Обслужили супер, доставка мгновенная
— кинулся на выручку Нагайнису Сескис.
— Это мы обсудим позже, а сейчас ближе к делу, — нетерпеливо оборвал его Цеплис.
— Я думаю, что инициативу господина Цеплиса следует приветствовать, — с важностью проговорил Дзилюпетис. — Необходимо лишь знать, будет ли обеспечен вырабатываемому кирпичу заграничный рынок? Удовлетворение местных потребностей можно было бы предоставить этим небольшим заводикам. Выступая здесь также от имени господ Леймана и Зариня, я должен сказать, что промышленность, рассчитанную, на экспорт, мы постоянно поддерживали широким кредитом и будем делать это и впредь. Однако нас в первую очередь интересует проблема рынка, дабы учреждаемое предприятие не превратилось в мертворожденного ребенка.
Цеплис приветливо заулыбался Дзилюпетису, почувствовав, что судьба его замысла решилась.
— За рынок нам нечего опасаться! Если производить хороший товар, за покупателями дело не станет.
Почему за границей не покупать наш кирпич, изготовленный из жирных латвийских глин, если до сих пор им приходилось пробавляться лишь кирпичом из голубой глины? Нет, за рынок я ничуть не боюсь. Если мы только, сумеем договориться, нашему предприятию предстоит большое будущее, — с воодушевлением распространялся Цеплис. В эту минуту он и сам искренне верил во все, что говорил.
— Замысел во всяком случае отличный и заслуживающий поощрения. Тут, пожалуй, больше нечего и обсуждать, ибо такие вещи требуют не слов, а дела, — торжественно изрек депутат правительственной группировки Осис. Его гладко обритая голова порозовела. После этих слов Осис склонился к Циру-лису, и оба депутата стали переговариваться между собой.
— И все же данный вопрос следовало бы проанализировать глубже и рассмотреть всесторонне. Нельзя действовать опрометчиво. Наше большое начинание может породить нежелательный кризис в кирпичной промышленности и вызвать безработицу. Пройдет длительное время, пока рабочие устроятся, — возразил депутат оппозиции Клявинь.
— Почему же вы думаете, господин депутат, что мы собираемся действовать опрометчиво? Директора банков в лице господина Дзилюпетиса высказали весьма правильные соображения. Состоянием рынка я интересовался, и здесь у меня имеются сведения о том, сколько стоит кирпич из голубой глины в различных государствах.
Цеплис роздал слушателям отпечатанные на машинке листки. Все с интересом просмотрели их.
— Эти цифры показывают, что мы не только в состоянии конкурировать, но и хорошо заработаем, — продолжал Цеплис. — Поэтому я предложил бы учредить акционерное общество по эксплуатации и экспорту латвийской глины с акционерным капиталом в один миллион лат. Мы выпустим тысячу акций по тысяче лат за штуку. Это небольшая сумма, и наши акции скоро раскупят. Если мы сможем договориться.
нам остается только избрать комиссию для проведения предварительной работы.
— Эти предложения вполне приемлемы. Но как мы назовем наше общество? — деловито осведомился Осис.
— Ввиду того, что мы будем иметь дело с обжигательными печами, а господин Цеплис является отцом этой идеи, я предлагаю назвать новое предприятие «Акционерным обществом «Цеплис» по эксплуатации латвийской глины». Надеюсь, все согласятся с этим, — веско заявил Лейман.
— Это неплохо, но его будут смешивать с господином Цеплисом, и со стороны получится впечатление, будто это общество в основном является собственностью господина Цеплиса, — коварно заметил На-гайнис.
— Тут нечего мудрить, предложение хорошее и приемлемое. Если бы мы учреждали акционерное общество по производству мышеловок, то уж наверняка назвали бы его вашим именем, господин Нагайнис. Но вам придется еще немножко повременить, — съехидничал Удрис. Его острота так понравилась, что все громко расхохотались, Нагайнис же рассердился.
— Я своими капканами ловлю не только мышей, но и выдр, — со злостью бросил он.
— Это возможно, но хорька-то вы все-таки еше не поймали, — не отставал Удрис.
— Не беспокойтесь, я скоро изготовлю такие капканы, что не только выловлю всех зверей, но и свалю туда и обжигательные печи, — наклонившись к Уд-рису, злобно прошипел Нагайнис.
