Великолепно магазин Водолей ру
Он же не ребенок, которого можно удержать силой.
Однако Эдмунд был молодой, пылкий мужчина, а Валентина достаточно соблазнительна, чтобы завлечь его в свои объятия. Именно это и случилось, потому что Эдмунд слишком долго постился, что было вовсе не в его натуре. Они вместе пообедали, и Валентина сообщила, что разговаривала с отцом и что все это не так уж страшно. На отцовских предприятиях в настоящее время затор в платежах. Но вскоре положение изменится и все будет хорошо. На отцовские речи не надо обращать внимания, у него уж такой характер. Ему просто нравится дразнить вспыльчивых людей; Эти слова были для Эдмунда целительным бальзамом, и рисовавшееся ему безысходно мрачное будущее прояснилось. Почему бы и впрямь у Нагай-ниса не могло быть платежных затруднений? Теперь ведь у всех плохо с деньгами. Было приятно утешать себя и надеяться, ибо утешение и надежда укрепляют человека, тогда как сомнения и отчаяние сокрушают его. И Эдмунд отдался надеждам, подогреваемым жаркими поцелуями и объятиями Валентины.
Оставшись у жены, Эдмунд совершенно забыл про мать. У него было счастливое свойство забывать все и всех, жить лишь тем, что находится вблизи. Он даже
ничего не сообщил матери о себе, не догадываясь, что она напрасно ждет его вечерами.Эдмунд теперь старался не видеть лености жены, а замечая, пытался объяснять и оправдывать ее. Нет хлеба без корки, нет розы без шипов. Точно так же и у Валентины могут быть свои недостатки. И не к чему эти недостатки выискивать. Наоборот, надо пытаться изживать и как-то сглаживать самые резкие из них, бросающиеся в глаза.
Однако, усилия Эдмунда не привели ни к чему. Чуть приутихло пламя запоздалой страсти, как опять начались раздоры и взаимные придирки. Валентина и Эдмунд так действовали друг другу на нервы, что им трудно было даже разговаривать. Если один говорил «да», то другой обязательно отвечал «нет». И так было не только в важных вопросах, но еще больше в мелочах. Валентина до такой степени находилась во власти своих капризов, что ни в чем не считалась с Эдмундом. Ведь она дочь богатого Нагайниса, привыкшая дома командовать всеми. Зачем же ей теперь отрекаться от своих прав и считаться с каким-то другим человеком? Тогда супружеская жизнь превратится в рабство, где жене нужно считаться с мужем. Нет, Валентина желала быть свободной и независимой. Если Эдмунд не хочет покориться, значит, он ее не любит. Истинно любящий может только любоваться и поклоняться, но ни в коем случае не критиковать свою избранницу. От такого порока Эдмунда надо отучить в самом начале, иначе потом будет еще труднее.
Эти люди не были созданы друг для друга. Валентина никогда не могла похвалиться трудолюбием, а за последние годы отцовское богатство окончательно развратило ее. Она любила разглагольствовать и критиковать всех, а сама не' хотела ударить пальцем о палец. Труд казался ей рабским ярмом — пусть влачат его другие, но не она, дочь богача Нагайниса. Она считала себя созданной для чего-то более возвышенного — для мечтаний и наслаждений, а не для пошлых будней. Пусть трудятся другие! Так хорошо растянуться на диване или на кровати и мечтать, отдаваясь ленивому течению мыслей, пока не одолеет
сон.. Ей устроили самую роскошную свадьбу во всей Риге, муж тоже недурен собой: чего, ей еще надо? Покоя и наслаждений! Леность Валентины поглотила даже ее честолюбие, и она уже не желала, чтобы ее муж был чем-то большим, нежели он есть. Стремления мужа только вносили бы в дом беспокойство. Пусть делает, что хочет, лишь бы оставил ее в покое. Лишь бы не нарушал тишину и комфорт ее сладко-ленивой жизни!
Да, комфорт Валентина тоже не хотела терять. Это она имела у отца — почему же у мужа должно быть иначе? «Если Эдмунд не может окружить меня комфортом, значит, он меня не любит и вообще он не такой, каким должен быть мужчина. Ведь муж обязан обеспечить жену всем необходимым. Говорить ей он может только милые слова, а приближаться к ней лишь с полной покорностью.
