Мне обидно слышать незаслуженные обвинения.
— А сам-То ты понимаешь, чего заслуживаешь? Я-то уж не позволю тебе удрать, а расправлюсь с тобой на месте. Я сильнее Цеплиеа, из моих рук ты не вырвешься!
И Цауне действительно больше не мог, да и не хотел противиться ее огню. Хмельной аромат летнего вечера вливался в раскрытое окно, кружа голову. Цауне чувствовал, что в нем пробуждается непонятная сила, неудержимо влекущая его в поток опьянения.
Близость Мильды была точно жаркое лето, когда трудно даже дышать. Цауне ощутил на своем разгоряченном лице прикосновение ее волос — казалось, они обжигали, как искры. Он поддался велениям своей бушующей крови, и Мильда впервые стала ему совсем близка.
Цеплису пришлось остаться в конторе, его дожидались многочисленные посетители, каждый по своим делам. Среди них был и владелец бюро переписки Август Муцениек, уверявший, что ему необходимо сообщить Цеплису весьма важные вещи. Цеплис хотел выслушать его первым, но другие посетители запротестовали, поскольку Муцениек, дескать, только что пришел. Цеплис уступил, чтобы потом можно было разговаривать без помех. К тому же в директорском кабинете сидела Берта, ожидавшая приезда мужа. Цеплис вбежал, поглощенный делами и взбудораженный. Берте хотелось поговорить, однако, увидя мужа таким, она лишь спросила, как прошла поездка.
— Так себе. Было всякое. Но сейчас мне ужасно некогда. Потом все расскажу. Внизу ждет машина, передай, пусть он в гараж едет. А сама ступай. Мне ужасно некогда, меня ждут.
Берта надула губки и вышла, обиженная на то, что муж не уделил ей ни минутки. Она не отослала машину в гараж, а велела везти себя домой. Запылённый автомобиль, колеей по улицам Риги, вез госпожу директоршу и трубил наглотавшимся деревенского ветра гудком. Перед домом Цеплиса Аулис круто затормозил на полном ходу. Берта опрокинулась на спинку сиденья и вскрикнула.
— Я побоялась бы ехать с вами в такую даль. Как можно так резко тормозить! Не случилось ли в дороге какого-нибудь несчастья?
— Да чего там бояться. Машина-то мне знакома, и я знаю, на что она способна. А вот в дороге у нас действительно случились дела, каких я еще в жизни своей не видывал! — и Аулис пространно, со всеми подробностями описал Берте нападение Цеплиса на Цауне. Берта слушала его с ужасом, хотя порою ее
одолевал смех, потому что шофер рассказывал уж очень забавно. Под конец он отдал Берте револьвер мужа, и лишь тогда она по-настоящему поняла, насколько серьезно обстояло дело. Берта схватила револьвер и, как встрепанная, побежала домой, так и не сказав шоферу, чтобы он ехал в гараж. Поэтому Аулис опять поехал в контору.
Только уже дома, спустя некоторое время, до сознания Берты дошло, что во всем виновата она сама. Ведь она все время интриговала Цеплиса и очень двусмысленно вела себя с Цауне. Эта игра не могла окончиться иначе. Хорошо, что еще так. Ведь Цеплис мог застрелить Цауне! Что было бы тогда? При мысли об этом Берта вся похолодела. Нельзя играть людьми, как игрушками! Надо сегодня же рассказать мужу всю правду. Как только он придет, сейчас же все рассказать и попросить оставить Цауне в покое — он же действительно ни в чем не виноват! И Берта чистосердечно созналась самой себе, что была легкомысленна и по легкомыслию могла натворить много бед.
Когда все посетители были отпущены, Муцениек с таинственным видом открыл дверь директорского кабинета и на цыпочках приблизился к столу. Цеплиса взбесила эта излишняя таинственность, и он громко воскликнул:
— Ну, выкладывайте ваши великие тайны, я больше не могу ждать!
— Не так громко, мы должны говорить тише. — Муцениек присел у стола против Цеплиса и наклонился поближе. — Я расскажу вам главное; только не спрашивайте, откуда я узнал. Против вас действует целая банда, которая хочет вас погубить. Некая девица жалуется, что вы ее соблазнили, и выставляет множество свидетелей, в том числе вашего Шофера Аулиса. Кроме того, составлен пространный обзор вашей деятельности в России, тоже подписанный множеством свидетелей. Одна из копий обзора находится у газетного репортера Крума. Большую роль в этой банде играет будущий зять Нагайниса, старший лейтенант Эдмунд Саусайс. Он учредил чуть не целую контору, нечто вроде частного детективного бюро, и
собирает о вас всевозможные сведения! Ве всяком случае надо немедленно что-то предпринять, чтобы разрушить их замыслы. — Муцениек откинулся в кресле.
— Откуда вы это знаете?
— На этот вопрос я отвечать не буду, вы же обещали не спрашивать. Лучше подумайте, что теперь делать.
— Что делать? Ума не приложу. Что это за девица, которую я будто бы соблазнил?
— Ее фамилии я не знаю, но говорят, дело очень серьезное. Вашу супругу тоже поставят в известность, или уже поставили, я не припомню.
