отсюда все несчастья и неудачи в делах. На Дзилюпетиса, Зариня и Леймана сыпались упреки со всех сторон. Одни кричали, что кредитная политика неправильна и денег роздано слишком много; другие уверяли, что кредитная политика неправильна, так как денег раздают слишком мало. Единственное спасение — это снижение курса, лата, чтобы все могли с легкостью избавиться от долгов. Этот вопрос совершенно серьезно обсуждали крупные политические партии, втихомолку обещая своим
избирателям постараться, чтобы стоимость лата в ближайшее время упала как можно ниже. Подобные обещания обеспечивали им на очередных выборах немало голосов: каждому крестьянину хотелось бы уплатить свои тысячные долги ведерком масла, а торговцу — бочонком сельдей, как еще совсем недавно они расплачивались связкой льна или ящиком маргарина; почему же история не может повториться — в нашем самостоятельном государстве? Мы сами издаем законы, и сами можем менять их по своему разумению!
На собрании акционеров все шло как по-писаному. На Цеплиса накинулись все, начиная от Нагайниса и кончая Дзилюпетисом, который не преминул заметить, что хозяйничанье было легкомысленным, ибо без всякой нужды начато строительство форменных дворцов |для рабочих, что поглотит огромные средства. Это совершенно лишняя роскошь, поскольку рабочим хватает квартир в окрестных домах. Да и во временных бараках отлично можно жить; чего еще надо рабочему человеку! Всю энергию следовало обратить на производство и экспорт кирпича. Дворцы для рабочих можно строщь, когда не знаешь, куда девать деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54