В дни, когда Эдмунд и Валентина искали потерянное навеки и пытались соединить несоединимое, старая Саусайс в страхе почувствовала, что силы ее иссякают. На своем веку она. не видела легких дней. Только и знала, что беготню да хлопоты, только и надрывалась ради куска хлеба себе и сыну. Муж у нее был пьяница и умерена пятый год ее замужества. Был он каменщик, пьяный упал с лесов и уже не вышел из больницы. Вдова осталась с тремя малышами, да еще надо было позаботиться о похоронах. Вскоре умерло двое деток, остался один Эдмунд. Как ни трудно было забыть умерших, она всем сердцем привязалась к Эдмунду, что остался у ней один-одинёшенек от всей ее разбитой жизни. Началась беготня по стиркам с раннего утра до поздней ночи. Эдмунда приходилось оставлять одного без присмотра. Мальчик-рос сам по себе, вытворяя разные мальчишечьи проказы, о которых мать не имела ни малейшего представления. Однако в большую беду Эдмунд никогда не попадал, да и в особых проказах не бывал замешан, что очень радовало мать. Он был способный и хорошо учился. Это побуждало мать работать еще больше, стараться дать сыну возможность учиться
дальше. Она не хотела, чтобы Эдмунду тоже пришлось лезть на леса и орудовать кельней по примеру отца. Так высоко над землей всегда случается что-нибудь скверное. Особенно, если человек любит выпить. А Эдмунд на этот счет вряд ли окажется лучше других мужчин — наверно, уж будет закладывать, как отец. Она вообще не хотела учить Эдмунда ремеслу, считая, что ремесло еще никого не довело до зажиточной жизни. Только ученому человеку открываются все дороги. Однако школа же и отдалила от нее Эдмунда. Он поумнел, но вместе с тем загордился. Впрочем, разве сможет стать ученым человеком тот, у кого не хватает гордости? И мать не сердилась, а даже радовалась, что Эдмунд глядит на нее свысока. Образованным людям всегда следует быть гордыми, этого требует их положение. Не будут же они подпускать к себе всяких замарашек! Ведь тогда все люди на свете станут одинаковыми.
Все же Эдмунд проявлял немножко внимания к матери — например, не отказывался принимать от нее деньги, даже будучи уже на хорошем месте, и это казалось ей из ряду вон выходящим проявлением сыновней любви. Личной жизни у нее самой не было; она привыкла жить лишь для Эдмунда. Когда сын женился на дочери богатого Нагайниса, ей показалось, что теперь он взобрался на самую высокую гору, где до него уж никто не доберется и откуда ему будет трудно разглядеть далее свою мать. Но когда жизнь сына расстроилась, старуху это совсем пригнуло к земле, а потом и сломило вконец. Хоть бы Эдмунд зашел вечерком, да рассказал бы что-нибудь утешительное! Но он не приходил, и мать чуть не первый раз в жизни почувствовала, что ее сын бессердечен. Разве можно так забывать свою мать? Пришел бы, рассказал бы хоть, где теперь живет. Неужели и вправду мать нужна только тогда, когда нечего есть и негде ночевать? Нет, с этим ее покорное сердце больше не могло мириться.
Обида на Эдмунда, словно червь, подтачивала старую прачку. Любовь к сыну, переносившая ее через, все трясины и помогавшая преодолевать все трудно-
сти, теперь, казалось, замерла в ее душе, умертвляя и самую душу. Матушка Саусайс еще сопротивлялась и боролась с одолевающей ее слабостью, но наконец сдалась. Однажды утром, после проведенной в кошмарах и бессоннице ночи, она . уже не могла подняться — ноги не слушались и голова стала невыносимо тяжелой.. Прошел день, наступил вечер,, а она все лежала, не в силах встать. Когда начало смеркаться, ее охватила жуть. Она может здесь умереть, и никто даже не узнает об этом. Умереть, не повидав Эдмунда перед смертью, — это страшило её больше всего. Стоило ли жить и маяться, если умираешь и некому даже закрыть тебе глаза? Хоть бы зашел кто-нибудь, кого можно попросить, чтобы известили Эдмунда! Но кто же к ней придет? Старуха жила уединенно, как барсук в норе. Рано поутру спешила на работу, вечером с темнотой возвращалась. Могли ли соседи догадаться, что старая прачка не свершает свой каждодневный путь, а слегла, чтобы больше не встать? Сон не шел, и ночи напролет она слушала, как крысы скребутся на чердаке. Казалось, вот-вот догрызут последние доски и проникнут в комнату. Тогда они нападут на нее и, изголодавшись, станут грызть ее заживо, а у нее уже не будет сил сопротивляться. И Эдмунд не придет спасать ее: он совсем забыл свою мать.
