Установка сантехники, советую знакомым
И все-таки осталось бы! — закончил Цеплис.
— Совершенно правильно! Так получается не только с мылом, но и с консервами тоже. Говорят, у Сескиса тоже петля на шее, — весело воскликнул Нагайнис, обрадованный представившейся возможностью открыть Цеплису глаза на дела своего приятеля.
— Как, и у Сескиса Затруднения? — спросил Цеплие с притворным изумлением.
— Этот скоро совсем вылетит в трубу! Говорят, у него описаны даже пустые консервные жестянки. Я вас предостерегаю, чтобы вы не пускались с ним ни в какие дела, — таинственно прошептал Нагайнис, словно опасаясь, как бы шофер не услыхал его слов.
— Мне говорили, что его дела идут довольно хорошо, но сам Сескис якобы слишком мало ими интересуется, потому что крепко запил, — улыбнулся Цеплис.
— Пьянство это еще полбеды, но он прогуливает все деньги с кафешантанными красотками. Ручаюсь, что фабрика Сескиса скоро пойдет с молотка. Лично я решил больше не ждать, пока он расплатится со мной, — важно произнес Нагайнис.
— Он должен и вам? Много?
— Больше миллиона. Мне теперь самому нужны деньги для оборота.
— Понятно, понятно! Тут нечего щадить чужую шкуру.
— Я и не собираюсь, — бойко заявил Нагайнис, Автомобиль уже приближался к дому Цеплиса, и Нагайнис с каждой минутой делался все беспокойнее. Цеплис чувствовал, что его соседу хочется что-то сказать, но что именно, не мог догадаться. Однако Нагайнис уже поборол смущение и начал вполголоса:
— Господин Цеплис, не выручите ли вы меня на несколько дней? У еврея не достал, а завтра надо платить рабочим... Я вам верну во вторник или в среду.
— Сколько же вы хотите? — спросил Цеплис, когда автомобиль же остановился.
— Выйдем-ка. Ну, скажем, три тысячи лат. В среду или четверг отдам. — Нагайнис почти умолял. Цеплис подумал: «После дождичка в четверг!», и сказал:
— К сожалению, такой суммы в наличии не имеется.
— Дайте чек, — оживившись, поспешно воскликнул Нагайнис.
— Гм... — протянул Цеплис.
— Сказать по правде, я мог бы обойтись и двумя тысячами...
— Трудновато будет.
— Но одну-то уж вы сможете.
— Лучше отложим этот вопрос. Я не признаю частных займов и по возможности избегаю их.
— Я напишу вам бланко-вексель, — Нагайнис ухватился за соломинку.
— У меня же не банк.
— Дайте чек на две, а я вам дам вексель на три тысячи лат, — не отставал Нагайнис.
— Ну, это уж совсем сомнительное дело. Тогда уж идите лучше на черную биржу.
— Там дают только половину.
— Даже меньше! В зависимости от риска, — усмехнулся Цеплис. — Сегодня я вам не смогу помочь.
— Но, может быть, завтра? — Нагайнис торговался, и Цеплис увидел, что с ним надо разговаривать ясным и решительным языком. Деликатных намеков он не понимал.
— Нет, и завтра нет. Если я вообще решился бы стать вашим компаньоном, то деньги дал бы лишь при условии, чтобы я сам мог контролировать их расходование. Швырять деньгами по ресторанам умеет каждый дурак! — закончил Цеплис почти со злостью.
— Да вы что? Это же не я, это Сескис проматывает деньги с ресторанными красотками! — оправдывался Нагайнис.
— Какая разница, Нагайнис или Сескис! Все вы на одну мерку. Стреляют и рвут, где только можно, а когда деньги в кармане, кутят по кабакам и издеваются над кредиторами! Я вам не дам ни одного сантима. — Цеплис разгорячился и побагровел.
— Что вы кричите! — прошипел Нагайнис.
— Довольно! Я не хочу с вами спорить из-за своих же денег. Я буду делать дела только с теми предпринимателями, которые хотят и умеют работать. Ни вы, ни ваши приятели не относитесь к этой категории. Езжайте себе и оставьте меня в покое! — закончил Цеплис почти враждебно и, сунув Нагайнису руку, скрылся в подъезде дома. Нагайнис на мгновение остался стоять как вкопанный, не в силах очухаться. Что случилось вдруг с Цеплисом? Он зедь все время был так любезен. Но тут Нагайнис вспомнил, что шофер все видел, и рассердился еще больше.