— Господа, останемтесь в деловых рамках и примем предложение господина Леймана. Я, со своей стороны, рекомендую избрать в комиссию для проведения предварительной работы господ Цеплиса, Циру-лиса и Дзилюпетиса, — медленно вынимая изо рта сигару, произнес фабрикант Зутис.
— Правильно, правильно! — отозвались со всех сторон.
— Я, однако же, вынужден отказаться от этой чести, ибо мое положение не разрешает мне открыто участвовать в тех частных предприятиях, которые желали бы кредитоваться в нашем банке, — пояснил Дзилю-петис.
— Ну, тогда выберем вместо него самого господина Зутиса, — внес поправку Лусис, и все согласились с ним.
— Теперь начало положено, и мне остается лишь поблагодарить господ за ту серьезность, с которой они встретили мое предложение, — весело сказал Цеплис.
— Нет, господа, еще одно дело осталось не сделанным. Нам надо смочить глину, чтобы легче было месить, — воскликнул Удрис.
— Правда, я совсем забыл. Выпьем немножко и закусим, — пригласил Цеплис. Все тотчас оживились, и рюмки стали вновь наполняться и опоражниваться. Теперь и Цеплис повеселел. Все вышло по-задуманному.
— Я уже присмотрел несколько земельных участков. Мы приобретем их втихомолку, чтобы не взвинчивать цены, — вполголоса рассказывал Цеплис Осису, Зутису, Цирулису и трем банковским воротилам — Дзилюпетису, Лейману и Зариню. Он говорил тихо, чтобы не услышали за другими столиками.
— Вы будете подлинным главой этого дела. — Дзилюпетис чокнулся с Цеплисом.
— Откровенно говоря, этот план во всех его деталях я продумывал долгие годы. — Цеплису польстило одобрение Дзилюпетиса, и он стал разговорчивее. — Это дело должно преуспевать.
— Разумеется. Мне нравится, что вы приступаете к работе сознательно и с готовым планом. Значит, будут и успехи. Надо же когда-нибудь искоренить легкомысленное дилетантство, которое грозит охватить всю нашу промышленность. В вас есть черты подлинно современного промышленника. — Дзилюпетис приветливо, но сдержанно улыбнулся.
— Меня постоянно тревожил тот факт, что латыши берутся за торговлю или промышленность, совершенно не зная рыночной конъюнктуры. Промышленнику или торговцу, если он хочет работать сознательно, необходимо одновременно быть также статистиком и .ученым. Необходимо собирать сведения, группировать их и приходить к заключению, основываясь на которых можно затем смело работать. Но у большинства наших предпринимателей не имеется даже простой бухгалтерии. Прибыльность предприятия они определяют так: если деньги в кармане, значит, я заработал, если денег нет — значит, понес убыток. Нечего удивляться, что при таком хозяйничанье векселя опротестовываются целыми возами и нотариусы имеют хороший заработок, — распинался Цеплис,
— Вспомните, господа, о том, что совсем еще недавно существование добропорядочных и солидных торгово-промышленных предприятий было почти невозможно. Всюду беспардонно хозяйничали спекулянты. Но теперь те времена проходят, и пора начать сознательную, честную работу. Люди, разбогатевшие во время и после войны, пойдут ко дну, если они не поймут этого; — изрек Мартин Зутис, который впервые обанкротился еще до войны и, по слухам, опять находился на грани банкротства. Никто не ответил, так как все были заняты едой, никто и не расслышал толком его слов.
В другом углу кабинета у столика подкреплялись Сескис, Нагайнис и Удрис. Удрис присоседился к ним потому, что с похмелья хотел выпить побольше. За другими столами это было бы неудобно, а Сескиса и Нагайниса Удрис не принимал всерьез и не стеснялся их. Все они опрокидывали рюмку за рюмкой и в промежутках обменивались словечком-другим, точно закусывая ими выпитую водку.
— Вот видишь, ничего у нас и не вышло, — уныло сморщившись, обернулся к Нагайнису Сескис.