Однажды вечером кто-то стучался в дверь, а у нее не было сил подняться и открыть. Она пыталась кричать, но в горле совсем пересохло, и из него не вылетало ни звука. Стук затих, послышались удаляющиеся шаги. Через некоторое время возня у двери повторилась. Потом кто-то колотился в окно, и мать почувствовала, что теперь она должна встать и открыть. Это Эдмунд! Если она не откроет, он уйдет и больше не вернется. Матушка Саусайс собрала последние силы — и свалилась с кровати. Она сильно ударилась головой о ножку стола и не могла подняться даже на четвереньки. За окном снова раздались поспешно удаляющиеся шаги, но она не могла вернуть их. Она знала, что это Эдмунд, и вскрикнула, но сама не услышала своего крика, потому что не слышала уже больше ничего на свете.
Человек, не слышавший последнего зова старой прачки, был не видением умирающей, а ее сыном Эдмундом. В этот вечер,терзаемый странным беспокойством, он скитался по городу и дважды направлял свои шаги к домику, где жила мать. Ему очень хотелось курить, а в кармане не было ни сантима. Эдмунду показалось странным, что в первый его приход матери не было дома. Куда это она могла уйти так поздно? Вечерами она обычно сидела дома, умаявшись за день так, что не хотелось никуда идти. И Эдмунд через некоторое время вернулся проверить, не пришла ли мать. Понапрасну провозившись у дверей, он постучал в окно. Никто не отзывался, и Эдмунд пошел прочь. Но тут ему показалось, будто кто-то вскрикнул и упало что-то тяжелое. Эдмунду стало жутко, и он поспешно ушел. В эту ночь он долго бродил по улицам, но не мог отделаться от неприятного ощущения. Снова и снова мысли его возвращались к матери. Что с ней могло случиться, если она ушла из дома? Может быть, заболела? Нет, тогда бы она откликнулась и впустила его. Значит, не то. Но он не мог отогнать эту мысль и невольно стал строить различные предположения. Ну что за жизнь у такого старого человека? Работа и одиночество, без отдыха, без всяких радостей.. . Кому она нужна? Да никому. Но ведь он-то разыскивал ее! Да, только затем, чтоб достать денег на папиросы. И Эдмунду стало стыдно, что он совсем позабыл мать. Ведь она отдала ему всю свою жизнь и вырастила его. Да, это правда; но что же он мог поделать, если между ними уже нет ничего общего? Не о чем говорить и нет никакой нужды встречаться. Так много других дел, вечно некогда. Зачем же растрачивать время на совершенно ненужные вещи? Ему вдруг пришло в голову, что в один прекрасный день мать может умереть. Он подумал такое впервые, и эта мысль уже не покидала его. Она казалась нелепой, но от нее невозможно было отвязаться.
Эдмунд вышел из дома под вечер, поссорившись с Валентиной. Он был бы рад и вовсе не возвращаться домой. Может быть, удастся переспать у матери. Ведь Валентина за последнее время со злости часто убегала
ночевать к отцу. Почему бы и ему не поступить так же? Но теперь мысль о смерти матери не давала ему покоя и гнала назад, к Валентине. Все-таки будет поблизости человек, можно перекинуться словом. Ночные улицы были совершенно невыносимы, и Эдмунд отправился домой.
Валентина еще не ложилась — с вечера ей вообще не спалось. На появление Эдмунда она не обратила ни малейшего внимания. Стоило ли убегать, чтобы вернуться так быстро? После ссоры они привыкли ждать друг друга домой только на второй, на третий день, а то и позже. Внезапный приход Эдмунда нарушал все укоренившиеся обычаи и был в своем роде тревожным явлением. Эдмунд был бледен и, войдя в квартиру, воскликнул дрожащим голосом:
— Моя мать умерла, я это знаю!
