Университетское начальство говорило, что сперва мне нужно восстановиться в комсомоле, а комсомольское - что в университете. Классический порочный круг, - подытожил Вороновский, закуривая новую сигарету. - Со всех сторон от меня требовали смиренного покаяния, а я встал в позу спартанца под Фермопилами, оберегая единственное, что еще сохранилось, - мое человеческое достоинство.
Слушая Вороновского, Добрынин мысленно ликовал. Он сумел-таки разговорить Виктора, и тот, как детская игрушка, уже не остановится, покуда не кончится завод.
- Мама работала судебным исполнителем и умолила судью взять меня секретарем. Три года я вел протоколы заседаний народного суда и учился заочно, а получив диплом юриста, впал в черную меланхолию: ни в прокуратуру, ни в органы внутренних дел с моей анкетой на порог не пускали, а о коллегии адвокатов я и думать не смел - туда без партбилета не принимали. Если хочешь знать, мною пренебрегла даже нотариальная контора, последнее прибежище неудачников из мира юристов. Мама, в ту пору умиравшая от рака, пыталась вселить в меня бодрость, но мне, увы, было ясно, что мою карьеру погубили в зародыше, раз и навсегда.
- Как же ты вышел из пикового положения?
- Похоронил маму и у ее могилы дал слово не иметь детей. В обществе, вдоль и поперек пронизанном ложью, лучше быть одиноким, нежели сознавать, что не можешь защитить своих близких от произвола... - Вороновский помолчал. - А месяц спустя я по чистой случайности устроился юрисконсультом в "Разнопромартель", оригинальное порождение нашей системы хозяйствования, а точнее говоря, теневой экономики. "Разнопромартель" состояла из десятка карликовых цехов, разбросанных по каретным сараям и подвалам старого Ленинграда и производивших сорочки из вискозы, пластмассовые расчески, пуговицы, часовые ремешки с календарем или с компасом и прочее фуфло, не стоившее и доброго слова. Там, как положено, были председатель, заместитель, технорук и начальники цехов, однако реальным хозяином дела оказался маленький человек, Савелий Ильич Баронов, которому я позднее присвоил прозвище "маэстро". По должности Баронов назывался мастером, ходил в сатиновом халате, картавил и выглядел замухрышкой, хотя в те времена считался одним из крупнейших в стране воротил подпольного бизнеса, о чем поначалу я, естественно, не имел ни малейшего представления. Баронов моментально что-то во мне разглядел, исподволь прикармливал и года два держал на дистанции, без спешки определяя, на что же я годен. Кстати сказать, маэстро ничего не делал второпях.
- И ты стал его ближайшим советником? Консиг-лиори, говоря языком мафии?
- Арик, заруби себе на носу, что советские теневики в юридических советниках не нуждались, - возразил Вороновский. - Это распространенное заблуждение породили вы, писатели, по аналогии с Западом, где, смею заметить, все обстоит по-иному. Там мафиозным структурам необходимы юристы, потому что у них, как правило, есть какой-то легальный бизнес - уборка мусора, строительные подряды и так далее. А у нас... Сколько лет полагается за то или иное преступление - об этом наши дельцы знали из Уголовного кодекса, самостоятельно изученного ими от корки до корки, а когда их арестовывали, они прибегали к услугам известных адвокатов и...
- Не отвлекайся, - попросил Добрынин, снова наполняя стаканчики.
- О том, что маэстро пустил корни за пределами Ленинграда, я тоже узнал далеко не сразу, - продолжал рассказывать Вороновский. - Иногородние контакты в империи Баронова поддерживали Арон Долгиномер и Исай Черномордик, выходцы из Одессы и братья по духу бабелевского Бени Крика. Толковые, напористые и не ведавшие страха, они оба обладали незаурядным обаянием и умели красиво жить. У них водились деньги, много денег, очень много. Но Баронов зря денег не платил. А я и мой ровесник Ашот Григорянц, скажем так, проходили у маэстро длительную стажировку с дальним прицелом, на тот случай, если Изе и Арончику вдруг понадобится замена.
- Вить, выпьем за евреев! - Поднимая стаканчик Добрынин ненароком расплескал коньяк. - Что бы про них ни болтали, у евреев есть чему поучиться.
Вороновский выпил и, ставя на столик пустой стакан, подтвердил:
- Энергичные люди, дальновидные, с коммерческой жилкой и фантастической способностью к выживанию. Они мне открыли глаза на многое... Когда евреи разгромили арабов в шестидневной войне шестьдесят седьмого года, я, не скрою, тотчас вспомнил Долгиномера и Черномордика.
- Этой парочки, что ли, уже не было в живых? - полюбопытствовал Добрынин, прикончив арахис и переходя на грецкие орехи.
- Весной шестьдесят пятого они погибли в Астрахани, предварительно отправив на тот свет полдюжины бандитов, нанятых компаньонами Баронова и напавших вероломно, из-за угла. Арон умер на месте от пули в сердце, а Исай на операционном столе.