«Ну погоди, голубчик! Попадешься ты мне в лапы!» — подумал он и велел шоферу ехать на подковную фабрику. Всю дорогу он злился. «И зачем надо было так долго путаться с этим выскочкой и тратить время? Да еще совершенно зря катал его в своем автомобиле. Привез, домой, как барина, к самому подъезду. Наверно, у Цеплиса вовсе и нет этого хваленого богатства... О — прекрасно! Я распущу эту новость по всей Риге, и пусть-ка он тогда попробует что-нибудь предпринять! У людей сразу пропадет охота разговаривать с раздувшимся мыльным пузырем и делать с ним дела!..» И Нагайнису понравились эти планы мести. Он даже забыл, что завтра суббота, а у него нет ни сантима на жалованье рабочим. «Как-нибудь» было его девизом в таких случаях, и этот девиз, точно надежная ладья, выносил его из всех водоворотов. Неужели на этот раз она даст ему потонуть? Особенно, если в качестве весел и руля можно еще использовать слухи о безденежье Цеплиса! В промышленных кругах это должно иметь успех! И Нагайнис совсем повеселел.
Избавившись от Нагайниса, Цеплис стал взбираться по лестнице на третий этаж, где находилась его девятикомнатная квартира. Взбирался он медленно и осторожно: его комплекция и сердце не допускали резких движений. Той же медлительной осторожности, что проявлялась в его походке и движениях,. Цеплис придерживался и в своих мыслях и коммерческих операциях. Какой смысл возиться с мелочами? Они только понапрасну волнуют. Если уж волноваться, так волноваться из-за суммы, достойной волнений. Но этот разорившийся и погрязший в долгах мышеловочный фабрикант осмелился предложить ему тысячу лат по своему ничем не обеспеченному и почти ничего не стоящему векселю! Нет, это не столько, оскорбляет, сколько злит. Оскорбить его эти крохоборы вообще не способны, так как они действуют бессознательно, по глупости и по недостатку интеллигентности. Но разозлить могут. И на этот раз его разозлил Нагайнис.
Цеплис громко позвонил как обычно, когда бывал расстроен и хотел дать почувствовать, что это идет он, хозяин. Прислуга отперла. Первым вопросом Цеплиса было:
— Барыня дома?
— Нет, ушли.
— Давно?
— Уже порядочно, — робко ответила Эльза, помогая Цеплису снять шубу.
— Ну, ладно, ладно, — пробурчал Цеплис, и это означало, что Эльзе следует убираться на кухню. Она тотчас же поняла и неслышно исчезла.
Цеплис вошел в кабинет и грузно опустился в мягкое кресло. Отерев платком пот со лба, он потянулся к стоявшей на письменном столе серебряной шкатулке. Неторопливо покрутив сигару между пальцами и обрезав кончик, Цеплис закурил. Ароматный дым широкими кольцами медленно поднимался кверху и расплывался струйками во все стороны. Наслаждаясь сигарой, Цеплис с удовольствием осматривал свой загроможденный письменный стол. Там' были дорогие серебряные и бронзовые статуэтки, приобретенные за гроши в России у умиравших с голоду аристократов. Особо почетное место на письменном столе занимали две рамки червонного золота, украшенные ценной ручной резьбой. Известный мастер изготовил их по заказу некоего великого князя для портретов самого князя и его супруги. Но теперь великие князья были выброшены вон, и их место занял Цеплис со своей второй женой. Разве не знаменательно, что великий князь в свое время позаботился о создании для Цеплиса искусно сработанного золотого обрамления? И он усмехнулся над печальным концом сильных мира сего. Еще благодушнее сделался Цеплис, бросив взор на две большие китайские вазы, изваянные из серебра. Они стояли на подставках по обе стороны письменного стола, как бы символизируя, что, миновав эти вороненые, с тонкой резьбой колонны, Цеплис вступит в храм богатства и славы. Выпиленный японскими мастерами из слоновой кости нож для бумаги лежал на столе, как игрушечный меч сказочного принца. Цеплис не любил разрезать этим ножом страницы книг, но охотно при-
менял бы его в качестве стрелы, ранящей женские сердца. Да, женщины были слабостью Цеплиса, лишь они могли оторвать его от дел. Чего только он не совершал ради женщин! И Цеплису вдруг пришло на память,, как в годы учения в Петербурге он сам на себя написал донос в царскую охранку, потому что пострадавшие за политику пользуются наибольшим успехом у женщин. По крайней мере, так казалось Цеплису. Охранка поверила анонимному доносу и обыскала его комнатенку. Ничего подозрительного не нашли, но Цеплиса все-таки арестовали и, наверное, с месяц таскали по допросам. В тюрьме он горько сожалел о своем необдуманном поступке, не зная, как выкрутиться. Шли дни и недели, а Цеплис все сидел за решеткой. Он уже хотел было сознаться, что сам послал роковой донос. Но все-таки еще медлил, надеясь выйти на свободу и без этого. В конце концов его действительно отпустили, строго-настрого наказав не впутываться в политику. Цеплис не только поклялся, но и сам твердо решил этого не делать, лишь бы выйти на волю и послушать, что толкуют друзья о его аресте. Но всего больше Цеплиса интересовало, какое впечатление это произвело на знакомых девиц.