— Откуда ты знаешь? — нехотя спросила Валентина. Ей не нравилось, что в ночное время вспоминают о смерти.
— Откуда? Не твое дело. Достаточно того, что я знаю.
— Раз не мое дело, так зачем ты мне рассказываешь? Оставь свою мудрость при себе.
— Какая ты бессердечная! Ну, у меня такое предчувствие.
— Выслушивать твои предчувствия мне не доставляет никакого удовольствия. Ты же всегда все предчувствуешь.
— Не будем спорить. Но моя мать все-таки умерла, — тихо сказал Эдмунд. Ему хотелось помириться с Валентиной: может быть, тогда он отделается от навязчивых мыслей.
— А если даже так, велика ли беда? Твоя мать была старым, простым человеком. Ты освободишься от лишних обязанностей. Только вот расходы на похороны. Но она ведь оставит тебе какое-нибудь наследство?
В ужасе слушал Эдмунд рассуждения Валентины. Разве можно так говорить про свою свекровь? Правда, Валентина никогда не видела его мать и не желала ее видеть. Но он чувствовал, что возразить следует.
— Какое же наследство она могла мне оставить? Простая прачка.
— Ну, тогда и вовсе не о чем жалеть. Такие старухи обычно скряги и хранят деньги в чулке. Может, и у нее, припрятан какой-нибудь кошелек с деньгами?
— Конечно, припрятан, и там будет побольше денег, нежели во всем дутом богатстве твоего отца! — насмешливо отвечал Эдмунд.
— Меня-то уж отец, умирая, не оставит с носом. Будь уверен.
— Так чего же он не умирает?
— Богатые люди живут долго. Пускай сначала помрут старые старухи.
— Будь уверена, и ты когда-нибудь станешь старой старухой,
— Ну уж белье-то стирать никогда не буду.
— Нельзя знать, что нас ждет. А от старой прачки все-таки больше проку, чем от молодой лентяйки.
— О моей лени ты не беспокойся. Если есть возможность, почему не полеитяйничать? Неужели всем бегать, высунув язык? Я ненавижу людей, которые бьются только из-за куска хлеба и пренебрегают высшими идеалами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Однако Эдмунд был молодой, пылкий мужчина, а Валентина достаточно соблазнительна, чтобы завлечь его в свои объятия. Именно это и случилось, потому что Эдмунд слишком долго постился, что было вовсе не в его натуре. Они вместе пообедали, и Валентина сообщила, что разговаривала с отцом и что все это не так уж страшно. На отцовских предприятиях в настоящее время затор в платежах. Но вскоре положение изменится и все будет хорошо. На отцовские речи не надо обращать внимания, у него уж такой характер. Ему просто нравится дразнить вспыльчивых людей; Эти слова были для Эдмунда целительным бальзамом, и рисовавшееся ему безысходно мрачное будущее прояснилось. Почему бы и впрямь у Нагай-ниса не могло быть платежных затруднений? Теперь ведь у всех плохо с деньгами. Было приятно утешать себя и надеяться, ибо утешение и надежда укрепляют человека, тогда как сомнения и отчаяние сокрушают его. И Эдмунд отдался надеждам, подогреваемым жаркими поцелуями и объятиями Валентины.
Оставшись у жены, Эдмунд совершенно забыл про мать. У него было счастливое свойство забывать все и всех, жить лишь тем, что находится вблизи. Он даже
ничего не сообщил матери о себе, не догадываясь, что она напрасно ждет его вечерами.Эдмунд теперь старался не видеть лености жены, а замечая, пытался объяснять и оправдывать ее. Нет хлеба без корки, нет розы без шипов. Точно так же и у Валентины могут быть свои недостатки. И не к чему эти недостатки выискивать. Наоборот, надо пытаться изживать и как-то сглаживать самые резкие из них, бросающиеся в глаза.
