Разве это не обман?
— Ты в этом ничего не смыслишь! Вообще не следует женщинам вмешиваться в мужские дела. Восторгайся уж лучше весной и прелестной погодой, — насмешливо произнес Цеплис.
— Спасибо за совет! Если я не восторгаюсь твоими надувательскими планами, так ты меня упрекаешь, будто я вмешиваюсь в твои дела. Очень красиво! А я все-таки хочу говорить, потому что твои неудачи отразятся и на мне. — Берта и вправду сделалась серьезной.
— Ты мне испортишь настроение, и я действительно провалюсь на собрании. — В голосе Цеплиса прозвучала резкость.
— Я хочу вообще удержать тебя от этого собрания.
— Это тебе не удастся. Я сам знаю, что делаю. Если я что-нибудь решил, то не отступлюсь, пока не достигну своей цели. Лучше и не пытайся. Этому проекту я посвятил так много времени, что отступление уже невозможно.
— А если я попрошу тебя?
— Надо было раньше. Ты сама все время радовалась моим замыслам и восхищалась вместе со мной. А теперь, когда я хочу приняться за их осуществление, запела другую песенку. Почему ты вдруг изменила свое мнение? — удивленно спросил Цеплис.
— Ты никогда еще не высказывался так откровенно! Я думала, ты действительно хочешь содействовать расцвету нашей промышленности. А сейчас ты признался, что хочешь только нажиться за счет других. Ты же обманешь всех, кто тебе доверится. — Берта даже раскраснелась и сердито глядела на мужа.
— Ах, значит, по-твоему, я должен заниматься благотворительностью? Ну нет будущее обеспечено лишь тем предприятиям, которые правильно поставлены в деловом отношении и приносят хорошую прибыль,— Но этого можно достигнуть честной работой, без надувательства.
— Разве это надувательство, если я приглашаю других в свое предприятие компаньонами? Они же еще на этом хорошо заработают...
— Или все потеряют! — с горячностью перебила Берта.
— Если ты меня будешь перебивать, я не скажу больше ни слова. Вообще ты сегодня настолько несдержанна и неосторожна в выражениях, что тебе лучше бы пойти домой отдохнуть.
Берта круто повернулась и, ни слова не сказав, быстро пошла прочь. Она не выдержала, и глаза ее наполнились слезами. Берта не понимала, что с ней случилось, только чувствовала, что присутствие мужа для нее невыносимо. Ничего не соображая, бежала она по улицам и пришла в себя только дома. «Неужели ее Эдгар действительно мог вынашивать подобные замыслы?» — думала Берта, бросившись на кровать и заливаясь слезами. Как же она не замечала этого раньше?
После внезапного бегства Берты Цеплис немного прошел вслед за нею, но, убедившись, что не догонит жену и что она направилась к дому, успокоился. Ее поведение было поистине очень странным, но сейчас Цеплису некогда было думать о пустяках. Это можно будет выяснить в более свободное время.
Пока Цеплис гулял и ссорился с женой, в гостинице «Венеция», где был заказан большой кабинет, собирались рижские торговцы и промышленники, которых пригласили выслушать предложения Цеплиса и принять участие в учреждаемом предприятии. Кроме промышленников и коммерсантов, Цеплис пригласил также трех наиболее деятельных депутатов сейма и стольких же представителей руководящих и влиятельных кругов Латвийского банка. Два депутата, Осис и Цирулис, принадлежали к тогдашним правительственным фракциям, третий же, Клявинь, был лидером оп-
позиции и опаснейшим оппонентом правительства по финансовым и кредитным вопросам. Выбирая и приглашая именно этих депутатов, Цеплис руководствовался тем расчетом, что в своем предприятии он должен прежде всего заинтересовать правительственные фракции, в чьих руках находятся ключи от сундука с государственными деньгами, а оппозиции надо только заткнуть рот. И достичь этого Цеплис думал вернее всего путем непосредственного вовлечения Клявиня в предприятие. Благожелательное отношение Осиса и Цирулиса было необходимо для получения кредитов, так как в противном случае правительство и Латвийский банк запросили бы большие или меньшие гарантии, хотя бы ради проформы. Но если замолвят словечко Цирулис или Осис, да к тому же в случае надобности не скроют, что и Клявинь является участником предприятия, то ни один министр или директор не посмеет усомниться в благонадежности предприятия и отказать в кредитах. В этом отношении Цеплис хотел быть, да и был рассудительнее и дальновиднее промышленника Оскара Бриедиса, который отправился к министру финансов с голыми руками и пытался прошибить стенку лбом. Нет, Цеплис не допустил бы подобной ошибки: если не хочешь отморозить руки, надо надеть перчатки. Поэтому он долго продумывал и взвешивал подбор приглашаемых депутатов, пока не решил обратиться к тем трем, которых он теперь про себя называл своими избранниками. От Латвийского банка Цеплис облюбовал лишь тех, кому во всех важнейших вопросах принадлежало последнее и решающее слово. Такими ему представлялись Давис Дзилю-петис, Ян Лейман и Петер Заринь. Из торговцев и промышленников Цеплис пригласил с десяток наиболее солидных и состоятельных. Однако каждому приглашенному разрешалось привести с собой солидных, заслуживающих доверия заинтересованных лиц, готовых вложить свои капиталы в солидное и надежное предприятие. Так, владелец фанерной и ящичной фаб-
рики Мартин Зутис взял с собой подковного фабриканта Микеля Нагайниса и консервного фабриканта Теодора Сескиса, которых Цеплис ни в коем случае не собирался приглашать. Среди немногих представителей частных банков был также директор-распорядитель ссудо-сберегательного товарищества «Крауя» Ян Удрис, явившийся в веселом расположении духа: всю ночь он пил и успел только сходить домой умыться и надеть чистый воротничок. Теперь Удрис весело рассказывал о своих ночных похождениях мебельному фабриканту Карлу Лусису и владельцу бюро переписки Августу Муцениеку, которого Цеплис пригласил для протоколирования решений собрания.