По выходе из тюрьмы Цеплису уже не пришлось жалеть о своем опрометчивом шаге. На некоторое время он сделался героем дня, привлекшим внимание всей проживавшей в Петербурге латышской молодежи. Особенно барышни наперебой расспрашивали, не было ли ему в тюрьме жутко и как он смог все это перенести. Конечно, Цеплис не был бы Цеплисом, если б не понял, что письмо в охранку было написано не напрасно! Он рассказывал барышням, как ужасно его истязали и, принимая за исключительно опасного государственного преступника, заковывали в кандалы. Это произвело еще более глубокое впечатление. И уже никто не мог отнять у Цеплиса славу человека, пострадавшего за политику. В те времена, рассказывая об этом, Цеплис и сам верил в правдивость своего повествования и часто увлекался до слез. Теперь он лишь иронически усмехался над своими тогдашними хитроумными выдумками, хотя и любил еще при случае
повторять- эти россказни, особенно бывая в компании государственных людей левых взглядов.Клубы сигарного дыма уже наполнили весь кабинет, и у Цеплиса отяжелела голова. Им овладело странное беспокойство, от которого хотелось избавиться. Куда же ушла Берта? Самому Цеплису нравилось проводить вне дома дни и ночи, но его жене непременно следовало быть дома, когда он возвращается. Чего ей не хватает — может жить тихо и мирно. Подобное праздношатание не приносит женщинам ничего хорошего. Цеплис никогда еще не говорил этого Берте прямо, только выражал удовольствие, заставая ее дома. Неужели Берта не понимает? Нет, она достаточно чутка, чтобы понять; ведь она-то никогда не расспрашивает Цеплиса, где он пропадал весь день или целую ночь! Однако очень странно, что она уходит из дому на такое долгое время.
Кто-то постучал в дверь — очень робко, но Цеплис все-таки вздрогнул.
— Кто там?
— Барин будет обедать сейчас или обождет барыню? — взмолилась за дверями Эльза.
— Что ты выдумала! Я подожду барыню,— прикрикнул на прислугу Цеплис, и она неслышными шагами удалилась.
— Странно, что бы это могло означать? — Цеплис ходил по кабинету, пожимая плечами. Говорила ли Берта что-нибудь прислуге, или же та знает больше, чем он, и поэтому не надеется на ее скорое возвращение? Ну правильно, он ведь всегда возвращался из города в одинаковое время, под вечер, и только сегодня Нагайнис привез его раньше обычного. Нет, нет, тут что-то не то! И Цеплис совсем расстроился. В это мгновение позвонили, и он, не вытерпев, сам поспешил к дверям. Он хотел встретить Берту у дверей, чтобы застигнуть ее врасплох. Тогда с ней легче будет управиться.
Велико же было его изумление, когда в раскрытых дверях он увидел не Берту, а консервного фабриканта Сескиса. Цеплис чуть не лопнул от злости, однако же овладел собой и пригласил Сескиса войти.
— Все ушли. Вам пришлось долго ждать. Входите, прошу вас.
— Благодарю. Я вовсе не ждал! Позвонил, и сейчас же открыли.
Сескис говорил громко и отдувался после каждого слова. Он запыхался и притом был изрядно под мухой. Его шумливость раздражала, но вместе с тем и забавляла Цеплиса.
