Не верится, чтобы он вышел из такого доходного предприятия. Ведь нигде капитал не приносит столь больших процентов! Так Дзилюпетис пытался заглушить терзавшее его беспокойство.
В общем обеде приняли участие лишь трое вновь избранных членов правления да консервный фабрикант
Сескис, Наиболее видные акционеры отговорились недосугом, а мелкоту Нагайнис и сам не приглашал. Проголосовали и пускай себе идут домой. Кому они нужны на обеденном пиру? Пусть чокнутся новые столпы акционерного общества, а Сескис будет свидетелем их ликования.
Нагайнис повел гостей в «Венецию»: он хотел отпраздновать победу именно там, где когда-то потерпел поражение. Это было на организационном собрании общества «Цеплис». Прежний победитель ныне окончательно разбит, а для Нагайниса настала пора торжества.
Первую рюмку Сескис предложил поднять за новых руководителей. Теперь в предприятии воцарится новый дух, и оно пойдет вперед, к еще более крупным успехам. Цеплис в директорском кресле чувствовал себя столь самоуверенно, что не желал выслушивать ничьих советов. Говорят, и Зутиса он потопил из мести. Все боялись вступить с ним в борьбу.
— Особенно ты был напуган и пробовал запугать меня, — высокомерно усмехнулся Нагайнис, выслушав смиренную речь Сескиса.
— Я и вправду боялся Цеплиса! Я же видел, как он тебя растоптал на первом собрании! Такую зверюгу лучше обходить сторонкой. До чего ты храбрый, я просто удивляюсь! — Сескис искренне восхищался Нагай-нисом, которому удалось, спихнуть Цеплиса. До последней минуты он не верил похвальбе приятеля и считал, что Цеплис допустил избрание Саусайса лишь из каких-то коварных расчетов. Еще и сейчас все происшедшее казалось ему невероятным.
— Я таких субчиков не боюсь! Если действовать организованно, все разыгрывается, как по нотам, — хвастался Нагайнис, польщенный славословием Сескиса. — Большие заслуги в этом деле принадлежат моему зятю Саусайсу. Так выпьем за нового директора!— Все чокнулись и выпили. Потом Нагайнис расхвалил Лусиса и предложил выпить за его здоровье. Лусис поблагодарил за внимание и спросил, как удалось Нагайнису раздобыть акции. Ведь Цеплис поклялся не продавать ему ни единой.
— Хитростью можно добиться всего. Саусайс разузнал, что одному из немецких банков поручено продать акции Зутиса. Я тут же их все и купил. Наверное, Цеплиса проняло до печенок, когда он узнал, что акции купил я! Подумайте — из хитрости отдать акции в немецкий банк, чтоб их там купили немцы, русские или евреи, только бы они не достались мне! И он еще называет себя латышом и патриотом. Знаю я этих горлопанов! Что, Эдмунд, разве не правильно я говорю? — обратился он к зятю.
— Как по книге читаешь! Мне нечего добавить, я совершенно согласен с тобой, — молвил Саусайс, и Лусису показалось, что тот насмехается над тестем.
— Эдмунд, завтра же рассчитай всю цеплисову банду мошенников и набери новых служащих. Неужели обязательно надо работать с мошенниками, когда на свете хватает честных людей?
— Кого ж там еще увольнять! Кто удрал в Буэнос-Айрес, кто сидит в тюрьме за подделку векселей. Все логово опустело, — рассмеялся Саусайс. Интересно, как почувствовала бы себя Аустра, узнав обо всем? Наверное, попыталась бы вернуться на старое место. . .
— Неужели Цеплису так легко сойдет с рук ограбление сейфа? Сыщики из уголовного розыска якобы напали на след сообщника сбежавшей Зиле, — невзначай произнес Лусис.
Саусайс вздрогнул. Неужели Крауклис и Озол не удовольствовались своей махинацией с четырьмя тысячами, а затевают что-то еще? — мелькнуло у него в голове. — От таких мерзавцев можно всего ожидать! Когда-нибудь я проломлю им головы. Найму за сто лат здоровых парней, пусть заткнут им глотку навеки. Со мной шутки плохи!»
— А почему вы думаете, что Цеплис так легко смирится со своей неудачей? Он еще долго будет подкапываться. Я хорошо видел, что результаты голосования его ничуть не встревожили. Он все время так хитро усмехался. Это не к добру! — смалодушничал Сескис. Но никто не поддержал его — все только хохотали.
— Просто чувствовал, что попал в ловушку, вот и усмехался от бессильной, злобы. Не думай, что он так легко сдался бы, если б мог еще что-нибудь сделать! Но разумные люди все уже перешли на нашу сторону. Своими усмешками он мог запугать только таких трусов, как ты. Я его не боюсь. Мы ему клыки-то пообломали! — бахвалился изрядно захмелевший Нагайнис.
