— Господин Цеплис тоже так думает? Нужно спросить, как он смотрит на это ваше столь огненное предложение. Я ведь беспрекословно выполняю приказания, исходящие от любого из вас. — В голосе Цауне звучало злорадство. Наконец-то он может отомстить Аустре за нанесённые ею обиды!
— Как вам не стыдно, Цаунчик! Разве можно говорить с Цеплисом о таких вещах?
— Вам ведь нечего бояться Цеплиса и нечего скрывать от него?
— Да, раньше я его не боялась, а теперь боюсь. Помогите мне! Давайте покажем в книгах такой расход, чтобы остаток совпадал с кассой. Вы это можете.
— Нет, не могу. Я вношу в книги только действительные расходы.
— Но ведь это тоже действительные расходы! Куда же иначе ушли бы деньги?
— Я был бы рад этому поверить. Но для проведения расходов по книгам необходимы квитанции. Иначе нельзя.
— Неужели же всюду выдают квитанции?
— Деньги фирмы нельзя платить иначе, как только под квитанцию.
— Вы — эгоистичный педант. Разве деньги фирмы ваши собственные, что вы так распинаетесь из-за них?
— Конечно, нет. Но выполнение своего долга — это не эгоизм и не педантизм.
— Вы, наверное, хотите заслужить прибавку к жалованью и благодарность, если так стараетесь выслужиться?
— Где уж мне мечтать о таких вещах! Хорошо бы хоть удержаться на месте! Все это время благосклонность директора щедро изливалась на вас. Составьте
отчет о своих расходах, пусть Цеплис подпишет, и я, не моргнув глазом, внесу их в книги.
— Настолько-то у меня бы ума хватило, будь оно так просто. Но теперь это невозможно, благосклонность директора я потеряла. Еще недавно это было бы для меня совсем легкое дело.
— Благосклонность директора следовало беречь. Тогда вместе с обещанными брильянтами вам была бы подарена и эта недостача в кассе. Зачем вы связались с Саусайсом?
— Да разве Саусайс виноват в том, что я еще не получила колье? Уж он-то Цеплису ничего не расскажет.
— Как, вы даже не получили обещанных брильянтов? Ну, значит, ваши дела совсем плохи! — Цауне даже рассмеялся, так ему было приятно, что Аустра чувствует себя униженной и убитой. Довольно она тиранила его!
— Если вы не будете делать, как я приказываю, я скажу Цеплису, чтоб он вас уволил! — воскликнула взбешенная Аустра. И зачем она проболталась о том, что Цеплис не подарил ей колье? Таких вещей Цауне не должен знать. Все время он поджимал хвост перед Аустрой, а тут сразу начал дерзить.
— Как это вы скажете, чтоб он меня уволил, если не можете даже попросить списать недостачу в кассе? Говорите, я ничуть не боюсь! Уж если не получили брильянтов, значит, и уволить меня не сможете. И правда, за что же директору дарить вам брильянты? Работница вы плохая, а растратчица выдающаяся. За такие дела не награждают! Недавно вы учили меня, как надо жить. Если бы я последовал вашим советам, то теперь находился бы в таком же положении, как вы. Труд и сознание исполненного долга дают все-таки большее. удовлетворение, чем ваши легкомысленные кутежи. Чего стоят теперь позолоченные, украшенные брильянтами и обернутые в шелка слова Цеплиса? За опустошение толстого директорского кошелька вам придется расплачиваться! Вот вы хвастались, что Цеп-лись за один вечер, даже за один час, говорит вам милых слов больше, чем своей жене за целый месяц.
Но какой прок во всех милых словах, если за ними нет настоящего чувства? Цеплис безжалостно погубит вас, и о спасении вы даже не мечтайте. Может быть, и брильянты он вам только пообещал, а своей супруге отдал, не обещая, — разглагольствовал Цауне. Сердце его было переполнено долго копившейся злобой. Аустра с удивлением выслушала тираду бухгалтера. Замкнутый, простоватый тихоня сразу сделался красноречивым и умным.
— Почему вы, думаете, что Цеплис отдал колье своей Берте? — Аустра была совершенно потрясена последними словами Цауне.
— А кому же другому? Не станет же он носить колье в кармане?
— И правда! От ювелира он давно его взял. Неужели мужчины действительно такие подлые обманщики?
— В критические моменты у мужчин рассудительность и сознание своего долга всегда берут верх над остальными чувствами. Иначе все на свете давно полетело бы вверх тормашками.
— Я сама была дурой, что так долго ждала и не требовала обещанное! Было время, когда ему не помогли бы никакая рассудительность и сознание долга. Он был тряпкой, о которую я могла вытирать свои туфли.
— А теперь он вас посадит в тюрьму в тех туфлях, которые вам подарил.
— Меня в тюрьму? — Голос Аустры задрожал от 'страха, и даже сквозь краску было видно, как побледнело ее лицо. — Мы еще посмотрим, кто из нас первый сядет в тюрьму! Вы ведь тоже не такой уж ангел, чтобы читать другим нравоучения.
