Она защищалась, как умела, но когда слова не помогали, давала волю слезам. Если Берта уж очень плакала, Цеплис или принимался успокаивать ее, или же, чаще, уходил из дома и не возвращался до утра.
Эта необычайная жестокость Цеплиса имела свои причины. Как-то незаметно, будто бы шутя, у него началась связь с машинисткой Аустрой Зиле. Увидев ее, он так и не успокоился, пока не добился своего. Но это дело далось нелегко, поскольку тут опять затесался Цауне. Цеплис не раз проклинал судьбу, подсунувшую ему такого бухгалтера. Вечно путается под ногами! Вот бы раз навсегда проучить его! Это наверняка поможет, и можно будет жить спокойно. И, думая об Аустре, Цеплис всякий раз злился на Цауне и придирался к нему. Но тот опять-таки был ни при чем и страдал безвинно. Правда, порою он бросал на Аустру алчные взгляды, но и только. Свою Мильду он все-таки любил и не собирался ей изменять: полюбить Аустру нельзя, она была чересчур коварна, и не стоило поддаваться мимолетным соблазнам.
Но у Цеплиса и на сей раз были кое-какие основания подозревать бухгалтера. Однажды Цеплис вызвал Аустру из конторы якобы для того, чтобы пойти вместе с ней по делам, но вместо этого завел в ресторан пообедать и побеседовать о том, о сем. Они расположились в отдельном кабинете, где можно разговаривать без помехи. За второй бутылкой вина разговоры зашли так далеко, что директор-распорядитель уже целовал своей машинистке руку. Ауетра была веселая и живая, как белка. Но когда Цеплис, подвыпивший и возбужденный, попытался поцеловать ее в губы, Ауетра выскользнула из его объятий, как щука.
— Значит, у вас есть кто-то, для кого вы приберегаете свои поцелуи? — насмешливо спросил обиженный Цеплис.
— Конечно, есть! Неужели ж мне оставаться старой девой? — Аустра плутовски смеялась в лицо раскрасневшемуся Цеплису.
— И вы его любите?
— Конечно, люблю! Мы, женщины, ничего не делаем без любви. — В лице Аустры было столько соблазнительного лукавства, что у Цеплиса перехватило дыхание.
— Значит, наверно, поженитесь, если уж так любите?
— Конечно, поженимся.
— Ну, значит это никто иной, как наш Цауне.
— Почему Цауне? — изумленно воскликнула Ауетра.
— Он же горит желанием жениться. В наше время таких дураков немного.
— Цауне вовсе не дурак, а очень приятный и милый человек. Это хорошо, что он женится.
— Женщинам такие нравятся. Значит, это он самый. — Цеплис усмехнулся, словно разжиревший сатир.
— А если даже и Цауне? — игриво засмеялась Ауетра. Ее всегда возмущало равнодушие молодого бухгалтера. Он разговаривал с ней, как с какой-то старухой, даже ни разу не улыбнулся. Теперь можно отомстить ему.
— Я сразу подумал, что это Цауне. Он вечно путается под ногами. Надо раз навсегда проучить его.
— Только за то, что вы вообразили его моим женихом? Это некрасиво, господин Цеплис. Если вы его проучите, то обидите и меня. Наша дружба расстроится в самом начале. — Во взгляде Аустры было такое обворожительное кокетство, что Цеплис задыхался от возбуждения. Неужели же он не попробует эту ягодку! Ярко накрашенные губы Аустры казались вишнями, которые нужно немедленно сорвать. Цеплис опять попытался приласкаться к ней, шепча:
— Не бойтесь, я ему ничего, не сделаю. Даже приданое дам, только не будьте жестокой.
— О нет! Я хочу принадлежать только одному.
— После свадьбы вы будете рассуждать иначе. Ведь замужняя женщина рассуждает уже не так, как девушка.
— Я окажусь исключением. — По смеху Аустры Цеплис ясно почувствовал, что шансы его возрастают.
В этот день Аустра уже не вернулась на работу, так как разговор с директором затянулся до поздней ночи.
С тех пор Аустра стала работать спустя рукава, а к Цауне относилась насмешливо. Губы она красила еще ярче, а запахом своих духов щедро наполняла всю контору. Почти каждый день появлялась в новом платье и носила туфли на таких высоких каблуках, что касалась земли лишь кончиками пальцев. На службу Аустра приходила с большим опозданием и постоянно казалась невыспавшейся, а работала настолько небрежно, что даже терпеливый Цауне не выдержал и пригрозил доложить обо всем директору. Но Аустра оборвала его так резко, что Цауне даже испугался. Это уже не шутка. Теперь машинистка почувствовала свое превосходство над бухгалтером.
— Вы, Цаунчик, потише! Директор терпит вас тут только ради меня, иначе вы давно уже бегали бы по Риге в поисках работы. Со мной не дурите!