- Бьюсь об заклад, что ты тоже побывал в переделках.
- Иногда возникали острые ситуации, но, признаться, без стрельбы и поножовщины. На Баронова я всегда работал головой. Всерьез маэстро обкатал меня на раздаче взяток московским бонзам, от которых зависели поставки фондируемого сырья. В теории артели промкооперации должны были обходиться отходами производства, делать, скажем так, из говна котлетку. А на практике они работали на высококачественном, зачастую импортном, сырье, добывавшемся за хорошую мзду в московских кабинетах. Никогда не забуду большого начальника из Госплана, некоего Коробочкина. Я принес ему в кабинет 25 тысяч рублей, а он испуганно замахал руками, давая понять, что у меня, мол, не все дома. - Губы Вороновского дрогнули в мимолетной усмешке. - Побелев от страха, Коробочкин написал на обрывке газеты, что будет ждать меня в такой-то ложе на ипподроме. А там, обуреваемый азартом, буквально выхватил у меня сверток с деньгами, шепнув, что завтра даст команду оформить наряды на вискозу. Когда же я снова пришел к нему, убито прошептал: "Несчастливые ваши деньги!"
- Сколько лет ты сотрудничал с Бароновым?
- С перерывами около двадцати.
- Тогда за него стоит выпить персонально! - Проливая бренди, Добрынин нетвердой рукой наполнил стаканчики. - Едрена вошь, забыл, как его звали?
- Савелий Ильич.
- За Ильича! - заорал Добрынин. - Видит Бог, все Ильичи, особливо картавые...
- Арик, дался тебе Баронов.
- Вить, ты меня уважаешь? Поехали!
Поколебавшись, Вороновский выпил вслед за Добрыниным и вновь заговорил в прежней тональности, но чуточку медленнее:
- Работая с маэстро, я утвердился в мысли остаться холостяком. Да и обстановка не располагала к семейной жизни. В шестидесятых годах под эгидой Баронова в Астрахани создали подпольное производство зернистой икры на индустриальной основе. Браконьерская икра после обработки расфасовывалась в баночки из белой пищевой жести, поставлявшейся с Урала, маркировалась под государственную и шла...
- За бугор? - спросил Добрынин сонным голосом.
- Зачем? От рублей тогда никто не отказывался. Ее завозили в Москву, в Сочи, на Кавказ, в Прибалтику и за наличные деньги распределяли по ресторанам. Икорный бизнес оказался настолько прибыльным, что астраханские дельцы в приступе мании величия не захотели делиться с Бароновым, попытались выйти из-под контроля. После убийства Арона и Исая маэстро нацелил меня на Астрахань, поручив навести там порядок. О мести речь не заходила, мне предстояло наказать их материально. Я сел в самолет, прилетел туда и нашел способ привести заблудших овец...
К этому моменту Добрынин, выпивший без малого литр и вовсю клевавший носом, полностью отключился. Уронив голову на грудь, он мерно посапывал под монотонную речь Вороновского и очнулся примерно через час. Хлопая глазами, Аристарх Иванович какое-то время не понимал, как он здесь очутился и что происходит.
- ...и захудалая фирма "Братья Луйк" быстро обрела второе дыхание, негромко рассказывал Вороновский, не сводя глаз с фотографии Лены, в солнечный день снятой возле фонтана в Севилье с белым голубем на Вытянутой к небу руке. - Как только мы с Карлом Рихтеровичем, наряду с сетью магазинов "Альбатрос", вовлекли в свою орбиту "Березку"...
- Вить, погоди, - подавляя отрыжку, недоуменно пробормотал Добрынин. - А как же Баронов?
- Под конец жизни Баронов страдал старческим сенильным психозом и умер в семьдесят девятом. К восьмидесяти годам маэстро стал ветхим, как египетский папирус: не успели милиционеры притронуться к нему, как он мигом откинул сандалики.
Тут до Добрынина наконец-то дошло, что он проспал десять лет жизни Вороновского.
- Вить, а как ты снюхался с кагэбэшниками? Где, на каком этапе?
- Непосредственно с КГБ я вообще дела не имел. После перевода из внешней разведки в ЦК КПСС Женя Скворцов помогал мне ставить на ноги "Ост-Вест Интернэшнл", а я в чисто финансовом плане содействовал решению задач, которые возлагались на него.
- И все? Врешь! - Испытывая жажду, Добрынин одним махом опорожнил стаканчик, запоздало сообразил, что это "Энисели", и спросил с некоторой растерянностью: - За кого ты меня принимаешь?
- За Фому неверующего.
- Не-ет, меня не проведешь! - Накренившись набок и едва не потеряв равновесие, Добрынин наставил на Вороновского указательный палец. - Я тебя насквозь вижу... Откуда же взялась охрана, все эти гаврики-валерики?
Лежавший у ног Вороновского пес, ощерив клыки, грозно зарычал.
- Едрена вошь! - рассердился Добрынин, вместо одного пса увидев двух. Свинья ты, Яшка, а не собака!.. Я его выгуливаю, а он, падла... Или это не ты, а тот, второй?