— Не вышло! Да неужели ж ты думал изловить такого увертливого угря с одного раза? Вот погоди, погоняем его, притомим и тогда... — проворчал занятый едой Нагайнис. Он и сам болезненно переживал сегодняшние неудачи; но сейчас некогда плакаться
надо выпивать и закусывать. Плакаться можно у пустого стола, здесь же перед ними было само изобилие. Кроме того, Нагайниса всегда раздражала привычка Сескйса хныкать после первых же неудач. Не все коту масленица, будет и великий пост, поэтому никогда не следует вешать голову.
— Что мы можем ему сделать! Скорее сами подохнем, а он-то будет Жить припеваючи, — ныл Сескис.
— Правильно! Вот зароют тебя со всеми твоими жестянками, а мы с Цеплисом еще поживем и попьем водки, — насмехался Удрис, любивший поддразнивать Нагайниса и Сескиса.
— Твой банк тоже долго не продержится. Директор не вылезает из кабака и превратил кошелек буфетчика в несгораемый шкаф, где хранятся свободные банковские капиталы. Из таких людей Цеплис скоро наделает кирпичей и отправит их за границу, — прошипел Нагайнис, со злости на Удриса начиная прославлять Цеплиса. Он давно уже имел зуб на Удриса за то, что тот повсюду шныряет, все вынюхивает и потом передает как раз тем, кому это нужно. Поэтому в рижских промышленных кругах Удрис считался нужным, но зато и весьма опасным человеком. Всюду он бывал, со всеми пил и, естественно, кое у кого по пьяному делу выуживал различные секреты. Сколько уже раз Нагайнис выбалтывал ему такие вещи, что потом приходилось умолять Удриса не пересказывать их дальше. Однако Удрис всегда умел извлечь для себя пользу из таких случаев, да притом нельзя было твердо рассчитывать, что он сохранит тайну. Все это бесило Нагайниса, и он не питал к Удрису добрых чувств.
— Из меня наделают кирпичей на чужом заводе, а из тебя — подковных гвоздей на твоей же собственной фабричонке. Ну, а куда я помещаю банковские капиталы — это мое дело. Кошелек буфетчика все-таки более надежное место для денег, чем твои фабрики. Цеплис тоже понял это и потому не дал тебе взаймы. Ты слишком слаб, чтобы бороться с промышленником такого широкого размаха. Ты думал, Цеплис возьмет вас в акционеры своего предприятия? Нет, такие
голодранцы не годятся даже на кирпич, — издевался Удрис, наслаждаясь яростью Нагайниса.
— Это верно, с Цеплисом нам не справиться, — робко вставил Сескис.
— Что вы мелете! Я знаю, что делаю, и так легко не сдамся. На своем веку я боролся и с более сильными людьми, — выпятив грудь, хорохорился На-гайнис.
— Тогда ты еще не был таким трухлявым и таким заносчивым, как сейчас. Тогда ты мог устоять и действительно стоял на собственных ногах. А теперь у тебя повсюду заплатки да подпорки. Ты перекредитовался, голубчик! Твоими доходами не покрыть даже гербовых марок на отсрочку векселей, не то что процентов. Ты, дружище, скоро вылетишь в трубу с потрясающим треском, а Сескис еще продержится некоторое время и, может быть, даже выкарабкается, потому что у него не такой широкий размах, как у тебя, — предсказывал Удрис.
— Вот и я ему всегда говорю, пусть не хватает помногу, можно подавиться. Лучше обойтись какой-нибудь мелочишкой, чтобы потом не потеть ог страха, — простодушно разглагольствовал Сескис, поддакивая Удрису.
— Что вы тут каркаете, как вороны! Нагайнису еще выпадет немало хороших деньков, когда иной директоришка из ссудной кассы уже будет торчать за решеткой. Сколько можно так кутить? У людей ведь когда-нибудь откроются глаза. Кое-что уже слышно! — Нагайнис многозначительно усмехнулся и, обращаясь к Сескису, добавил: — Ты, братец, лучше бы не якшался с такими, чтоб не пришлось потом таскаться по судам. Уж они-то достукаются!
— Слушай, Нагайнис! Придержи язык, не то я дам волю рукам! Не забудь, что я о тебе знаю гораздо больше, чем ты обо мне, и потому лучше не угрожай судебным следователем, если сам еще хочешь пожить на свете, — произнес вполголоса Удрис, придвинувшись к Нагайнису. Глаза его были красны не только от бессонной ночи и выпитой водки, но и от.злобы. Нагайнис почувствовал, что угрозы Удриса не пустые
слова и что в любую минуту тот может перейти к действиям. Он понял, что зашел слишком далеко, прикусил язык и попробовал превратить все сказанное в невинную шутку.