Решительность Аустры так подействовала на Цауне, что он долго не мог опомниться. «Что все это значит? Неужели Цеплис действительно разговаривал с маши-
нисткой и собирался меня уволить? А правда, последнее время он вечно злится и придирается, хотя раньше всегда был доволен моей работой. Неужели я неправильно исполнил какое-либо его распоряжение?» Цауне тщетно пытался припомнить что-нибудь подобное.
В конце концов нахальство Аустры перешло все границы. Не в силах больше выносить это, Цауне обратился с жалобой к Цеплису.
— Господин директор, машинистка Зиле стала чересчур неаккуратной и неисполнительной.
— Это с женщинами бывает, — спокойно буркнул Цеплис.
— Но работа стоит, и мне одному не управиться. Надо ее уволить.
Смерив бухгалтера долгим, испытующим взглядом, Цеплис иронически заметил:
— Уволить? Зиле была к вам великодушнее. Она не хочет, чтобы увольняли ее жениха. От вас, господин Цауне, я этого не ожидал!
Цауне вышел из директорского кабинета пристыженный и еще более сбитый с толку. Теперь ему оставалось только молчать и подчиняться прихотям Аустры. О добросовестности и аккуратности машинистки не могло быть и речи: она приходила поздно, уходила рано и в рабочее время больше занималась маникюром и размалевыванием губ, чем печатанием на машинке. Цауне и раньше терпеть не мог накрашенных женщин, но теперь, благодаря Аустре, возненавидел их смертельно. Они казались ему манекенами, годными лишь для украшения витрин. Можно ли сравнивать их с Мильдой, всегда сердечной и искренней? Тогда ярко раскрашенные бумажные цветы тоже можно было бы приравнять к живой, благоухающей розе. Да, Мильда это поистине неувядающая роза, чей душевный аромат будет жить вечно. Как мог он заглядываться на Аустру и хоть на миг позабыть о Мильде? Цауне теперь не понимал этого и стыдился самого себя. Мильда ведь была и осталась лучшей из всех. В ее простоте была тишина лесов и плодородие полей. Взор ее напоминал ясное небо, по которому не пробегало ни единого облачка. Прямодушная и сердечная, она всегда старалась
понять его и все прощала. Она никогда не притворялась, не лицемерила, а в правдивых словах открывала свои чувства, которые лились, как журчащая прозрачная ключевая вода. Никогда, никогда я не посмею замутить этот чистый поток, вечно буду видеть в нем спокойное и проясненное отражение моего лица...
При первой же возможности он открыл Мильде эти свои мысли и служебные впечатления. Его жизнь была буквально отравлена — Аустра стала совершенно невыносимой. Она не только поддразнивала Цауне, но открыто издевалась над ним.
— Что вы за бухгалтер, если не можете угостить свою машинистку ужином? Мы бы прелестно провели вечер, — сказала однажды Аустра, окончательно смутив Цауне. Что ему было отвечать? Это могло быть шуткой, но могло быть и тонким коварством с расчетом завлечь его в свои сети. Ничего не понимая, он оставил ее предложение без ответа. Это придало ей смелости, и в один прекрасный день она протянула ему пятисотлатовый вексель — пусть он поставит свою подпись.
— У меня теперь большие платежи, и мне нужны деньги. Вы будете первым жирантом, я вторым. Подписывайте, векселедатель надежный, •— добавила Аустра, так как Цауне медлил.
— Может быть, он и надежный, но я не знаю никакого Вилиса Звейниека, — мямлил Цауне, оттягивая время.
— Как вы наивны! Сразу видно, что не имели дела с векселями. Разве всем жирантам нужно знать векселедателя?
— Я действительно не имел дела с личными векселями.
— В наше время это вовсе не делает вам чести. Ваше имя в банковских кругах совершенно неизвестно.
— До сих пор я ходил в банки лишь с векселями фирмы.
— Удивительно, как вас еще ни разу не обставили, если вы так мало смыслите в векселях. Надо сказать директору, чтобы он вам не очень-то доверялся. По своей глупости вы можете наделать фирме больших
убытков. Я бы не стала перед вами, унижаться, а попросила бы господина Цеплиса, но с такими мелочами стыдно обращаться к нему. Цеплис жирирует мне векселя еще не на такие суммы!
— Что же у вас за предприятия, если вам приходится так широко орудовать с векселями?
— Разве я сама — не наилучшее предприятие? — Но вы же получаете у нас только сто лат в месяц.
— Потому-то мне и приходится прирабатывать, чтобы можно было прилично жить. Жалованья не хватает даже на туфли и чулки. Для мужчины в наше время ненакрашенная женщина — пустое место.
— Я на крашеных вообще не смотрю. Мне они просто противны.
— Неужели вы тоже причисляете себя к мужчи-"нам? Нет, голубчик, настоящие мужчины не ходят с завязанными глазами. Они всегда чуют близкую поживу.
— Раз у меня есть невеста, другие женщины мне совершенно безразличны. Я смотрю на семью серьезно.
— Неужели же сразу надо обзаводиться семьей? Можно ведь просто повеселиться.