— Я уж не надеялся застать вас дома. Мы все решили, что Нагайнис увез вас из «Духа пробуждения», чтобы показать вам свои мышеловки. Это последнее, что у него осталось. — И Сескис громко расхохотался.
— Нужны мне его мышеловки! — отрезал Цеплис и испытующе оглядел Сескиса: сколько он попросит?
— Вы его еще не знаете. Я пришел предостеречь вас, чтобы вы не пускались с ним ни в какие дела, иначе будет плохо. — Сескис угодливо улыбался.
— Почему же вы не сказали сразу? — Цеплис притворился расртроенным. — Нагайнис взял у меня полмиллиона чистоганом.
— Полмиллиона! — Сескис чуть не упал в обморок. — И такие деньги выкинуть на ветер!
— То есть как на ветер? Неужели предприятия Нагайниса настолько ненадежны, что я потеряю свои деньги? Не шутите, говорите серьезно. — Цеплис придвинулся к Сескису.
— Я говорю совершенно серьезно, — веско произнес Сескис. — Вы сегодня выкинули свои деньги за окошко.
— Хорошо еще, что я не отдал ему целого миллиона! Нагайнис-то хотел полтора, — почти радостно воскликнул Цеплис, борясь со смехом.
— Этому всегда мало! Но как вы могли поверить ему такие деньги? — простонал Сескис.
— Я же думал, что его предприятия надежны. Кроме того, он уплатил мне хороший процент, — оправдывался Цеплис.
— Да, но ведь вся Рига знает, что. Нагайнис скоро вылетит в трубу. Целых полмиллиона. .. — Сескис не мог успокоиться, как будто это были его деньги.
— Ах, господин Сескис, чего уж тут сокрушаться!
Это не в моей натуре. Будь что-будет. За науку денежки платят. Расскажите лучше, как обстоят дела с вашими предприятиями? — беззаботно подзуживал его Цеплис
— Разве Нагайнис вам ничего не говорил? — быстро спросил Сескис.
— Нет, ни слова. Мы вообще не говорили о вас.
— У меня дела ничего себе, жить можно, — облегченно вздохнул Сескис. — Одно несчастье — все требуют кредита. Если бы можно было инкассировать сразу все дебиторские суммы, я был бы одним из первых богачей в Риге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
— Совершенно правильно! Так получается не только с мылом, но и с консервами тоже. Говорят, у Сескиса тоже петля на шее, — весело воскликнул Нагайнис, обрадованный представившейся возможностью открыть Цеплису глаза на дела своего приятеля.
— Как, и у Сескиса Затруднения? — спросил Цеплие с притворным изумлением.
— Этот скоро совсем вылетит в трубу! Говорят, у него описаны даже пустые консервные жестянки. Я вас предостерегаю, чтобы вы не пускались с ним ни в какие дела, — таинственно прошептал Нагайнис, словно опасаясь, как бы шофер не услыхал его слов.
— Мне говорили, что его дела идут довольно хорошо, но сам Сескис якобы слишком мало ими интересуется, потому что крепко запил, — улыбнулся Цеплис.
— Пьянство это еще полбеды, но он прогуливает все деньги с кафешантанными красотками. Ручаюсь, что фабрика Сескиса скоро пойдет с молотка. Лично я решил больше не ждать, пока он расплатится со мной, — важно произнес Нагайнис.
— Он должен и вам? Много?
— Больше миллиона. Мне теперь самому нужны деньги для оборота.
— Понятно, понятно! Тут нечего щадить чужую шкуру.
— Я и не собираюсь, — бойко заявил Нагайнис, Автомобиль уже приближался к дому Цеплиса, и Нагайнис с каждой минутой делался все беспокойнее. Цеплис чувствовал, что его соседу хочется что-то сказать, но что именно, не мог догадаться. Однако Нагайнис уже поборол смущение и начал вполголоса:
— Господин Цеплис, не выручите ли вы меня на несколько дней? У еврея не достал, а завтра надо платить рабочим... Я вам верну во вторник или в среду.
— Сколько же вы хотите? — спросил Цеплис, когда автомобиль же остановился.
— Выйдем-ка. Ну, скажем, три тысячи лат. В среду или четверг отдам. — Нагайнис почти умолял. Цеплис подумал: «После дождичка в четверг!», и сказал:
— К сожалению, такой суммы в наличии не имеется.
— Дайте чек, — оживившись, поспешно воскликнул Нагайнис.