— Я всегда честно работал, а за это пока еще в тюрьму не сажают. За ваши грехи я не ответчик. Вы же не просили у меня совета, когда очищали кассу фирмы! А теперь я не могу помочь вам скрыть ваши грязные дела.
— Поверьте мне, Цаунчик, когда вы будете сидеть в тюрьме, я буду гулять по цветущим южным садам.
— Тогда уж скорее по райским садам, потому что я-то в тюрьму не попаду никогда. — В словах Цауне звучала не только уверенность в своей правоте, но и непоколебимое убеждение.
— Попомните мои слова. Да, я не сумела раскусить Цеплиса; но уж вы-то меня не знаете совсем! Я так легко не сдамся! — Это прозвучало настолько угрожающе, что сердце Цауне сжалось от страха. Что бы это могло значить?
Дома Цауне передал жене свой разговор с Аустрой и ее угрозы, добавив довольно небрежно:
— Мои руки чисты, и пустых угроз мне бояться нечего.
— Будь осторожен! Эта женщина хитрее лисы, она никогда не хвастает попусту. Она может опять использовать любую твою оплошность точно так же, как тогда с векселем! Кстати, он уже выкуплен? — В голосе Мильды слышалась серьезная тревога. Цезарь совсем забыл, что жирировал вексель Аустре. Напоминание жены застало его врасплох. Однако, подавив свое волнение, он спокойно ответил:
— Не знаю, не интересовался. Надо думать, все уже в порядке.
— Не говори так, выясни точно. Аустра никому не уступит дороги. У меня такое предчувствие, что эта змея еще принесет нам большое несчастье. Может быть, из-за того же векселя.
— Да брось ты свои предчувствия! Ну какое может быть несчастье?
— Хорошо, если б я ошибалась. Аустра способна на все!
— Не надо преувеличивать. Что она может мне сделать? — Цауне успокаивал больше самого себя, чем жену. Может быть, угрозы Аустры как раз и касались, этого векселя? Нет, глупости, платить будет она сама. Теперь мне известно, что она расхитила деньги, и ей нужно остерегаться меня. Иначе сама попадет за решетку. Впредь надо и в самом деле быть осторожнее, а то она меня и правда во что-нибудь впутает. Сегодня все время гнула к тому. Пусть, мол, я приведу книги в соответствие с кассой, иначе она их сож-
жет! Да разве может так говорить нормальный человек, если ему еще не надоело жить на белом свете? Впрочем, в таком безвыходном отчаянии можно пойти на все.
Как ни старался Цауне, ему не удалось себя успокоить. У него уже не было той уверенности, с какой он разговаривал утром в конторе с Аустрой. Напоминание Мильды о векселе и ее тревожные предчувствия лишили его покоя. А если вправду случится что-нибудь недоброе?
После разговора с Цауне Аустра убедилась, что бухгалтер не поможет ей скрыть недостачу в кассе. Может быть, Саусайс помог бы ей? Он ведь теперь часто встречается с Цеплисом. Но сначала все-таки надо попытать счастья с самим Цецлисом! А вдруг еще удастся покорить его и снова завлечь в свои сети? Не может быть, чтобы человек сразу так переменился! Хотя говорят, что сильная любовь в одно мгновение может превратиться в еще большую ненависть. Впрочем любви-то у Цеплиса не было. Лишь страсть удерживала его у Аустры в плену. Да и что такое любовь, как не пена бьющей через край страсти? У человека, охваченного страстью, кровь бурлит, как ручей в половодье, и трепет, сбитый в белую пену, мы именуем любовью.
Выгодная продажа акций изменила настроение Цеплиса. Свои деньги он спас и теперь мог веселиться. Если в дальнейшем все пойдет по-задуманному, то и честь Цеплиса тоже будет спасена и никто не сможет упрекнуть его в невежестве. Руководство было отличное, дело поставлено превосходно, связи налажены. А если предприятие вдруг попадает в руки недоучек и терпит крах, то основатель и первый руководитель тут ни при чем. Цеплис ни на минуту не сомневался в том, что доведет все свои замыслы до конца. С таким помощником, как Саусайс, было легко работать. Наивен, как ребенок, и услужлив, как нанятый. Его преданность и доверчивость поистине трогательны, а тщеславие и хитрость настолько прозрачны, что их видно как на ладони. Поэтому Цеплис мог направлять его в лю-
бую сторону. О Нагайнисе нечего и говорить. Ослепленный злобой, он делал именно то, на что толкал его противник. Он хотел разорить Цеплиса и, не задумываясь, покупал акции «Цеплис», вовсе не подозревая, что спасает тем самым своего врага от банкротства и разорения, а сам летит навстречу неминуемому краху. Зная, что его деньги теперь в безопасности, Цеплис только посмеивался и опять стал доброжелательно вежлив со всеми. Ободренная этим, Аустра решила, что наконец-то настало время возобновить порвавшуюся связь и снова забрать директора в свои руки. У нее опять появилась смелость и уверенность в себе. Однажды утром, войдя в контору, Цеплис особенно приветливо пожелал служащим доброго утра. И как только он вошел в кабинет, Аустра тотчас проследовала за ним. Цеплис удивленно посмотрел на нее, но Аустра не растерялась и сказала с кокетливой улыбкой:
— Я просто не знаю, что делать и как мне теперь держаться? Мне нужен совет. — Она избегала прямого обращения к Цеплису, не зная, называть ли его на «ты» или на «вы». Цеплис отлично понял, куда она клонит. Лукаво улыбаясь, он ответил ей в том же духе:
— Да что же случилось? Наверно счета уже не сходятся, раз понадобился мой совет?