— Уж ты-то не можешь гордиться особенным успехом. С грехом пополам проскочил в правление, — миролюбиво заметил Сескис. Ему не нравилось, что Нагайнис чересчур много хвастает. Но его рассудительный тон ещё больше взбесил Нагайниса. Как он смеет ня-поминать о таких неприятных мелочах!
— Стоит ли говорить о пустяках, если главная цель достигнута! — с досадой оборвал приятеля Нагайнис, смерив его столь уничтожающим взглядом, что тот не посмел произнести больше ни слова. «Экое нахальство, — подумал Нагайнис. — Жрет и пьет за мой. счет, да еще мелет такую чушь! Вот и приглашай дурака в порядочную компанию».
Лусис слушал все эти разговоры довольно внимательно. У него не было особой ненависти к Цеплису, не было и страха перед ним. Лусис уважал каждого богатого человека и поэтому Цеплис тоже казался ему достойным уважения. Нагайнис-то определенно не может равняться с Цеплисом по части богатства. Ярый противник всяких резких перемен, Лусис вначале собирался голосовать за Цеплиса. Но когда ему пообещали должность члена правления, Лусис согласился голосовать за Саусайса. На мебельной фабрике большого богатства не наживешь, в этом он давно убедился. Может быть, работа в правлений общества «Цеплис» откроет ему верный путь к богатству. Хотя Лусис я не был особенным корыстолюбцем, стать богачом ему все-таки хотелось. Тогда люди говорили бы: «Смотрите, вон идет богач Лусис!» Это была бы живая реклама его фабрике, и мебель имела бы больший спрос. Ведь люди всегда считают, что богатый фабрикант уж не обманет, а даст солидный товар...
Пока Нагайнис, Саусайс, Лусис и Сескис пировали, Цеплис не дремал и не предавался бесплодным сожалениям. В одном из ресторанчиков Старой Риги он
собрал газетных репортеров Яна Силиса, Карла Крума и Дависа Дуниса и выставил перед ними изрядное количество бутылок. Дунис рассказывал скабрезные анекдоты; все громко хохотали, хотя и слышали от него эти анекдоты уже много раз. Однако Цеплис раскошелился не ради анекдотов. Он только ждал, пока парни подвыпьют, чтобы поговорить с ними откровенно; для начала можно послушать и анекдоты, дав газетчикам вволю наболтаться. Потом они замолчат, а говорить будет один Цеплис.
Анекдоты Дуниса скоро всем надоели. Они были не новы, да и сам Дунис отнюдь не являлся блестящим рассказчиком. Первым взбунтовался Крум, которому захотелось петь. Однако этому воспротивился не только Дунис, но и Силис, и пение не состоялось. Цеплис счел этот момент — пока репортеры еще не перепились — наиболее благоприятным, и начал:
— Господа! Раз уж мы не поем, так давайте побеседуем с вами. Я предложу вашему вниманию некоторые свои наблюдения, заслуживающие, на мой взгляд, опубликования в газетах. Мы, латыши, ужасно завистливый народ. Если одному хорошо живется, тысячи ему завидуют. Поэтому ни одно латышское начинание не может достигнуть расцвета. Нам следовало бы брать пример с евреев. Те всегда помогают друг другу.
— Хорош пример! В Палестине они тоже перегрызают друг другу глотки. Нет, я все-таки люблю латышей. Они умеют выпить, умеют и подраться, — перебил Дунис, но Крум с Силисом одернули его: в Палестине он не был, сам драться не умеет, так зачем же соваться? Дунис хотел возражать, но Крум больше не дал ему говорить. Цеплис терпеливо выждал, пока они уймутся, и спокойно, продолжал:
— Я тоже не был в Палестине, но мне ясно, что жить мы не умеем. Может быть, господин Дунис прав в том отношении, что мы умеем выпить и подраться. Но этого еще недостаточно. Например, если кто-нибудь из нас создаст солидное предприятие и будет успешно руководить им, это никому не доставит удовольствия. Наоборот, все будут завидовать и стремиться занять его место. Особенно часто случается так в акционер
ных обществах. Конечно, никто бы не возражал, если бы место отстраненного руководителя занимал более способный. Это шло бы на пользу дела. Но, к несчастью, в подобных случаях меньше всего считаются с целесообразностью. Интриги и личные счеты, больше ничего! Тем самым мы подрываем свою молодую промышленность и роем ей могилу. — Цеплис на мгновение замолк.
— К сожалению, так оно и есть. Это еще пережитки крепостнических времен, когда только милостью помещика можно было как-то пробиться. Помещики же удостаивали вниманием лишь сплетников и подхалимов. Так развилась наклонность к зависти и клевете, — с серьезным видом заметил Силис.
— Возможно, когда-то оно так и было, но теперь мы свободный и независимый народ! — возразил Цеплис.
— Сложившийся на протяжении веков национальный характер так быстро не меняется. Эти пороки у нас в крови, — ответил за Силиса Крум.
— А я все-таки люблю латышей. Они умеют... — начал Дунис, но в этот момент Крум ладонью зажал ему рот.