— Гм... — протянул Цеплис.
— Сказать по правде, я мог бы обойтись и двумя тысячами...
— Трудновато будет.
— Но одну-то уж вы сможете.
— Лучше отложим этот вопрос. Я не признаю частных займов и по возможности избегаю их.
— Я напишу вам бланко-вексель, — Нагайнис ухватился за соломинку.
— У меня же не банк.
— Дайте чек на две, а я вам дам вексель на три тысячи лат, — не отставал Нагайнис.
— Ну, это уж совсем сомнительное дело. Тогда уж идите лучше на черную биржу.
— Там дают только половину.
— Даже меньше! В зависимости от риска, — усмехнулся Цеплис. — Сегодня я вам не смогу помочь.
— Но, может быть, завтра? — Нагайнис торговался, и Цеплис увидел, что с ним надо разговаривать ясным и решительным языком. Деликатных намеков он не понимал.
— Нет, и завтра нет. Если я вообще решился бы стать вашим компаньоном, то деньги дал бы лишь при условии, чтобы я сам мог контролировать их расходование. Швырять деньгами по ресторанам умеет каждый дурак! — закончил Цеплис почти со злостью.
— Да вы что? Это же не я, это Сескис проматывает деньги с ресторанными красотками! — оправдывался Нагайнис.
— Какая разница, Нагайнис или Сескис! Все вы на одну мерку. Стреляют и рвут, где только можно, а когда деньги в кармане, кутят по кабакам и издеваются над кредиторами! Я вам не дам ни одного сантима. — Цеплис разгорячился и побагровел.
— Что вы кричите! — прошипел Нагайнис.
— Довольно! Я не хочу с вами спорить из-за своих же денег. Я буду делать дела только с теми предпринимателями, которые хотят и умеют работать. Ни вы, ни ваши приятели не относитесь к этой категории. Езжайте себе и оставьте меня в покое! — закончил Цеплис почти враждебно и, сунув Нагайнису руку, скрылся в подъезде дома. Нагайнис на мгновение остался стоять как вкопанный, не в силах очухаться. Что случилось вдруг с Цеплисом? Он зедь все время был так любезен. Но тут Нагайнис вспомнил, что шофер все видел, и рассердился еще больше.
«Ну погоди, голубчик! Попадешься ты мне в лапы!» — подумал он и велел шоферу ехать на подковную фабрику. Всю дорогу он злился. «И зачем надо было так долго путаться с этим выскочкой и тратить время? Да еще совершенно зря катал его в своем автомобиле. Привез, домой, как барина, к самому подъезду. Наверно, у Цеплиса вовсе и нет этого хваленого богатства... О — прекрасно! Я распущу эту новость по всей Риге, и пусть-ка он тогда попробует что-нибудь предпринять! У людей сразу пропадет охота разговаривать с раздувшимся мыльным пузырем и делать с ним дела!..» И Нагайнису понравились эти планы мести. Он даже забыл, что завтра суббота, а у него нет ни сантима на жалованье рабочим. «Как-нибудь» было его девизом в таких случаях, и этот девиз, точно надежная ладья, выносил его из всех водоворотов. Неужели на этот раз она даст ему потонуть? Особенно, если в качестве весел и руля можно еще использовать слухи о безденежье Цеплиса! В промышленных кругах это должно иметь успех! И Нагайнис совсем повеселел.
Избавившись от Нагайниса, Цеплис стал взбираться по лестнице на третий этаж, где находилась его девятикомнатная квартира. Взбирался он медленно и осторожно: его комплекция и сердце не допускали резких движений. Той же медлительной осторожности, что проявлялась в его походке и движениях,. Цеплис придерживался и в своих мыслях и коммерческих операциях. Какой смысл возиться с мелочами? Они только понапрасну волнуют. Если уж волноваться, так волноваться из-за суммы, достойной волнений. Но этот разорившийся и погрязший в долгах мышеловочный фабрикант осмелился предложить ему тысячу лат по своему ничем не обеспеченному и почти ничего не стоящему векселю! Нет, это не столько, оскорбляет, сколько злит. Оскорбить его эти крохоборы вообще не способны, так как они действуют бессознательно, по глупости и по недостатку интеллигентности. Но разозлить могут. И на этот раз его разозлил Нагайнис.