У Аустры по телу пробежали мурашки, но она закусила губы и поборола себя.
— Это еще полбеды, — сказала она. Но тут же спохватилась, что уже начинает сознаваться, и с удвоенным жаром продолжала: — Я не знаю, как мне расценивать твое. . . ваше отношение ко мне?
— А что в нем особенного? Я ведь никому не делаю зла.
— Конечно, никому, кроме меня. Никто меня больше не слушается. Цауне стал таким нахалом, что с ним трудно работать. Совсем от рук отбился!
— Но свои обязанности он выполняет добросовестно! В чем же он должен еще слушаться? Если только в этом вся беда...
— Вам легко говорить! А каково мне работать с человеком, который перестал меня слушаться? Он видит странное отношение ко мне и подражает вам. Так продолжаться не может! Я хочу ясности и определенности..
— Не торопитесь. Ясность и определенность не всегда приятны.
— Как бы они ни были неприятны, но я так больше не могу! Если Саусайс что-нибудь наговорил вам про меня, то не верьте ему. Он сам большой мерзавец и пристает к женщинам. Сколько раз он лез ко мне с гнусными предложениями! Но я всегда отшивала его, и теперь он мстит. Зачем, связываться с таким бабником, если любишь другого?
— Конечно, незачем связываться с бабниками, — усмехнулся Цеплис и сам удивился своему спокойствию. Еще совсем недавно подобное сообщение Аустры взволновало бы его до глубины души, и он попытался бы отомстить сопернику. А сейчас это его даже заинтересовало. — Кстати, Саусайс не говорил мне о вас ни слова. Тут, вероятно, какое-то недоразумение.
— Никакого тут нет недоразумения! Теперь вы видите, какой он мерзавец. Молчит, чтоб потом свалить вину на меня. Так поступают только последние негодяи!
— Да какую вину? Разве у Саусайса было о чем умалчивать?
— Конечно, было и есть! Но я же не виновата, он сам лез ко мне. Что я могла поделать с таким пьяным верзилой? Я, бедная беззащитная женщина, а вы спали. Я не понимаю, как женатый человек может быть до того бесстыжим? У самого жена, а лезет к другой. Что он сказал бы, если б жена поступала так же!
— Мужу это простительно. Но жена должна понимать, что гораздо легче стерпеть убыток, чем нежелательную прибыль в доме. Потому-то мужчина по самой своей природе имеет право быть неверным, женщина же ни в коем случае.
— Я говорю не о вас, а о Саусайсе. Недавно он отхватил себе жену с большим приданым и все-таки распутничает. Что этой бедной женщине делать с таким мужем?
— Пусть наденет ему намордник.
— Такой зверюге и намордник не поможет! Разве Валентина для него не все равно, что намордник? Конечно, сама виновата, что не умеет справиться с мужем.
— Тогда и моя жена тоже сама виновата?
— Конечно, вашу жену давно надо выгнать! Для такого мужчины, как вы, она не годится.
— Так зачем же вы ходили к ней жаловаться на меня и рассказывать про обещанное колье?
— Вы же не исполнили свое обещание! Если носить так долго в кармане, жена еще найдет... — Ауст-ра заговорила совсем другим, сладким голоском.
— Еще бы ей не найти, если вы сами побежали и заранее рассказали ей обо всем! Теперь я вовсе не исполню своего обещания, потому что отдал брильянты жене.
— Вы отдали ей мое колье? Какая наглость! Ничего я не рассказывала этой сороке! Это просто отговорка, вам стало жалко, и вы отдали колье жене, чтоб только добро осталось в доме. Все равно, сколько ни вешай на нее брильянтов, урод уродом и останется!
— Будьте поосторожнее и не забывайте, с кем разговариваете! — В голосе Цеплиса прозвучала властность директора, приказывающего машинистке молчать. От этого голоса Аустра окончательно пала духом и не посмела возразить ни слова. — За что это я должен дарить вам колье? Спрашивайте у Саусайса. Он мой настоящий и будущий заместитель. Вы ведь не постеснялись обниматься с ним даже в моем присутствии!
— О таких пустяках не стоит и говорить! Но настоящие мужчины не нарушают своего слова. Ведь Сау-сайс приходится вам оригинальным родственником — он отец вашего сына! Дружите с ним и дарите вашей общей жене брильянты, обещанные другим женщинам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54