- Арик, 9-е Управление КГБ издавна обслуживает меня по договору, заключенному с "Ост-Вест Интернэшнл", - ответил Вороновский, поднимая глаза к потолку. - Об этом позаботились коллеги Скворцова по Старой площади.
- Выпьем за... за Женьку!
Сейчас у Добрынина двоилось все: он видел перед собой две бутылки "Энисели" и два пустых стаканчика.
Ухватив непослушными пальцами ту бутылку, которая стояла левее, Аристарх Иванович покачал ее на весу, выбирая, какой стаканчик наполнить; отдав предпочтение правому, он ошибся, и коньячная струя полилась в пустоту.
- Арик, да ты лыка не вяжешь, - откуда-то издалека, будто из-под толщи воды, донесся до него голос Вороновского.
- Бум пить до дна! - закатывая глаза, пробурчал себе под нос Добрынин и окончательно провалился в небытие.
По зову Ларисы двое охранников бережно перенесли тело Аристарха Ивановича в гостевую комнату и уложили на кровать, где он без сновидений проспал четырнадцать часов подряд.
Пробудившись посреди ночи от страшной жажды, Добрынин отправился вниз, на кухню, чтобы отыскать в житницах Ларисы огуречного рассола. Ни в холодильниках, ни в шкафах соленые огурцы не попались ему на глаза, из-за чего он горестно вздохнул и со словами: "За неимением гербовой пишут на простой!" консервным ножом вскрыл литровую банку маринованных помидоров. Отведав маринад для пробы, он с просветлевшим лицом допил ледяную жидкость с запахом лаврового листа и гвоздики, крякнул от удовольствия и, войдя во вкус, пальцами извлек из банки скользкую помидорину. Буро-красная, без единой морщинки, сочная помидорина прямо-таки просилась в рот, куда незамедлительно и попала. Выплюнув кожуру, Аристарх Иванович примерился ко второй помидорине, потом к третьей, к четвертой, и так продолжалось до тех пор, покуда банка не опустела. Жажды как не бывало, но голова все еще оставалась тяжелой, особенно в области затылка, вследствие чего Аристарх Иванович счел за благо слегка проветрить мозги и вышел на крыльцо.
Впервые за эту осень ночью подморозило, и в свете уличных фонарей заиндевевшая трава искрилась всеми оттенками радуги, словно россыпь драгоценных камней. Несколько мгновений Добрынин простоял неподвижно, завороженный сказочной красоты зрелищем, а затем, сбросив тапочки, в познавательных целях пошел босиком по траве. Джон Стейнбек устами своего героя Итена Аллена Хоули утверждал, что иней обжигает подошвы ног, однако Аристарх Иванович ощутил только липкую сырость.
"В чем закавыка? - недоуменно вопрошал Добрынин, окропляя мочой цветочную клумбу. - Или Стейнбек, черт его дери, что-то напутал, или наш брат, российский прозаик, толстопятее американского?"
Походив не меньше пяти минут вокруг дома, Добрынин помянул Джона Стейнбека нехорошим словом вернулся в дом и для верности опохмелился стаканом водки. Чем бы закусить ее, сердешную? Решив, что от добра добра не ищут, он вскрыл еще одну банку с помидорами, которые благополучно переместились в его брюхо вместе с маринадом. По телу Аристарха Ивановича разлилась приятная теплота, в голове прояснилось, и его вновь потянуло на боковую.
К сожалению, экспериментальная проверка домыслов Стейнбека не прошла бесследно: в понедельник у Добрынина поднялась температура. Наглотавшись байеровского аспирина и плавая в поту после десятка кружек обжигающе горячего чая с лесной малиной, Аристарх Иванович мужественно переносил простуду, беспрестанно шмыгая носом и отгоняя хворь благостными воспоминаниями о воскресной пьянке. Славно они с Витькой наклюкались, видит Бог! А Витька хорош гусь: принял на грудь килограмм бренди - и ни в одном глазу! И эта его история... Гляди-ка, набрался ума у евреев и без всякой помощи кагэбэшников, самостоятельно выбился в финансиста европейского калибра. Все-таки интересная штука жизнь! Чем-то она напоминает игру "Монополия". Кто-то быстро уходит вперед, оставляя соперников далеко за спиной, а потом зависнет где-то за поворотом - и поминай как звали. Человеческая жизнь непредсказуема, не подвластна логике. Точно так же, как пьянка: наперед нипочем не угадаешь, к чему она приведет. Бесспорно лишь одно - надо не ждать у моря погоды, а дерзать. Вот он, Добрынин, лег костьми, напился до потери сознания и принес пользу, за шкирку вытащив Витьку из сплина. Да что говорить, мужская дружба ко многому обязывает!
Изолированный до выздоровления, Добрынин ни сном ни духом не ведал о том, что обстановка в Комарово в самом деле разительно изменилась: отныне все решения единолично принимал Вороновский.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93