Цеплис громко позвонил как обычно, когда бывал расстроен и хотел дать почувствовать, что это идет он, хозяин. Прислуга отперла. Первым вопросом Цеплиса было:
— Барыня дома?
— Нет, ушли.
— Давно?
— Уже порядочно, — робко ответила Эльза, помогая Цеплису снять шубу.
— Ну, ладно, ладно, — пробурчал Цеплис, и это означало, что Эльзе следует убираться на кухню. Она тотчас же поняла и неслышно исчезла.
Цеплис вошел в кабинет и грузно опустился в мягкое кресло. Отерев платком пот со лба, он потянулся к стоявшей на письменном столе серебряной шкатулке. Неторопливо покрутив сигару между пальцами и обрезав кончик, Цеплис закурил. Ароматный дым широкими кольцами медленно поднимался кверху и расплывался струйками во все стороны. Наслаждаясь сигарой, Цеплис с удовольствием осматривал свой загроможденный письменный стол. Там' были дорогие серебряные и бронзовые статуэтки, приобретенные за гроши в России у умиравших с голоду аристократов. Особо почетное место на письменном столе занимали две рамки червонного золота, украшенные ценной ручной резьбой. Известный мастер изготовил их по заказу некоего великого князя для портретов самого князя и его супруги. Но теперь великие князья были выброшены вон, и их место занял Цеплис со своей второй женой. Разве не знаменательно, что великий князь в свое время позаботился о создании для Цеплиса искусно сработанного золотого обрамления? И он усмехнулся над печальным концом сильных мира сего. Еще благодушнее сделался Цеплис, бросив взор на две большие китайские вазы, изваянные из серебра. Они стояли на подставках по обе стороны письменного стола, как бы символизируя, что, миновав эти вороненые, с тонкой резьбой колонны, Цеплис вступит в храм богатства и славы. Выпиленный японскими мастерами из слоновой кости нож для бумаги лежал на столе, как игрушечный меч сказочного принца. Цеплис не любил разрезать этим ножом страницы книг, но охотно при-
менял бы его в качестве стрелы, ранящей женские сердца. Да, женщины были слабостью Цеплиса, лишь они могли оторвать его от дел. Чего только он не совершал ради женщин! И Цеплису вдруг пришло на память,, как в годы учения в Петербурге он сам на себя написал донос в царскую охранку, потому что пострадавшие за политику пользуются наибольшим успехом у женщин. По крайней мере, так казалось Цеплису. Охранка поверила анонимному доносу и обыскала его комнатенку. Ничего подозрительного не нашли, но Цеплиса все-таки арестовали и, наверное, с месяц таскали по допросам. В тюрьме он горько сожалел о своем необдуманном поступке, не зная, как выкрутиться. Шли дни и недели, а Цеплис все сидел за решеткой. Он уже хотел было сознаться, что сам послал роковой донос. Но все-таки еще медлил, надеясь выйти на свободу и без этого. В конце концов его действительно отпустили, строго-настрого наказав не впутываться в политику. Цеплис не только поклялся, но и сам твердо решил этого не делать, лишь бы выйти на волю и послушать, что толкуют друзья о его аресте. Но всего больше Цеплиса интересовало, какое впечатление это произвело на знакомых девиц.
По выходе из тюрьмы Цеплису уже не пришлось жалеть о своем опрометчивом шаге. На некоторое время он сделался героем дня, привлекшим внимание всей проживавшей в Петербурге латышской молодежи. Особенно барышни наперебой расспрашивали, не было ли ему в тюрьме жутко и как он смог все это перенести. Конечно, Цеплис не был бы Цеплисом, если б не понял, что письмо в охранку было написано не напрасно! Он рассказывал барышням, как ужасно его истязали и, принимая за исключительно опасного государственного преступника, заковывали в кандалы. Это произвело еще более глубокое впечатление. И уже никто не мог отнять у Цеплиса славу человека, пострадавшего за политику. В те времена, рассказывая об этом, Цеплис и сам верил в правдивость своего повествования и часто увлекался до слез. Теперь он лишь иронически усмехался над своими тогдашними хитроумными выдумками, хотя и любил еще при случае
повторять- эти россказни, особенно бывая в компании государственных людей левых взглядов.Клубы сигарного дыма уже наполнили весь кабинет, и у Цеплиса отяжелела голова. Им овладело странное беспокойство, от которого хотелось избавиться. Куда же ушла Берта? Самому Цеплису нравилось проводить вне дома дни и ночи, но его жене непременно следовало быть дома, когда он возвращается. Чего ей не хватает — может жить тихо и мирно. Подобное праздношатание не приносит женщинам ничего хорошего. Цеплис никогда еще не говорил этого Берте прямо, только выражал удовольствие, заставая ее дома. Неужели Берта не понимает? Нет, она достаточно чутка, чтобы понять; ведь она-то никогда не расспрашивает Цеплиса, где он пропадал весь день или целую ночь! Однако очень странно, что она уходит из дому на такое долгое время.