Однако, усилия Эдмунда не привели ни к чему. Чуть приутихло пламя запоздалой страсти, как опять начались раздоры и взаимные придирки. Валентина и Эдмунд так действовали друг другу на нервы, что им трудно было даже разговаривать. Если один говорил «да», то другой обязательно отвечал «нет». И так было не только в важных вопросах, но еще больше в мелочах. Валентина до такой степени находилась во власти своих капризов, что ни в чем не считалась с Эдмундом. Ведь она дочь богатого Нагайниса, привыкшая дома командовать всеми. Зачем же ей теперь отрекаться от своих прав и считаться с каким-то другим человеком? Тогда супружеская жизнь превратится в рабство, где жене нужно считаться с мужем. Нет, Валентина желала быть свободной и независимой. Если Эдмунд не хочет покориться, значит, он ее не любит. Истинно любящий может только любоваться и поклоняться, но ни в коем случае не критиковать свою избранницу. От такого порока Эдмунда надо отучить в самом начале, иначе потом будет еще труднее.
Эти люди не были созданы друг для друга. Валентина никогда не могла похвалиться трудолюбием, а за последние годы отцовское богатство окончательно развратило ее. Она любила разглагольствовать и критиковать всех, а сама не' хотела ударить пальцем о палец. Труд казался ей рабским ярмом — пусть влачат его другие, но не она, дочь богача Нагайниса. Она считала себя созданной для чего-то более возвышенного — для мечтаний и наслаждений, а не для пошлых будней. Пусть трудятся другие! Так хорошо растянуться на диване или на кровати и мечтать, отдаваясь ленивому течению мыслей, пока не одолеет
сон.. Ей устроили самую роскошную свадьбу во всей Риге, муж тоже недурен собой: чего, ей еще надо? Покоя и наслаждений! Леность Валентины поглотила даже ее честолюбие, и она уже не желала, чтобы ее муж был чем-то большим, нежели он есть. Стремления мужа только вносили бы в дом беспокойство. Пусть делает, что хочет, лишь бы оставил ее в покое. Лишь бы не нарушал тишину и комфорт ее сладко-ленивой жизни!
Да, комфорт Валентина тоже не хотела терять. Это она имела у отца — почему же у мужа должно быть иначе? «Если Эдмунд не может окружить меня комфортом, значит, он меня не любит и вообще он не такой, каким должен быть мужчина. Ведь муж обязан обеспечить жену всем необходимым. Говорить ей он может только милые слова, а приближаться к ней лишь с полной покорностью.
В дни, когда Эдмунд и Валентина искали потерянное навеки и пытались соединить несоединимое, старая Саусайс в страхе почувствовала, что силы ее иссякают. На своем веку она. не видела легких дней. Только и знала, что беготню да хлопоты, только и надрывалась ради куска хлеба себе и сыну. Муж у нее был пьяница и умерена пятый год ее замужества. Был он каменщик, пьяный упал с лесов и уже не вышел из больницы. Вдова осталась с тремя малышами, да еще надо было позаботиться о похоронах. Вскоре умерло двое деток, остался один Эдмунд. Как ни трудно было забыть умерших, она всем сердцем привязалась к Эдмунду, что остался у ней один-одинёшенек от всей ее разбитой жизни. Началась беготня по стиркам с раннего утра до поздней ночи. Эдмунда приходилось оставлять одного без присмотра. Мальчик-рос сам по себе, вытворяя разные мальчишечьи проказы, о которых мать не имела ни малейшего представления. Однако в большую беду Эдмунд никогда не попадал, да и в особых проказах не бывал замешан, что очень радовало мать. Он был способный и хорошо учился. Это побуждало мать работать еще больше, стараться дать сыну возможность учиться
дальше. Она не хотела, чтобы Эдмунду тоже пришлось лезть на леса и орудовать кельней по примеру отца. Так высоко над землей всегда случается что-нибудь скверное. Особенно, если человек любит выпить. А Эдмунд на этот счет вряд ли окажется лучше других мужчин — наверно, уж будет закладывать, как отец. Она вообще не хотела учить Эдмунда ремеслу, считая, что ремесло еще никого не довело до зажиточной жизни. Только ученому человеку открываются все дороги. Однако школа же и отдалила от нее Эдмунда. Он поумнел, но вместе с тем загордился. Впрочем, разве сможет стать ученым человеком тот, у кого не хватает гордости? И мать не сердилась, а даже радовалась, что Эдмунд глядит на нее свысока. Образованным людям всегда следует быть гордыми, этого требует их положение. Не будут же они подпускать к себе всяких замарашек! Ведь тогда все люди на свете станут одинаковыми.