Просторный кабинет «Венеции» заполнился приглашенными, не хватало лишь самого Цеплиса. Посредине стоял длинный стол, вокруг него стулья с высокими спинками, а по углам кабинета на маленьких столиках выстроились груды закусок и объемистые графины с водкой. У одного из этих столиков, почти не выпуская из рук водочных рюмок, угощались, потихоньку беседуя, Нагайнис и Сескис.
— Теперь-то мы с ним рассчитаемся за то, что он не дал вам денег, — ухмылялся Нагайнис, отирая салфеткой винегрет с коротко подстриженных усов.
— Правильно! Опрокинем по чарке для храбрости, — веселился Сескис, наполняя только что опорожненные рюмки.
— У меня храбрости хватит, я ему никогда не прощу! А опрокинуть тоже неплохо. — И Нагайнис одним духом глотнул рюмку водки.
— Никак не пойму, что за смысл ему было дурачить меня и рассказывать, будто он одолжил тебе целых полмиллиона? — удивлялся Сескис, закусывая лососиной.
— Очень просто: чтоб скрыть, что у него нет никаких денег. Стыдно было признаться. Я-то уж знаю этих горлопанов.
— Но если у него нет денег, зачем же он взялся за устройство большого предприятия?
— Чтобы мы дали эти деньги, а он навяжется в руководители. Не видишь, приглашены одни денежные
тузы. Даже депутаты и банковские воротилы. Ничего не скажешь, голова у него работает. Но мы тоже не лыком шиты и покажем ему, что видим таких субъектов насквозь! — хвастался уже изрядно подвыпивший Нагайнис.
В этот самый момент в двери входил Цеплис. Он слышал последние слова Нагайниса и вообще был неприятно удивлен, увидев его и Сескиса среди приглашенных. Столь же странным показалось Цеплису, что гости принялись за водку и закуску, не дожидаясь прибытия хозяина, намеревавшегося немного развлечь их лишь по окончании деловой части собрания. Но разве можно было ожидать проявления такта и деликатности от таких людей, как Сескис и Нагайнис? Цеплис попытался успокоиться, но тут же подумал, что ссора с Бертой была дурным предзнаменованием. Овладев собой, он приветливо произнес:
— Господа, прошу занять места за столом. Я хочу ознакомить вас с теми планами, из-за которых осмелился созвать вас сегодня сюда.
Все поспешили занять места, вытирая губы и усердно дожевывая то, что было во рту. Стулья грохотали, пока все не уселись. Когда, наконец, настала тишина и Цеплис поднялся, чтобы открыть собрание, ему бросилась в глаза багровая физиономия Нагайниса, старательно ковырявшего спичкой в зубах. Цеплису сразу стало не по себе, и он ушел бы отсюда, если б дело не было столь серьезным и от этого ухода не рушились бы все его замыслы. Он вспомнил, что обещал Берте быть терпеливым и настойчивым. Это теперь и следовало исполнить, чтобы не оказаться в глазах жены пустозвоном и не потерять частицу ее уважения. С этим Цеплис не смирился бы ни в коем случае и потому смело начал:
— Итак, господа, разрешите мне перейти прямо к делу.
— Просим, просим, — откликнулись со всех сторон.
— Нам необходим председатель собрания, — продолжал Цеплис.
— Вы сами! Мы утверждаем вас единогласно.
— Благодарю вас. Итак, начнем и попросим господина Муцениека вести протокол. Надеюсь, возражений не будет.
При всеобщем одобрении Муцениек встал, раскланялся и, снова усевшись, начал поспешно раскладывать письменные принадлежности.