— Уж нельзя и пошутить с друзьями за рюмкой водки! — Нагайнис попытался добродушно расхохотаться, хотя внутри у него все кипело от бешенства, потому что Удрис ведь тоже наговорил слишком много. Какое ему дело до того, что я перекредитовался? Я и сам чувствую, что подходят тяжелые времена. Но разве я испугался? Уж как-нибудь выкручусь! Упадет курс лата — и все опять будет хорошо. Погашу свои долги несколькими десятками ящиков подковных гвоздей.
— Если хочешь пошутить с друзьями, не втыкай иголки в раны. У каждого из нас свои несчастья, которые не дают спокойно спать по ночам, — грустно сказал Удрис.
— Правильно! Мы не должны нападать друг на друга. На свете и так хватает людей, которые хотели бы нас проглотить. Я часто вижу во сне, как они бросаются на меня, точно акулы с разинутой пастью, — боязливо добавил Сескис.
— Тебе уже собственные кильки начинают казаться во сне акулами, — насмешливо бросил Удрис, не терпевший, чтобы кто-нибудь выражал ему сочувствие. Он сам никогда не сочувствовал ни одному человеку и потому не верил сочувствию других. Удрис с любого спустил, бы десять шкур, если бы только у кого-нибудь было их так много. Сколько раз он с помощью своей маленькой ссудной кассы безжалостно обирал Нагайниса .и Сескиса, когда. тем нужны были деньги. Но разве из-за этого нельзя посидеть вместе с ними в ресторане и выпить за их счет? Они хотят заработать, но ведь и Удрису требуется то же самое. О жалости тут не может быть и речи, потому что Удрис давно уже чувствовал то, что Нагайнис только что высказал в раздражении: когда дело дойдет до суда, они не спасут его, а, наоборот, постараются скорее утопить. Зачем же ему, Удрису, быть таким простофилей и помогать тем, кто ему никогда не поможет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
— Это мы обсудим позже, а сейчас ближе к делу, — нетерпеливо оборвал его Цеплис.
— Я думаю, что инициативу господина Цеплиса следует приветствовать, — с важностью проговорил Дзилюпетис. — Необходимо лишь знать, будет ли обеспечен вырабатываемому кирпичу заграничный рынок? Удовлетворение местных потребностей можно было бы предоставить этим небольшим заводикам. Выступая здесь также от имени господ Леймана и Зариня, я должен сказать, что промышленность, рассчитанную, на экспорт, мы постоянно поддерживали широким кредитом и будем делать это и впредь. Однако нас в первую очередь интересует проблема рынка, дабы учреждаемое предприятие не превратилось в мертворожденного ребенка.
Цеплис приветливо заулыбался Дзилюпетису, почувствовав, что судьба его замысла решилась.
— За рынок нам нечего опасаться! Если производить хороший товар, за покупателями дело не станет.
Почему за границей не покупать наш кирпич, изготовленный из жирных латвийских глин, если до сих пор им приходилось пробавляться лишь кирпичом из голубой глины? Нет, за рынок я ничуть не боюсь. Если мы только, сумеем договориться, нашему предприятию предстоит большое будущее, — с воодушевлением распространялся Цеплис. В эту минуту он и сам искренне верил во все, что говорил.
— Замысел во всяком случае отличный и заслуживающий поощрения. Тут, пожалуй, больше нечего и обсуждать, ибо такие вещи требуют не слов, а дела, — торжественно изрек депутат правительственной группировки Осис. Его гладко обритая голова порозовела. После этих слов Осис склонился к Циру-лису, и оба депутата стали переговариваться между собой.
— И все же данный вопрос следовало бы проанализировать глубже и рассмотреть всесторонне. Нельзя действовать опрометчиво. Наше большое начинание может породить нежелательный кризис в кирпичной промышленности и вызвать безработицу. Пройдет длительное время, пока рабочие устроятся, — возразил депутат оппозиции Клявинь.
