Валентина не знала, принимать ли ей эти слова всерьез. Саусайс поспешил вмешаться:
— Я же ей не говорил, что ты мне отвесил пощечину, и Валентина меня любит попрежнему, будто между нами ничего не произошло! Только не стоит в ее присутствии обсуждать наши коммерческие тайны. Валентине станет скучно и захочется спать.
Все трое уселись за стол и опрокинули по рюмке. Это означало, что тесть и зять помирились. После пятой или шестой Нагайнис совсем развеселился и спросил без обиняков:
— Как это ты так быстро выпотрошил «Цеплис»? Не -подозревал я за тобой таких способностей,, иначе бы ты не сделался директором!
— Я скажу тебе откровенно. Цеплис все обтяпал еще до моего прихода, и мне оставалось только руками развести. Он ведь продал нам свои собственные акции.
— Что за чушь! Это были акции Зутиса, я их купил вопреки желанию Цеплиса, — вскричал Нагайнис, не в силах представить себе, что его так одурачили.
— В том-то и беда, что это не были акции Зутиса! Сперва я тоже так думал — Цеплис меня убедил. Но теперь я удостоверился и могу ручаться, что при банкротстве общества «Цеплис» он потерял каких-нибудь несколько лат. Я знаю это по книгам, — Саусайс говорил начистоту.
- Как же Цеплис мог тебя убедить, если он вовсе не знал, что мы покупаем акции? Не говори глупостей! — Нагайнис и впрямь встревожился.
— Какие ж это глупости! Цеплис сам предложил мне акции и посоветовал подбить тебя на покупку, — Саусайс был уже пьян и совсем разоткровенничался.
— Не может быть! Добровольно он не пустил бы нас в «Цеплис»!
— Не только добровольно пустил, а прямо-таки втащил на аркане! Он видел, что крах неизбежен, и спасал, что возможно. Меня он еще задолго до этого собрания акционеров величал своим заместителем и директором! — Саусайсу доставляло удовольствие дразнить тестя, словно все произошедшее было ему нипочем. Нагайнис слушал, разинув рот, и не верил своим ушам.
— Папа, да что тут удивительного? Цеплис умен и находчив, а вы с Эдмундом наивные простачки, вот он вас и надул! — Валентина обрадовалась случаю уколоть не только мужа, но и отца, который принес ей немало горя, не отдав обещанное приданое.
— Нехорошо, когда женщины вмешиваются в мужские дела! Я этого никогда не терпел, не потерплю и впредь, — отрезал Нагайнис.
— И все-таки без женщин вы не можете разумно устроить ни одного дела. Если бы вы посоветовались со мной, так не остались бы в дураках, потому что я могла все узнать через госпожу Цеплис. Но вы же не терпите, когда женщины вмешиваются в ваши дела! — съязвила Валентина,
— Чушь! Так и пойдет Цеплис рассказывать жене свои коммерческие тайны! — Саусайса раздражало, что Валентина насмехается над ними.
— Берта знает все его тайны без всяких рассказов. Как же иначе она перехватила бы из-под носа у Аустры обещанное колье! Она бы открыла мне истинные замыслы Цеплиса! Берта не эгоистка, в ней еще есть женский идеализм, недоступный жульническому корыстолюбию. Вообще, если б мужчины побольше советовались с женщинами о своих делах, на свете бы не было так много банкротств и мошенничеств. Женщины гораздо честнее и дальновиднее вас! — Валентине нравилось дразнить не столько мужа, сколько отца.
— Отправляйся-ка ты спать, пока не перепилась вконец! — злобно закричал Нагайнис на дочь. Валентина встала и ушла, зная, что в таких случаях с отцом лучше не связываться.
— Это правда, что Цеплис нас так одурачил? — Нагайнис никак не мог смириться с услышанной от зятя новостью.
— К сожалению, да. Он оказался умнее нас обоих. — Много ли надо ума, чтобы одурачить тебя!
— Мне-то что! Тебе это обошлось дороже. Ты не отдал мне обещанное приданое и зато потерял все состояние. Другой раз не сделаешь такого свинства, а отдашь зятю обещанное!
— У меня только одна дочь, и мне больше не придется иметь дела с зятьями! Большое счастье — иметь такого зятя, как ты.
— Ладно, ладно. Скоро сможешь поискать себе более подходящего.
— Что за чушь! Ты и в подметки Валентине не годишься, если тебя угораздило ввязаться в такие темные сделки с Цеплисом и дать раздеть себя до нитки. Дорого тебе обошлась наука!
— Тебе все-таки дороже. В сущности, я ничего не потерял. Когда ты отказался отдать мне обещанное приданое, я поклялся разорить тебя. И это мне удалось.
— Разоряя меня, ты разорил и самого себя. После моей смерти Валентина все-таки получила бы свою долю наследства.
— Ах, после твоей смерти! Черт тебя знает, когда ты помрешь! А пока что Цеплис вырыл глубокую могилу для твоего капитала, — издевался Саусайс, стараясь еще больше разозлить тестя. Но тот уже. подавил свой гнев и тоже рассмеялся.