— Господа, торговля и промышленность в нашем государстве переживают тяжелый кризис, — торжественно начал Цеплис. — Этому много различных причин. Но одна из главных — наша беспощадная взаимная конкуренция. Ее надо устранить, чтобы мы сами не разоряли друг друга. Наши капиталы истираются один о другой, точно два жернова, безо всякой пользы. Даже покупатели и потребители ничего не выигрывают, так как при таком положении снижается благосостояние государства и все мы терпим убыток. Необходимо найти средства борьбы с этим злом. И я думаю, что одним из лучших средств является объединение капиталов. — Цеплис перевел дух и посмотрел, какое впечатление произвели его слова. Все слушали внимательно, лишь один Сескис указательным пальцем правой руки благодушно ковырял в носу и, видимо, вовсе не слушал. Но, уловив слова Цеплиса об объединении капиталов, он бросил многозначительный взгляд на Нагайниса. Тот тоже взглянул на Сескиса и злобно усмехнулся. Все это Цеплис невольно заметил, но не встревожился. Эти два явившихся без приглашения человечка ничем не могут ему повредить. Их кошельки слишком тощи. Поэтому их слова не имеют никакого веса. Все решает поведение депутатов Осиса, Циру-лиса и Клявиня, а также банковских деятелей Дзилю-петиса, Леймана и Зариня. Но эти важные господа слушали пока что весьма серьезно и внимательно. Поэтому Цеплис смело продолжал:
— Нам больше не следует создавать мелкие предприятия, влачащие жалкое существование. Мы должны учреждать большие объединенные фирмы, с которыми никто не осмелится конкурировать. В каждой отрасли промышленности следует уничтожать мелкие мастерские и строить одну-две крупных фабрики. Тогда в Риге опять задымятся трубы и завоют заводские гудки. Тогда оживут городские окраины и в пустых трубах
не будут вить гнезда галки. Нам не следует удовлетворяться одним лишь местным рынком, иначе мы задохнемся, как рыбы в замерзшем пруду. Наша продукция должна завоевать заграничные рынки. И этого мы достигнем лишь в том случае, если снесем все мелкие мастерские и построим на их месте мощные заводы, оснастив их современнейшими машинами и передав в руки разумных руководителей. Тогда мы сумеем производить хорошие товары и конкурировать на мировом рынке. Да, сумеем, ибо никто еще не знает наших производственных возможностей! — польстил своим слушателям Цеплис. Переведя дух и собравшись с мыслями, он продолжал:
— Переходя к главному вопросу нашего сегодняшнего собрания, я хочу обратить ваше внимание на то, что вся Латвия усеяна кирпичными заводиками. Однако все они мелки и примитивны. Изготовляемый ими кирпич применяют в строительстве лишь за неимением лучшего. Но неужели из латвийской глины нельзя изготовлять такой кирпич, который удивил бы весь мир? Разве наши бездействующие корабли не могут пересекать моря и океаны с грузом первоклассного кирпича и возвращаться к нам с долларами и фунтами стерлингов? Но такой кирпич можно вырабатывать лишь на современных заводах, с новейшим оборудованием. Долго ли еще сможет кормить нас зеленое лесное и голубое льняное золото? Я думаю, что если латвийская глина не придет на помощь льну и лесу, то мы выстоим недолго. Поэтому наша обязанность помочь государству. Коммерсантов это может интересовать меньше, они торгуют там, где в данное время имеется спрос на тот или иной товар. Но мы, промышленники, связаны со своей страной, со своим государством. Я созвал вас сегодня, чтобы предложить вам приступить к созданию большого, я бы сказал, гигантского кирпичного завода. Не следует 'сидеть сложа руки, когда работа призывает нас. Наши капиталы должны послужить возрождению отчизны. Поэтому я прошу высказываться о приемлемости моего предложения. — Цеплис умолк и сел.
С минуту царила, тишина, лишь перо Муцениека,скрипя, бегало по бумаге, записывая вдохновенные слова Цеплиса, поскольку Муцениек хотел со всею ответственностью выполнить возложенную на него почетную задачу.
Цеплис еще раза два предложил присутствующим высказаться, и лишь тогда Ыагайнис расхрабрился и спросил:
— Господин Цеплис тут нападает на мелкие предприятия, но не говорит, где нам взять денег для устройства более крупных. Я тоже не прочь стать владельцем большой фабрики, но должен довольствоваться тем, что в моих возможностях. Ну-ка, скажите, где это мы возьмем денег для создания предлагаемого вами большого кирпичного завода, если все мелкие предприниматели борются с денежным голодом и недостатком заказов?
— Господин Нагайнис, о деньгах мы поговорим несколько позже. А сейчас выясним принципиальную сторону, — улыбаясь, успокаивал его Цеплис.
— Нет, нет, деньги это самое главное, и я хочу знать, сколько сам господин Цеплис вложит в это предприятие?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54