— Почему же вы думаете, господин депутат, что мы собираемся действовать опрометчиво? Директора банков в лице господина Дзилюпетиса высказали весьма правильные соображения. Состоянием рынка я интересовался, и здесь у меня имеются сведения о том, сколько стоит кирпич из голубой глины в различных государствах.
Цеплис роздал слушателям отпечатанные на машинке листки. Все с интересом просмотрели их.
— Эти цифры показывают, что мы не только в состоянии конкурировать, но и хорошо заработаем, — продолжал Цеплис. — Поэтому я предложил бы учредить акционерное общество по эксплуатации и экспорту латвийской глины с акционерным капиталом в один миллион лат. Мы выпустим тысячу акций по тысяче лат за штуку. Это небольшая сумма, и наши акции скоро раскупят. Если мы сможем договориться.
нам остается только избрать комиссию для проведения предварительной работы.
— Эти предложения вполне приемлемы. Но как мы назовем наше общество? — деловито осведомился Осис.
— Ввиду того, что мы будем иметь дело с обжигательными печами, а господин Цеплис является отцом этой идеи, я предлагаю назвать новое предприятие «Акционерным обществом «Цеплис» по эксплуатации латвийской глины». Надеюсь, все согласятся с этим, — веско заявил Лейман.
— Это неплохо, но его будут смешивать с господином Цеплисом, и со стороны получится впечатление, будто это общество в основном является собственностью господина Цеплиса, — коварно заметил На-гайнис.
— Тут нечего мудрить, предложение хорошее и приемлемое. Если бы мы учреждали акционерное общество по производству мышеловок, то уж наверняка назвали бы его вашим именем, господин Нагайнис. Но вам придется еще немножко повременить, — съехидничал Удрис. Его острота так понравилась, что все громко расхохотались, Нагайнис же рассердился.
— Я своими капканами ловлю не только мышей, но и выдр, — со злостью бросил он.
— Это возможно, но хорька-то вы все-таки еше не поймали, — не отставал Удрис.
— Не беспокойтесь, я скоро изготовлю такие капканы, что не только выловлю всех зверей, но и свалю туда и обжигательные печи, — наклонившись к Уд-рису, злобно прошипел Нагайнис.
— Господа, останемтесь в деловых рамках и примем предложение господина Леймана. Я, со своей стороны, рекомендую избрать в комиссию для проведения предварительной работы господ Цеплиса, Циру-лиса и Дзилюпетиса, — медленно вынимая изо рта сигару, произнес фабрикант Зутис.
— Правильно, правильно! — отозвались со всех сторон.
— Я, однако же, вынужден отказаться от этой чести, ибо мое положение не разрешает мне открыто участвовать в тех частных предприятиях, которые желали бы кредитоваться в нашем банке, — пояснил Дзилю-петис.
— Ну, тогда выберем вместо него самого господина Зутиса, — внес поправку Лусис, и все согласились с ним.
— Теперь начало положено, и мне остается лишь поблагодарить господ за ту серьезность, с которой они встретили мое предложение, — весело сказал Цеплис.
— Нет, господа, еще одно дело осталось не сделанным. Нам надо смочить глину, чтобы легче было месить, — воскликнул Удрис.
— Правда, я совсем забыл. Выпьем немножко и закусим, — пригласил Цеплис. Все тотчас оживились, и рюмки стали вновь наполняться и опоражниваться. Теперь и Цеплис повеселел. Все вышло по-задуманному.
— Я уже присмотрел несколько земельных участков. Мы приобретем их втихомолку, чтобы не взвинчивать цены, — вполголоса рассказывал Цеплис Осису, Зутису, Цирулису и трем банковским воротилам — Дзилюпетису, Лейману и Зариню. Он говорил тихо, чтобы не услышали за другими столиками.
— Вы будете подлинным главой этого дела. — Дзилюпетис чокнулся с Цеплисом.
— Откровенно говоря, этот план во всех его деталях я продумывал долгие годы. — Цеплису польстило одобрение Дзилюпетиса, и он стал разговорчивее. — Это дело должно преуспевать.
— Разумеется. Мне нравится, что вы приступаете к работе сознательно и с готовым планом. Значит, будут и успехи. Надо же когда-нибудь искоренить легкомысленное дилетантство, которое грозит охватить всю нашу промышленность. В вас есть черты подлинно современного промышленника. — Дзилюпетис приветливо, но сдержанно улыбнулся.