Кто-то постучал в дверь — очень робко, но Цеплис все-таки вздрогнул.
— Кто там?
— Барин будет обедать сейчас или обождет барыню? — взмолилась за дверями Эльза.
— Что ты выдумала! Я подожду барыню,— прикрикнул на прислугу Цеплис, и она неслышными шагами удалилась.
— Странно, что бы это могло означать? — Цеплис ходил по кабинету, пожимая плечами. Говорила ли Берта что-нибудь прислуге, или же та знает больше, чем он, и поэтому не надеется на ее скорое возвращение? Ну правильно, он ведь всегда возвращался из города в одинаковое время, под вечер, и только сегодня Нагайнис привез его раньше обычного. Нет, нет, тут что-то не то! И Цеплис совсем расстроился. В это мгновение позвонили, и он, не вытерпев, сам поспешил к дверям. Он хотел встретить Берту у дверей, чтобы застигнуть ее врасплох. Тогда с ней легче будет управиться.
Велико же было его изумление, когда в раскрытых дверях он увидел не Берту, а консервного фабриканта Сескиса. Цеплис чуть не лопнул от злости, однако же овладел собой и пригласил Сескиса войти.
— Все ушли. Вам пришлось долго ждать. Входите, прошу вас.
— Благодарю. Я вовсе не ждал! Позвонил, и сейчас же открыли.
Сескис говорил громко и отдувался после каждого слова. Он запыхался и притом был изрядно под мухой. Его шумливость раздражала, но вместе с тем и забавляла Цеплиса.
— Я уж не надеялся застать вас дома. Мы все решили, что Нагайнис увез вас из «Духа пробуждения», чтобы показать вам свои мышеловки. Это последнее, что у него осталось. — И Сескис громко расхохотался.
— Нужны мне его мышеловки! — отрезал Цеплис и испытующе оглядел Сескиса: сколько он попросит?
— Вы его еще не знаете. Я пришел предостеречь вас, чтобы вы не пускались с ним ни в какие дела, иначе будет плохо. — Сескис угодливо улыбался.
— Почему же вы не сказали сразу? — Цеплис притворился расртроенным. — Нагайнис взял у меня полмиллиона чистоганом.
— Полмиллиона! — Сескис чуть не упал в обморок. — И такие деньги выкинуть на ветер!
— То есть как на ветер? Неужели предприятия Нагайниса настолько ненадежны, что я потеряю свои деньги? Не шутите, говорите серьезно. — Цеплис придвинулся к Сескису.
— Я говорю совершенно серьезно, — веско произнес Сескис. — Вы сегодня выкинули свои деньги за окошко.
— Хорошо еще, что я не отдал ему целого миллиона! Нагайнис-то хотел полтора, — почти радостно воскликнул Цеплис, борясь со смехом.
— Этому всегда мало! Но как вы могли поверить ему такие деньги? — простонал Сескис.
— Я же думал, что его предприятия надежны. Кроме того, он уплатил мне хороший процент, — оправдывался Цеплис.
— Да, но ведь вся Рига знает, что. Нагайнис скоро вылетит в трубу. Целых полмиллиона. .. — Сескис не мог успокоиться, как будто это были его деньги.
— Ах, господин Сескис, чего уж тут сокрушаться!
Это не в моей натуре. Будь что-будет. За науку денежки платят. Расскажите лучше, как обстоят дела с вашими предприятиями? — беззаботно подзуживал его Цеплис
— Разве Нагайнис вам ничего не говорил? — быстро спросил Сескис.
— Нет, ни слова. Мы вообще не говорили о вас.
— У меня дела ничего себе, жить можно, — облегченно вздохнул Сескис. — Одно несчастье — все требуют кредита. Если бы можно было инкассировать сразу все дебиторские суммы, я был бы одним из первых богачей в Риге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54