Все же Эдмунд проявлял немножко внимания к матери — например, не отказывался принимать от нее деньги, даже будучи уже на хорошем месте, и это казалось ей из ряду вон выходящим проявлением сыновней любви. Личной жизни у нее самой не было; она привыкла жить лишь для Эдмунда. Когда сын женился на дочери богатого Нагайниса, ей показалось, что теперь он взобрался на самую высокую гору, где до него уж никто не доберется и откуда ему будет трудно разглядеть далее свою мать. Но когда жизнь сына расстроилась, старуху это совсем пригнуло к земле, а потом и сломило вконец. Хоть бы Эдмунд зашел вечерком, да рассказал бы что-нибудь утешительное! Но он не приходил, и мать чуть не первый раз в жизни почувствовала, что ее сын бессердечен. Разве можно так забывать свою мать? Пришел бы, рассказал бы хоть, где теперь живет. Неужели и вправду мать нужна только тогда, когда нечего есть и негде ночевать? Нет, с этим ее покорное сердце больше не могло мириться.
Обида на Эдмунда, словно червь, подтачивала старую прачку. Любовь к сыну, переносившая ее через, все трясины и помогавшая преодолевать все трудно-
сти, теперь, казалось, замерла в ее душе, умертвляя и самую душу. Матушка Саусайс еще сопротивлялась и боролась с одолевающей ее слабостью, но наконец сдалась. Однажды утром, после проведенной в кошмарах и бессоннице ночи, она . уже не могла подняться — ноги не слушались и голова стала невыносимо тяжелой.. Прошел день, наступил вечер,, а она все лежала, не в силах встать. Когда начало смеркаться, ее охватила жуть. Она может здесь умереть, и никто даже не узнает об этом. Умереть, не повидав Эдмунда перед смертью, — это страшило её больше всего. Стоило ли жить и маяться, если умираешь и некому даже закрыть тебе глаза? Хоть бы зашел кто-нибудь, кого можно попросить, чтобы известили Эдмунда! Но кто же к ней придет? Старуха жила уединенно, как барсук в норе. Рано поутру спешила на работу, вечером с темнотой возвращалась. Могли ли соседи догадаться, что старая прачка не свершает свой каждодневный путь, а слегла, чтобы больше не встать? Сон не шел, и ночи напролет она слушала, как крысы скребутся на чердаке. Казалось, вот-вот догрызут последние доски и проникнут в комнату. Тогда они нападут на нее и, изголодавшись, станут грызть ее заживо, а у нее уже не будет сил сопротивляться. И Эдмунд не придет спасать ее: он совсем забыл свою мать.
Однажды вечером кто-то стучался в дверь, а у нее не было сил подняться и открыть. Она пыталась кричать, но в горле совсем пересохло, и из него не вылетало ни звука. Стук затих, послышались удаляющиеся шаги. Через некоторое время возня у двери повторилась. Потом кто-то колотился в окно, и мать почувствовала, что теперь она должна встать и открыть. Это Эдмунд! Если она не откроет, он уйдет и больше не вернется. Матушка Саусайс собрала последние силы — и свалилась с кровати. Она сильно ударилась головой о ножку стола и не могла подняться даже на четвереньки. За окном снова раздались поспешно удаляющиеся шаги, но она не могла вернуть их. Она знала, что это Эдмунд, и вскрикнула, но сама не услышала своего крика, потому что не слышала уже больше ничего на свете.