— Вы правильно назвали их пороками, господин Крум. Иначе их нельзя и назвать. Эту мысль я проиллюстрирую небольшим примером, одним из сотен и тысяч ему подобных. Вы, может быть, еще помните, что в свое время я учредил акционерное общество «Цеплис»? — Цеплис говорил самым благодушным
тоном.
— Это помнит и зиает каждый гражданин Латвии! Вы начали вывозить за границу латвийское красное золото и добились изумительных, успехов в работе! Сколько заграничной валюты приплыло через ваши руки в Латвийский банк! Вы укрепляете курс лата и подымаете его все выше и выше! — наперебой восклицали Силис и Крум. Дунис же только улыбался и бормотал себе под нос, что любит латышей.
— Я возглавлял это предприятие с самого начала. Это была моя идея, и я открыл латвийскому кирпичу дорогу на международные рынки. А сегодня состоя-
лось собрание акционеров, и меня вышвырнули вом Даже спасибо не сказали!
— Не может быть! Латыши так не делают. Я люблю. — воскликнул обескураженный Дунис, но Крум снова заставил его замолчать.
— И тем не менее, это так. На мое место выбрали какого-то Саусайса — юнца, не имеющего ни малейшего понятия ни о кирпиче, ни о продаже его за границу. Эти чугунные лбы и не подумали, что тем самым они губят добрую славу Латвии. А подоплека заключается в том, что Саусайс — зять одного из акционеров и ему понадобилось тепленькое местечко. Я бы не против, но мне жаль хорошей идеи и проделанной работы. Теперь все пойдет прахом! — Цеплис тяжело вздохнул и замолчал. Он напоминал сейчас беззаветного борца за идею, потерпевшего неудачу и подвергнутого несправедливым преследованиям.
— Ну, нет, об этом надо написать, надо показать, как разрушаются наши великие начинания! Никакие евреи не приносят нам столько зла, как мы же сами! — искренне негодовал Силис.
— Теперь, господа, вы' видите, в каких условиях нам, промышленникам, приходится жить и работать! Я. должен спокойно смотреть, как какой-то желторотый юнец дискредитирует блестящую идею и губит мое детище. Да к тому же еще, возможно, мне придется понести убытки: я же вложил в «Цеплис» порядочный капитал! О месте я не печалюсь, на кусок хлеба всегда заработаю, но. ..
— Жаль, действительно жаль! Я же помню, как все радовались, узнав о вашем замысле. Все газеты писали о нем, все приветствовали вас. И.потом, когда первая партия кирпича была отправлена за границу. — Силис вспомнил, как восторженно он сам тогда восхвалял Цеплиса.
— А теперь всем газетам следовало бы снова поднять голос, чтобы эти люди одумались и не губили наше государство! Нельзя допускать, чтобы подобные невежды приносили нам столько бед! — Цеплис прикинулся возмущенным до глубины души, надеясь вдохновить собутыльников на самые резкие статьи.
И он добился своего: все трое слушателей были глубоко взволнованы. У Дуниса даже хмель вылетел из головы. Некоторое время они все вместе обсуждали, на что следует особо обратить внимание читателя, чтобы заставить его призадуматься. Потом расстались, и каждый отправился своей дорогой. Цеплис возвращался домой улыбающийся и довольный собой: «Завтра же эти калифы на час хлебнут первый глоток полыни! — ликовал в душе Цеплис, — узнав о действительней положении дел, они постараются убраться а сторонку; но будет уже поздно. Я сделаю все возможное, чтобы истинная картина не так скоро раскрылась им! Чем дольше они будут там хозяйничать, тем большая ответственность ляжет на них. Как хорошо, что я не взял из Латвийского байка деньги под заложенный кирпич! Все уже Подготовлено для того, чтобы получил Саусайс. Ему и достанется слава коммерсанта, обманувшего банк! Дзилюпетис, наверное, думает, что деньги под заложенный кирпич уже взяты из банка, раз он сам признал товар доброкачественным и подписал платежные ордера...»
Вернувшись домой, Цеплис рассказал жене обо всех сегодняшних событиях. Берта понять ,не могла — чему он радуется после такого ужасного краха? Или он просто пьян до бесчувствия? Потерять место и дело, которое сам основал. .. Он теперь даже не сможет распоряжаться своим капиталом, вложенным в предприятие!
— И ты еще радуешься своим неудачам! — вырвалось у Берты.
— У меня есть на это достаточные основания. Я сам подготовил им эту победу!
— Конечно, сам! Ведь ограбление сейфа Аустрой и другие твои достижения не могли остаться без последствий! Не умеешь ты жить...
— Не будем спорить, умею я жить или не умею Когда-нибудь сама поймешь. Пока только скажу, что из-за таких пустяков, как история с Аустрой и ограбление сейфа, в наше время директоров не свергают. Нужен другой рычаг, чтобы сдвинуть их с места.
— Значит, ты совершил еще более крупные преступления?
— Если хочешь, называй это преступлениями. Женщины ведь любят бросаться словами, не взвесив их истинного значения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54