— Меня постоянно тревожил тот факт, что латыши берутся за торговлю или промышленность, совершенно не зная рыночной конъюнктуры. Промышленнику или торговцу, если он хочет работать сознательно, необходимо одновременно быть также статистиком и .ученым. Необходимо собирать сведения, группировать их и приходить к заключению, основываясь на которых можно затем смело работать. Но у большинства наших предпринимателей не имеется даже простой бухгалтерии. Прибыльность предприятия они определяют так: если деньги в кармане, значит, я заработал, если денег нет — значит, понес убыток. Нечего удивляться, что при таком хозяйничанье векселя опротестовываются целыми возами и нотариусы имеют хороший заработок, — распинался Цеплис,
— Вспомните, господа, о том, что совсем еще недавно существование добропорядочных и солидных торгово-промышленных предприятий было почти невозможно. Всюду беспардонно хозяйничали спекулянты. Но теперь те времена проходят, и пора начать сознательную, честную работу. Люди, разбогатевшие во время и после войны, пойдут ко дну, если они не поймут этого; — изрек Мартин Зутис, который впервые обанкротился еще до войны и, по слухам, опять находился на грани банкротства. Никто не ответил, так как все были заняты едой, никто и не расслышал толком его слов.
В другом углу кабинета у столика подкреплялись Сескис, Нагайнис и Удрис. Удрис присоседился к ним потому, что с похмелья хотел выпить побольше. За другими столами это было бы неудобно, а Сескиса и Нагайниса Удрис не принимал всерьез и не стеснялся их. Все они опрокидывали рюмку за рюмкой и в промежутках обменивались словечком-другим, точно закусывая ими выпитую водку.
— Вот видишь, ничего у нас и не вышло, — уныло сморщившись, обернулся к Нагайнису Сескис.
— Не вышло! Да неужели ж ты думал изловить такого увертливого угря с одного раза? Вот погоди, погоняем его, притомим и тогда... — проворчал занятый едой Нагайнис. Он и сам болезненно переживал сегодняшние неудачи; но сейчас некогда плакаться
надо выпивать и закусывать. Плакаться можно у пустого стола, здесь же перед ними было само изобилие. Кроме того, Нагайниса всегда раздражала привычка Сескйса хныкать после первых же неудач. Не все коту масленица, будет и великий пост, поэтому никогда не следует вешать голову.
— Что мы можем ему сделать! Скорее сами подохнем, а он-то будет Жить припеваючи, — ныл Сескис.
— Правильно! Вот зароют тебя со всеми твоими жестянками, а мы с Цеплисом еще поживем и попьем водки, — насмехался Удрис, любивший поддразнивать Нагайниса и Сескиса.
— Твой банк тоже долго не продержится. Директор не вылезает из кабака и превратил кошелек буфетчика в несгораемый шкаф, где хранятся свободные банковские капиталы. Из таких людей Цеплис скоро наделает кирпичей и отправит их за границу, — прошипел Нагайнис, со злости на Удриса начиная прославлять Цеплиса. Он давно уже имел зуб на Удриса за то, что тот повсюду шныряет, все вынюхивает и потом передает как раз тем, кому это нужно. Поэтому в рижских промышленных кругах Удрис считался нужным, но зато и весьма опасным человеком. Всюду он бывал, со всеми пил и, естественно, кое у кого по пьяному делу выуживал различные секреты. Сколько уже раз Нагайнис выбалтывал ему такие вещи, что потом приходилось умолять Удриса не пересказывать их дальше. Однако Удрис всегда умел извлечь для себя пользу из таких случаев, да притом нельзя было твердо рассчитывать, что он сохранит тайну. Все это бесило Нагайниса, и он не питал к Удрису добрых чувств.
— Из меня наделают кирпичей на чужом заводе, а из тебя — подковных гвоздей на твоей же собственной фабричонке. Ну, а куда я помещаю банковские капиталы — это мое дело. Кошелек буфетчика все-таки более надежное место для денег, чем твои фабрики. Цеплис тоже понял это и потому не дал тебе взаймы. Ты слишком слаб, чтобы бороться с промышленником такого широкого размаха. Ты думал, Цеплис возьмет вас в акционеры своего предприятия? Нет, такие
голодранцы не годятся даже на кирпич, — издевался Удрис, наслаждаясь яростью Нагайниса.