— Да, у Цеплиса все-таки есть голова на плечах! Так остроумно, вывернуться из беды мы бы с тобой не сумели. Это только доказывает старую истину — век живи, век учись, а в коммерческих делах прячь в карман самолюбие! Ну на что мне нужны были акции «Цеплиса»? Но я обязательно хотел отомстить Цепли-су. Он в удобный момент использовал мою слабость и предоставил мне возможность мести. А что получилось? Я потешил свое самолюбие, а он заработал. За мои дорогие денежки продал мне свои ни черта не стоящие бумажки. У Цеплиса можно поучиться работать!
— Эта наука тебе дорого обошлась!
— Лучше сразу отвалить хорошему учителю, чем платить плохоньким понемножку! У Цеплиса можно кое-чему поучиться. Он шикарно заработал, да еще приобрел славу проницательного дельца, на место которого акционеры посадили невежду, угробив солидное предприятие. Попробуй теперь бороться с всеобщим мнением! Мы затеяли драку из-за яиц-болтунов, да еще заплатили за них большие деньги.
— Какое нахальство! Это он сам все угробил так, что уже ничего нельзя было спасти, — спорил Саусайс, обиженный, что его обозвали невеждой.
— Попробуй, втолкуй это кому-нибудь! Никто не поверит. Наоборот, скоро ты сам согласишься с всеобщим мнением и пожалеешь, что загубил такое хорошее дело. Ты еще молод и не понимаешь, что значит общественное мнение. Торговцам и промышленникам надо считаться с ним больше, чем кому-либо другому. Я убедился в этом, когда получил заказ строящейся железной дороги. Передо мной сразу отворились сейфы всех банков,' и меня начали почти неограниченно кредитовать там, где еще накануне не хотели даже разговаривать. Но спроси, видел ли кто-нибудь мой договор с управлением дороги? Нет! Достаточно того, что все говорили: у Нагайниса исключительно выгодный договор. По правде говоря, этот договор вовсе и не был так уж выгоден для меня. Если бы я не использовал всеобщее обалдение и не хватал бы деньги везде, где только можно, — поверь мне, что, выполняя договор, я бы все равно обанкротился, даже не купив ни
единой акции «Цеплиса»! Заключить с государством выгодный договор невозможно: разные комиссии, подкомиссии, всевозможные эксперты съедают все, С чего же иначе они так роскошно живут?
— Значит, тебе нечего расстраиваться. Цеплис только ускорил твое банкротство. Лучше, когда обреченный на смерть помирает во-время. Полупокойники мне не нравятся.
— Мне тоже. Но что ж делать? Полупокойник все-таки лучше, чем настоящий мертвец, — вздохнул На-гайнис. — У тебя больше нет ничего спиртного? Сегодня же постный день, все должны выбирать в сейм, а выпить никто не смеет. Мне бы хотелось назло им напиться вдребезги! Как думаешь, Цирулис пройдет или нет?
— Выпить достанем, не бойся. Я знаю такие лазейки, где всегда открыто. А насчет Цирулйса — ставлю два полштофа, что в сейм он не пройдет. Казнокрадам там нет места! — воскликнул Саусайс совершенно искренне, ибо в нем еще гнездилось романтически-наивное убеждение, что депутат обязательно должен быть честным.
— И что ты вечно склоняешь это казнокрадство! — Нагайнис почувствовал себя задетым, будто слова зятя относились к нему. — Как же мы можем красть сами у себя? Ведь государство — это мы сами. Ну, где тут кража, если я из левого кармана перекладываю деньги в правый! Каждый имеет право использовать свои карманы, как ему угодно. Нет и не может быть закона, устанавливающего, в каком кармане я должен держать свои деньги! Я держу их в том кармане, откуда могу достать только я один и никто другой...
— Нашел чем хвастать! Цеплис очистил тебе все карманы и вывернул их наизнанку: пускай все видят, что ты пуст, как барабан!
Зять с тестем еще долго спорили о том, что такое государство, и что такое казнокрадство, и какой вред нанес им Цеплис... Чем больше они пили, тем оригинальнее становились их разговоры. Временами они так яростно проклинали государство, Цеплиса и друг друга, что вот-вот уже готовы были разодраться, и Ва-
лентине лишь с трудом удавалось их помирить. Одна-две оплеухи не шли в счет — они только заменяли крепкие слова, — иной раз не подворачивавшиеся на язык. Были, наоборот, минуты, когда Нагайнис с Сау-сайсом целовались, как двое влюбленных, восхваляя не только друг друга, но и латвийское государство, и даже Цеплиса. Тогда им обоим казалось, что все сложилось так отлично и великолепно, что и не нарадуешься. Со стороны трудно было понять, горюют ли они о нежданных потерях или же радуются негаданным приобретениям. Так они пили и паясничали до утра, пока не уснули оба тут же за столом.