Человек, не слышавший последнего зова старой прачки, был не видением умирающей, а ее сыном Эдмундом. В этот вечер,терзаемый странным беспокойством, он скитался по городу и дважды направлял свои шаги к домику, где жила мать. Ему очень хотелось курить, а в кармане не было ни сантима. Эдмунду показалось странным, что в первый его приход матери не было дома. Куда это она могла уйти так поздно? Вечерами она обычно сидела дома, умаявшись за день так, что не хотелось никуда идти. И Эдмунд через некоторое время вернулся проверить, не пришла ли мать. Понапрасну провозившись у дверей, он постучал в окно. Никто не отзывался, и Эдмунд пошел прочь. Но тут ему показалось, будто кто-то вскрикнул и упало что-то тяжелое. Эдмунду стало жутко, и он поспешно ушел. В эту ночь он долго бродил по улицам, но не мог отделаться от неприятного ощущения. Снова и снова мысли его возвращались к матери. Что с ней могло случиться, если она ушла из дома? Может быть, заболела? Нет, тогда бы она откликнулась и впустила его. Значит, не то. Но он не мог отогнать эту мысль и невольно стал строить различные предположения. Ну что за жизнь у такого старого человека? Работа и одиночество, без отдыха, без всяких радостей.. . Кому она нужна? Да никому. Но ведь он-то разыскивал ее! Да, только затем, чтоб достать денег на папиросы. И Эдмунду стало стыдно, что он совсем позабыл мать. Ведь она отдала ему всю свою жизнь и вырастила его. Да, это правда; но что же он мог поделать, если между ними уже нет ничего общего? Не о чем говорить и нет никакой нужды встречаться. Так много других дел, вечно некогда. Зачем же растрачивать время на совершенно ненужные вещи? Ему вдруг пришло в голову, что в один прекрасный день мать может умереть. Он подумал такое впервые, и эта мысль уже не покидала его. Она казалась нелепой, но от нее невозможно было отвязаться.
Эдмунд вышел из дома под вечер, поссорившись с Валентиной. Он был бы рад и вовсе не возвращаться домой. Может быть, удастся переспать у матери. Ведь Валентина за последнее время со злости часто убегала
ночевать к отцу. Почему бы и ему не поступить так же? Но теперь мысль о смерти матери не давала ему покоя и гнала назад, к Валентине. Все-таки будет поблизости человек, можно перекинуться словом. Ночные улицы были совершенно невыносимы, и Эдмунд отправился домой.
Валентина еще не ложилась — с вечера ей вообще не спалось. На появление Эдмунда она не обратила ни малейшего внимания. Стоило ли убегать, чтобы вернуться так быстро? После ссоры они привыкли ждать друг друга домой только на второй, на третий день, а то и позже. Внезапный приход Эдмунда нарушал все укоренившиеся обычаи и был в своем роде тревожным явлением. Эдмунд был бледен и, войдя в квартиру, воскликнул дрожащим голосом:
— Моя мать умерла, я это знаю!
— Откуда ты знаешь? — нехотя спросила Валентина. Ей не нравилось, что в ночное время вспоминают о смерти.
— Откуда? Не твое дело. Достаточно того, что я знаю.
— Раз не мое дело, так зачем ты мне рассказываешь? Оставь свою мудрость при себе.
— Какая ты бессердечная! Ну, у меня такое предчувствие.
— Выслушивать твои предчувствия мне не доставляет никакого удовольствия. Ты же всегда все предчувствуешь.
— Не будем спорить. Но моя мать все-таки умерла, — тихо сказал Эдмунд. Ему хотелось помириться с Валентиной: может быть, тогда он отделается от навязчивых мыслей.
— А если даже так, велика ли беда? Твоя мать была старым, простым человеком. Ты освободишься от лишних обязанностей. Только вот расходы на похороны. Но она ведь оставит тебе какое-нибудь наследство?
В ужасе слушал Эдмунд рассуждения Валентины. Разве можно так говорить про свою свекровь? Правда, Валентина никогда не видела его мать и не желала ее видеть. Но он чувствовал, что возразить следует.
— Какое же наследство она могла мне оставить? Простая прачка.
— Ну, тогда и вовсе не о чем жалеть. Такие старухи обычно скряги и хранят деньги в чулке. Может, и у нее, припрятан какой-нибудь кошелек с деньгами?
— Конечно, припрятан, и там будет побольше денег, нежели во всем дутом богатстве твоего отца! — насмешливо отвечал Эдмунд.
— Меня-то уж отец, умирая, не оставит с носом. Будь уверен.
— Так чего же он не умирает?
— Богатые люди живут долго. Пускай сначала помрут старые старухи.
— Будь уверена, и ты когда-нибудь станешь старой старухой,
— Ну уж белье-то стирать никогда не буду.
— Нельзя знать, что нас ждет. А от старой прачки все-таки больше проку, чем от молодой лентяйки.
— О моей лени ты не беспокойся. Если есть возможность, почему не полеитяйничать? Неужели всем бегать, высунув язык? Я ненавижу людей, которые бьются только из-за куска хлеба и пренебрегают высшими идеалами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54