— Я такое веселье не признаю. — Я же сказала, что вы не мужчина! Ну, признаете вы там или не признаете — жирируйте вексель, мне некогда. Надо спешить в банк, чтобы успеть еще сегодня учесть его.
— Тем не менее жирировать я не буду.
— Ну, тогда я скажу господину Цеплису, чтобы он уволил вас за то, что вы меня оскорбляете.
— Чем же я вас оскорбляю?
— Разве это не оскорбление — не доверять и не жирировать вексель? Не прикидывайтесь Иванушкой-дурачком! В торговых кругах считается оскорбительным, когда сомневаются в честности и устойчивости имущественного положения, а тем более отвергают дружбу. Это ведь будет первый вексель нашей дружбы.
Цауне боялся потерять место, не хотел быть Ива-нушкой-дурачком, не смел сомневаться в честности и имущественном положении машинистки, равно как и
отвергать ее дружбу, и поэтому жирировал вексель неизвестного ему Видиса Звейниека. Аустра только насмешливо улыбнулась и добавила:
— Если судьба захочет над кем-нибудь подшутить, — труса ока назовет Цезарем, а героя Иванушкой!
Когда Цауне рассказал обо всем Мильде, та очень расстроилась и стала упрекать его в малодушии.
— Теперь будь уверен, что уплатишь по этому векселю ты сам.
— Банк сначала взыскивает с последнего жиранта, а я первый.
— А если с тех нечего взять, так взыщут с первого.
— Аустра уплатит.
— Старыми чулками да румянами? С жалованья ведь она не наскребет.
— Ну, тогда я взыщу со Звейниека.,
— А где ты его найдешь?
— На векселе же есть адрес.
— Как ребенок! Откуда ты знаешь, что такой Звей-ниек вообще существует на свете? А если даже существует, уж наверняка гол, как общипанный цыпленок. За что же он дал этой Аустре вексель? — Мильда сердилась, недовольная тем, что Цезарь связался с Аустрой.
Ее замечания были настолько убедительны, что и Цауне усомнился, выкупит ли Аустра вексель. Успокаивая себя, он пытался возражать:
— Цеплис жирирует ей еще большие суммы...
— Ты видал? А если Цеплис и вправду это делает, он хоть знает, за что. Будь уверен, они друг друга стоят. Только ты один — простофиля, которого можно дурачить.
— Мильдочка, не говори так! Я верю людям, и эту веру у меня не отнимет никто.
— Верить людям это одно, а подписывать разгульным женщинам векселя — совсем другое.
Мильда была так враждебно настроена против Аустры, что Цауне напрасно пытался ее успокоить,Вот если Аустра выкупит вексель, то его вера в людей победит. Тогда Мильде нечего будет сказать. Однако сомнения не давали Цезарю покоя. Скверная штука, если придется платить пятьсот лат. Очень трудно выкроить из жалованья. Пострадает и Мильда, да пр-и-том совершенно ни за что ни про что. Чтобы рассеять свои подозрения и отогнать тревожные мысли, Цауне однажды спросил у Аустры, усердно занимавшейся полировкой ногтей:
— Что, подпись Звейниека на том векселе была подлинной?
— На каком векселе? — Аустра подняла глаза, полные притворного изумления. — Ах, на том... Почем я знаю! Только мне и думать о таких глупостях.
— Но если подпись подделана, мы можем попасть в беду!
— Я-то причем! За подлинность- подписи отвечает первый жирант. Ваша подпись была подлинной, и за нее я отвечаю. Обо мне, господин Цауне, вы не беспокойтесь. Разве у вас нет более интересной темы для разговора, чем какой-то давно забытый вексель? До
чего вы скучный человек!
Тут уж Цезарю нечего было возразить. Теперь надо готовиться к уплате и заранее подкапливать деньги.
Уж об этом никак нельзя рассказывать Мильде.Остается только молчать и экономить каждый сантим,чтобы с честью выпутаться из нежданной беды..
Но вскоре на него свалилась новая неожиданность. Цеплис повысил Аустре жалованье и возложил на нес более ответственные обязанности. Теперь все денежные суммы проходили только через ее руки. Она производила платежи, инкассировала следуемые акционерному обществу «Цеплис» денежные суммы, вносила их в банк или оставляла в кассе на неотложные платежи. Бухгалтеру оставалось только проводить по книгам сданные ею квитанции и держать язык за зубами. Некоторые счета казались довольно подозрительными, но он и пикнуть не смел, хотя в кассе накапливалось все больше наличных денег, Аустра перед каждым крупным платежом всякий раз выписывала чек на банк. Такое хозяйничанье очень тревожило Цауне, и он
видел, что дело кончится плохо. Он неоднократно пытался поговорить с директором, но Цеплис, оправдываясь недосугом, недвусмысленно отклонил все его попытки. Бухгалтер не унимался и однажды, когда Аустра выписывала новый чек, сделал ей замечание. — Вы держите в кассе слишком большие суммы. Потом будет трудно отчитаться.
— Какое вам дело? Деньги не ваши и нечего соваться!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54