— Это верно, с Цеплисом нам не справиться, — робко вставил Сескис.
— Что вы мелете! Я знаю, что делаю, и так легко не сдамся. На своем веку я боролся и с более сильными людьми, — выпятив грудь, хорохорился На-гайнис.
— Тогда ты еще не был таким трухлявым и таким заносчивым, как сейчас. Тогда ты мог устоять и действительно стоял на собственных ногах. А теперь у тебя повсюду заплатки да подпорки. Ты перекредитовался, голубчик! Твоими доходами не покрыть даже гербовых марок на отсрочку векселей, не то что процентов. Ты, дружище, скоро вылетишь в трубу с потрясающим треском, а Сескис еще продержится некоторое время и, может быть, даже выкарабкается, потому что у него не такой широкий размах, как у тебя, — предсказывал Удрис.
— Вот и я ему всегда говорю, пусть не хватает помногу, можно подавиться. Лучше обойтись какой-нибудь мелочишкой, чтобы потом не потеть ог страха, — простодушно разглагольствовал Сескис, поддакивая Удрису.
— Что вы тут каркаете, как вороны! Нагайнису еще выпадет немало хороших деньков, когда иной директоришка из ссудной кассы уже будет торчать за решеткой. Сколько можно так кутить? У людей ведь когда-нибудь откроются глаза. Кое-что уже слышно! — Нагайнис многозначительно усмехнулся и, обращаясь к Сескису, добавил: — Ты, братец, лучше бы не якшался с такими, чтоб не пришлось потом таскаться по судам. Уж они-то достукаются!
— Слушай, Нагайнис! Придержи язык, не то я дам волю рукам! Не забудь, что я о тебе знаю гораздо больше, чем ты обо мне, и потому лучше не угрожай судебным следователем, если сам еще хочешь пожить на свете, — произнес вполголоса Удрис, придвинувшись к Нагайнису. Глаза его были красны не только от бессонной ночи и выпитой водки, но и от.злобы. Нагайнис почувствовал, что угрозы Удриса не пустые
слова и что в любую минуту тот может перейти к действиям. Он понял, что зашел слишком далеко, прикусил язык и попробовал превратить все сказанное в невинную шутку.
— Уж нельзя и пошутить с друзьями за рюмкой водки! — Нагайнис попытался добродушно расхохотаться, хотя внутри у него все кипело от бешенства, потому что Удрис ведь тоже наговорил слишком много. Какое ему дело до того, что я перекредитовался? Я и сам чувствую, что подходят тяжелые времена. Но разве я испугался? Уж как-нибудь выкручусь! Упадет курс лата — и все опять будет хорошо. Погашу свои долги несколькими десятками ящиков подковных гвоздей.
— Если хочешь пошутить с друзьями, не втыкай иголки в раны. У каждого из нас свои несчастья, которые не дают спокойно спать по ночам, — грустно сказал Удрис.
— Правильно! Мы не должны нападать друг на друга. На свете и так хватает людей, которые хотели бы нас проглотить. Я часто вижу во сне, как они бросаются на меня, точно акулы с разинутой пастью, — боязливо добавил Сескис.
— Тебе уже собственные кильки начинают казаться во сне акулами, — насмешливо бросил Удрис, не терпевший, чтобы кто-нибудь выражал ему сочувствие. Он сам никогда не сочувствовал ни одному человеку и потому не верил сочувствию других. Удрис с любого спустил, бы десять шкур, если бы только у кого-нибудь было их так много. Сколько раз он с помощью своей маленькой ссудной кассы безжалостно обирал Нагайниса .и Сескиса, когда. тем нужны были деньги. Но разве из-за этого нельзя посидеть вместе с ними в ресторане и выпить за их счет? Они хотят заработать, но ведь и Удрису требуется то же самое. О жалости тут не может быть и речи, потому что Удрис давно уже чувствовал то, что Нагайнис только что высказал в раздражении: когда дело дойдет до суда, они не спасут его, а, наоборот, постараются скорее утопить. Зачем же ему, Удрису, быть таким простофилей и помогать тем, кто ему никогда не поможет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54