Последние слова Муцениека еще больше расстроили Цеплиса. Он, очень опасался неприятностей с Бертой. Но которая же из многих соблазненных им девиц пожелала отомстить столь неблаговидным способом? И кому это понадобилось копаться в тех временах, когда он жил в России? Саусайсу вместе с Нагайнисом? Да, вполне возможно: ведь однажды в России Цеплис, вместо того, чтобы выручить Нагайниса, толкнул его в еще худшую беду. Теперь приходит расплата. Ах, проклятые завистники, не дают челрвеку покоя, а привязываются как раз тогда, когда могут очень сильно навредить. Заметив еще сидящего тут Муцениека, Цеплис закричал:
— Чего вам еще надо? Сами же наверняка помогали им собирать всякие сплетни, а теперь пришли рассказывать мне! Я вас ни капельки не боюсь. Такими молодчиками займется полиция!
— Ах, так? Я к вам как к другу, и мне же еще приходится выслушивать угрозы! Хорошо же! — И Муцениек, не прощаясь, выскочил за дверь.
Цеплиса вдруг охватил страх. Он чуть не бросился за Муцениеком вдогонку, чтобы позвать его обратно и извиниться, но не в силах был сдвинуться с места. Казалось, все основы жизни расшатались и все, созданное упорным трудом, рушится в прах. Ну и пусть себе рушится! Цеплис встал, ощупал свои карманы и вздрогнул: где же мой револьвер? Вспомнил, что он остался у Аулиса. Значит, не получить до утра. Жаль Впрочем, на что же он ночью? Нет, как раз ночью ре-
вольвер всего нужнее! Цеплис взял шляпу и вышел. Увидев Аулиса в машине, он вскричал: — Куда вы дели мой револьвер?
— Отдал вашей супруге.
— На что женщине револьвер! Он же мой.
— Супруга тоже ваша.
— Почему вы не уехали в гараж?
— Мне никто не разрешил. Ожидаю вас.
— Так отвечают только коммунисты! - опять взбеленился Цеплис, сам не понимая, отчего. Ведь Аулис всего лишь покорно ожидал распоряжений. Разве покорность — это коммунизм? Цеплис не узнавал себя. Нет, это не к добру: он теперь так быстро начинает горячиться и в горячке не соображает, что делает... Куда девалось его прежнее спокойствие и самообладание! Да, но сегодня все они будто сговорились играть на его нервах: сначала Цауне со своими любовными похождениями, потом Аулис с револьвером, Бриедис с явно мошенническими замыслами, обиженная и возмущенная Берта.. . «Ей-то чего возмущаться? — злился Цеплис. — Проклятые бабьи прихоти, что от безделья заводятся у них в мозгах! Целый день ни черта не делают, только высиживают разные капризы. Небось, за работой, с граблями на лугу или у бельевой лохани хотела бы только жрать, и все капризы вылетели.бы из головы! Ну, а этому Муцениеку чего надо? Хитер, как шпик из охранки! Завербовал в свою банду Нагайниса с разными там зятьями и теперь хочет меня запугать. Не выйдет! Цеплиса не запугаешь, точно кота погремушкой! Я их самих запихаю в мешок и утоплю, как щенков...»
— Почему вы не едете?
— Жду ваших приказаний. Я же не знаю, куда вы желаете ехать.
— Вот так чудеса, вы уже больше не знаете дороги! Везите меня домой! — «Ну, разве он не коммунист? Так может отвечать только коммунист, у которого нет ничего святого! Сдать его в полицию, пусть тогда попробует выступить свидетелем, что я соблазнил девицу! Этакий олух, неужели он. не знает, что не
я их, а скорее они меня соблазняли. И зачем вообще вспоминать о таких вещах? Я их давно уже забыл! Да, но Берта, что она скажет на это? Попробуй-ка объяснить ей: жены в таких случаях, как гадюки, — ничего не понимают, только жалят. ..»
В это мгновение автомобиль остановился у дома Цеплиса. Но ему вовсе не хотелось выходить. Было немного боязно встретиться сейчас с женой. Оттягивая этот момент, он довольно приветливо обратился к Аулису:
— Говорят, будто вы собираетесь идти против меня в свидетели из-за каких-то пустяков. Разве это хорошо?
— Я могу идти в свидетели, только если сам что-нибудь видел или слышал. И не такие уж это были пустяки!
— Шофер должен сейчас же забывать все, что видит и слышит. Только так люди могут ужиться друг с другом:
— А присяга? Я, господин директор, так не могу. Я должен сказать все: как вы гнались за Цауне, как стреляли и как под конец запустили в него револьвером. Ведь других свидетелей у него нет.
— Что вы там ерундите, я совсем не про Цауне! Этот мальчишка не посмеет пикнуть. Но я слышал, что вы спутались с какими-то там девицами и теперь хотите подложить мне свинью.
— У меня есть жена, и я не путаюсь с господскими девицами. Разве я могу пересчитать всех, с которыми вы миловались в машине? Чего они сами вешаются на шею женатым людям!
— Вот именно, они сами вешаются на шею и обольщают мужчин. Так вы и скажите на суде.