Хотя по случаю выборов «Дух пробуждения» был закрыт, постоянных посетителей не отталкивали, предоставляя им возможность получить освежающий глоток в заднем помещении ресторана. Там, в небольшой комнате, вкруг залитого пивом стола, сидели Оскар Бриедис, консервный фабрикант Теодор Сескис и Август Муцениек. За окнами проносились автомобили с избирательными лозунгами, пытаясь обратить в свою веру даже самых неверующих. День был солнечный, и чуть не все жители Риги бродили по улицам, так как рестораны были закрыты и туда могли попасть лишь немногие избранные, заслужившие полное доверие хозяев.
После банкротства общества «Цеплис» Бриедис сбежал в Ригу, чтобы не попадаться на глаза одураченным рабочим кирпичного завода. Как раз сегодня он впервые встретился со своими старыми приятелями Муцениеком и Сескисом. Все они уже отдали свои голоса и теперь могли со спокойной совестью смыть с себя пыль выборов. Разговор, вполне естественно, перешел на банкротство общества «Цеплис», и каждый рассказал все, что знал об этом деле. Когда все поохали о своих потерях на этом банкротстве, Бриедис воскликнул гордо:
— Ну, разве не говорил я с самого начала, что Цеплис, разденет Нагайниса до рубахи! Цеплису нет соперников в Риге. У него голова работает лучше, чем у любого министра.
— Будь у него такая хорошая голова, предприятие не обанкротилось бы и Цеплису самому не пришлось бы понести убытки, — скептически возразил Сескис: его совсем недавно настроил в таком духе Нагайнис.
— Цеплис не потерял ни сантима! Ведь Нагайнис вернул ему все вложенные в «Цеплис» деньги. Предприятие должно было неизбежно обанкротиться из-за того, что глина не годилась на кирпичи. Ты же тоже не можешь делать консервы из колюшек! — Бриедис расхохотался с таким торжеством, будто победителем был не Цеплис, а он сам.
— Я никогда не пытаюсь делать невозможное. Но если уж Цеплис умнее любого министра, неужели он не мог сначала исследовать глину? — не уступал Сескис.
— На всякого мудреца довольно простоты, — заметил Муценйек, не согласный, в сущности, ни с Сески-сом, ни с Бриедисом. Он не любил спорить о делах, на которых уже нельзя ничего заработать. Бриедис, пропустив мимо ушей его замечание, возразил Сескису:
— Чего там исследовать, если за версту видать, что глина как масло! Главное, что Цеплис ничего на этом не потерял. Предприятие и посейчас держалось бы на поверхности, если бы акционеры не поставили директором полоумного мальчишку. Он же совсем не соображал, что надо делать. Только и знал кулаками махать. Кто ж будет разговаривать с таким сумасбродом? Нагайнис, и тот однажды вылетел у него из кабинета кубарем. Разве можно так обращаться с людьми! Как-никак, Нагайнис член правления, да к тому же приходится тестем этому мальчишке.
— Видно, ты и сам недурно заработал, если так горячо защищаешь Цеплиса,— язвительно усмехнулся Сескис, жалевший о потерянных из-за Цеплиса деньгах.
— Ах, да что я там мог заработать! Но правда дороже всего, — заявил Бриедис, вспомнив о присвоенных суммах, в которых у него уже никто не потребует отчета.
— Ну, а если бы предприятие еще держалось на поверхности? Какая от этого польза? — продолжал подзадоривать его Сескис.
— Вот дурацкий разговор! А какая польза от банкротства? Не вылети в трубу «Цеплис», вы могли бы продать или заложить в каком-нибудь банке свои акции и выйти сухими из воды. А теперь любо-дорого поглядеть, как Нагайнис вас всех ободрал! — злорадствовал Бриедис.
— Нагайнис сам ободран хуже всех. Я-то свои убытки еще как-нибудь перенесу, а у него все пошло прахом. Что теперь делать старому человеку? — По тону Сескиса трудно было понять, жалеет ли он Нагайниса или радуется его несчастью. По правде говоря, этого не знал и сам Сескис: то он радовался, то огорчался.
— Если бы Саусайс слушал меня, я бы его научил, как избавить фирму от убытков. Но разве можно серьезно разговаривать с таким молокососом! Он, видите ли, не терпит казнокрадов. А кто их терпит? Однако всем надо жить и как-то выкручиваться. Государство таких пустяковых убытков даже не заметило, бы, а «Цеплис» прогорел. .. неужели уж Саусайс мог бы уберечь государство от убытков? Эти мальчишки умеют только драть глотку! — И Бриедис сплюнул с таким ожесточением, что даже Муценйек рассмеялся. Сескис больше не возражал Бриедису, пробормотав нечто невнятное. Нельзя было понять, согласен ли он или, наоборот, настолько не согласен, что не считает нужным даже говорить на данную тему. Так этот спор, затянувшийся до поздней ночи, и остался нерешенным.
Тотчас же после выборов начался лихорадочный подсчет голосов. Самые нетерпеливые кандидаты бегали по избирательным участкам, спрашивая об успехах списка своей партии. На деле же они интересовались лишь собственной участью и согласились бы даже, чтобы их список не получил ни одного голоса, лишь бы самим попасть в сейм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54