— И тогда я не буду коммунистом, которого надо сдать в полицию? — Аулис иронически поглядел вслед Цеплису, пыхтя вылезавшему из машины. На тротуаре Цеплис остановился, обернувшись к шоферу, и повелительным голосом произнес:
— Не болтайте пустяков и сейчас же отведите машину в гараж. Завтра нам опять придется много ездить.
Волоча свое тело вверх по лестнице, Цеплис только вздыхал, не мечтая ни о чем, кроме тишины и покоя. День был слишком уж хлопотливым и шумным. Но
разве дома будет покой? Берта выспалась и теперь пристанет с разными вопросами и расспросами. Уж таков женский эгоизм: если самой неймется, не дает покоя и мужчине. Эльза отворила дверь и сказала, что барыня отдыхает. Интересно бы знать, от чего она так утомилась, что приходится отдыхать среди бела дня? Усталый и обозленный Цеплис ничего не сказал, только сердито засопел. Ну и пусть отдыхает, он тоже отправится чуточку соснуть. Это, пожалуй, даже хорошо, что она спит, подумал Цеплис, входя в кабинет. Но едва он растянулся в кресле, как появилась Берта. Она уже отдохнула и теперь в состоянии приступить к самой бурной дискуссии.
— Что это с тобой? Почему шофер отнял у тебя оружие? — были первые слова Берты при виде мужа.
— От таких людей, как Аулис, можно всего ожидать. Хорошо, что отнял только револьвер, а голову оставил. Могло быть и наоборот. Что бы ты сказала тогда?
— Только не сочиняй, а скажи, какая тебя муха укусила? Почему ты хотел убить Цауне?
— Откуда ты знаешь? Нечего сказать, нюх у тебя замечательный.
— Оставь в покое мой нюх и говори серьезно. Ты действительно сошел с ума?
— Почему это я сошел с ума? Он увивается за моей женой, а я должен спокойно смотреть?
— Никогда он не увивался, все это чепуха. За мной вообще нельзя увиваться. Я все это выдумала, чтобы вернуть тебя. Ты относился ко мне совсем безразлично. Пропадал целыми днями и ночами и вел себя так, будто меня не существует. Это было безумно тяжело, и я стала мистифицировать тебя насчет Цауне.
— Цу скажи, есть ли у женщин хоть капля разума? А что бы ты сказала, если б я застрелил Цауне? Наверно, спокойно смотрела бы, как одного хоронят, а другого сажают в тюрьму! Я уже не знаю, когда ты говоришь правду и когда меня дурачишь. Может быть, ты и теперь только применяешь новые приемы, чтобы скрыть от меня истину?
— Нет, я говорю совершенно искренне и серьезно!
Между мной и Цауне никогда ничего не было. Это была только борьба за тебя, против твоего безразличного отношения. Ты опять стал ласковым и внимательным: разве это не успех, которым я могу гордиться! Но как я могла вообразить, что ты безо всякого повода набросишься на этого несчастного молодого человека? Ты же всегда был выдержанным и уравновешенным.
— Всему есть границы, и моему терпению тоже. Помнишь, как ты вела себя, когда у нас в гостях были газетные репортеры? Ты назло мне пригласила Цауне и держалась с ним так, что я со стыда чуть сквозь землю не провалился. Думаешь, это было хорошо с твоей стороны? Вообще ты старалась затруднять и губить мою работу. А теперь говоришь, что это только игра и что ты пошутила! Нет, голубушка, так не шутят!
— Я не шутила, а боролась за свою любовь. Мы, женщины, разными способами боремся за свои права. Обещай мне, Эдгар, что больше не тронешь Цауне и возместишь ему за то, что он перенес!
— Иными словами, извинюсь перед ним? Недурно придумано! А кто же возместит мне?
— Я. И это будет такое возмещение, какого ты даже не можешь себе представить. Я стану матерью... И ты мог бы теперь относиться ко мне повнимательнее!
— Разве тебе самой материнство не доставит никакой радости, раз ты считаешь его только возмещением для меня?
— Конечно, доставит. Но я ведь рискую жизнью,
— А разве мы, мужчины, не рискуем жизнью? Гораздо больше и чаще. Но мы никогда не хвастаемся, не ставим себе это в особую заслугу.
Не веря своим ушам, Берта смотрела на мужа. Что с ним сегодня? Ведь последнее время он относился к ней так чутко и ласково! Берте не пришло в голову, что после всех сегодняшних неприятностей и треволнений Цеплис просто-напросто не мог вести себя иначе. Резкость и нетерпимость мужа была ей непонятна.
А Цеплис был утомлен и измотан. Ему казалось, будто все сговорились сегодня придираться к нему и играть на его нервах, Не было покоя весь день, нет и сейчас, дома. А что еще будет, когда Берта узнает тайны Муцениека? Ах, если бы зачеркнуть прошлое! Заткнуть рты этим завистникам, начать новую жизнь, яснее и чище прежней. Больше не делать того, что выделывал раньше. Быть всегда вместе с Бертой — и тогда не собьешься на кривые дорожки: что пользы так бесшабашно кутить и шататься по разным притонам?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54