Мало сказать, что Вороновский запоздало сожалел об этом - видя, с каким обожанием Елена смотрит на своего ненаглядного, он то и дело сбивался с верного тона, а затем, окончательно утратив контроль над собой, допустил хамскую выходку, из-за чего долго корил себя: что бы ни творилось в твоей душе, уходить со сцены надо красиво, по-джентельменски, не роняя ни своего, ни чужого достоинства.
С той поры много воды утекло, да и сам Вороновский изменился до такой степени, что, мысленно возвращаясь к давно прошедшим событиям, с удивлением спрашивал себя - он ли был их участником? Но Елена не забылась: стоило Тизенгаузу случайно напомнить о ней, как она предстала перед его глазами словно живая.
Быть может, этому эффекту способствовала та манера изложения, в которую Тизенгауз облек свой рассказ, - как только застенчивый, склонный к невыразительной монотонности Андрей Святославович начинал говорить о том, к чему был неравнодушен, у него откуда ни возьмись находились метафоры и краски, позволявшие собеседникам воплощать его речь в зрительный ряд, где люди и предметы искусства воспринимались в трех измерениях.
Не то чтобы красноречие Тизенгауза сразу же пробудило в Вороновском былой интерес к Елене, нет, хотя в его душе что-то шевельнулось. Впрочем, он не задумывался об этом и не питал иллюзий. Сам по себе факт ее развода не свидетельствует о том, что вместо красного сигнала светофора он непременно увидит зеленый. Да и его прошлое едва ли сулит успех. А надеяться на авось не в его правилах.
В октябре, когда дела Тизенгауза качнулись от минуса к плюсу, он как-то приехал в Комарово с женой, знакомство с которой, мягко говоря, ничем не обогатило Вороновского. По уровню культуры Марина Васильевна в подметки не годилась Тизенгаузу, а о своей подруге отзывалась с покровительственным оттенком, жеманно рисуясь на ее фоне. Правда, позже, инстинктивно вычислив, что Вороновский слушал ее болтовню не только из вежливости, она сменила пластинку и принялась рекламировать Елену с усердием заправской сводни: ее подружка, даром что жизнь потрепала ее, - "чистейшей прелести чистейший образец", а Виктор Александрович как будто свободный мужчина. Так почему бы им не познакомиться и не вкусить райского блаженства?
С улыбкой выслушав предложение, Вороновский сказал, что рад бы в рай, да грехи не пускают, и уклонился от посреднических услуг Марины Васильевны, объяснив, что на днях улетает за рубеж. Но про себя все же решил встретиться с Еленой, устроив в Комарово празднество в честь оправдания Тизенгауза. Сама обстановка и подбор гостей позволят ей и ему избежать неловкости, а что получится в конечном итоге - покажет будущее.
За десять лет Елена могла утратить сходство с его эталоном, но не утратила. Только теперь, как мгновенно определил Вороновский, увидев Елену на пороге своего дома, она напоминала зрелую Мишель Морган в кинофильме "Ноэль Фортюна". С возрастом глаза ее слегка потемнели, сейчас в них преобладал цвет ореха, и высокие скулы, пожалуй, стали заметнее, придав лицу больше аристократизма. За обеденным столом и вечером, сидя у камина, он с удовольствием смотрел на Елену, любуясь непринужденностью, с какой она держалась в малознакомой среде, и постепенно склонился к мысли, что эта женщина в состоянии скрасить оставшуюся часть его жизни. Другой вопрос пойдет ли она на это?
На следующий день, провожая гостей, Вороновский пригласил Елену на Новый год, который собирался отмечать на даче у Крестовоздвиженских, на что она охотно согласилась. На неделе он позвонил к ней домой и спросил, когда прислать в город "волгу" с Володей, но Елена объяснила, что в этом нет необходимости: в субботу она рано утром повезет сына во Всеволожск, а оттуда вернется в Ленинград и, не заезжая домой, на Финляндском вокзале пересядет на зеленогорскую электричку, чтобы попасть в Комарово к полудню; встречать ее не надо, она сама найдет дорогу.
В субботу, 31 декабря, Вороновский в половине двенадцатого неторопливо прохаживался по заснеженному перрону и в ожидании Елены обкатывал в мозгу замысел, основанный на предпосылке объединения двух Германий - Западной и Восточной. Нет никаких сомнений, что в обозримом будущем ФРГ с потрохами проглотит ГДР, а это в свою очередь означает введение единой валюты путем обмена "деревянных" марок ГДР на свободно конвертируемые бундесмарки. Следовательно, есть смысл пропустить целевой кредит на закупку продовольствия для Западной группы войск через механизм трансфера с использованием так называемых "переводных" рублей - той реально не существующей денежной единицы, которая все еще применяется при расчетах между странами - участницами Совета Экономической Взаимопомощи.
Для декорума чисто финансовую операцию надлежит инсценировать как торговую, оформив серию фиктивных сделок с поляками и немцами, но это обычная практика, в совершенстве освоенная Карлом Рихтеровичем и его контрагентами. Риск близок к нулю, так что надо дерзать. Сейчас важно быстрее получить доступ к "переводным" рублям или, другими словами, форсировать открытие кредитной линии в Москве, после чего засучить рукава и ковать железо, пока горячо.
Хрипло присвистнув, к перрону подошла электричка, а когда поток пассажиров схлынул, Вороновский окликнул Елену:
- Рад вас приветствовать, сударыня! С наступающим Новым годом!
- Виктор Александрович! - Лицо Елены озарилось улыбкой. - Все-таки пришли?
- Так воспитан.
Он взял у нее багажную сумку и, бережно поддерживая под локоть, помог перебраться через железнодорожное полотно. Миновав шоссе и оставив позади Дом творчества театральных деятелей, они шли по улице Отдыха, вдоль которой располагался бездействовавший зимой пионерский лагерь.
- Несусветная красота! - восторгалась Елена, глядя на окружавшее их белое безмолвие. - Хорошо жить здесь, вдали от городской суеты!
- Милости прошу, переселяйтесь хоть сегодня.
- Я же не одна, у меня сын школьного возраста.
- В моем доме достаточно комнат, чтобы разместить вас и вашего мальчика. Школа - сразу за станцией, так что никаких проблем с обучением не возникнет.
- Быстро вы, однако, беретесь за дело. - Елена цепко взглянула на Вороновского и тотчас отвела глаза. - У Крестовоздвиженских будет много гостей?
- Человек восемь-десять, вряд ли больше.
- Кто они?
- Ира и Иосиф дружат с учеными, писателями, актерами. Обычно у них бывает весело.
- Почему его назвали Иосифом? Ведь он, кажется, русский?
- Точно так же, как и ваш покорный слуга. - Вороновский сопроводил свои слова ироничным полупоклоном. - А Иосифом его нарекли в честь товарища Сталина, в то время нашего горячо любимого вождя и учителя.
- Вы давно знакомы?
- Всю жизнь.
- Друзья детства?
- Не сказал бы. Иосиф на пять лет старше меня, а в детстве это гигантская разница. Тогда он относился ко мне с презрением и, как только взрослые отворачивались, угощал подзатыльниками. Друзьями детства были наши отцы, в гимназии сидевшие за одной партой. А мы с Иосифом скорее братья.
- Ирина Борисовна - его первая жена?
- Первая, - подтвердил Вороновский. - Он женился на Ире, когда был доцентом, а она - студенткой второго курса. Ирины родители изрядно переполошились и спрятали ее паспорт, чтобы воспрепятствовать браку, а мы с ним средь бела дня умыкнули невесту, поставив их перед свершившимся фактом.
- А для себя вы никого не умыкали? - искоса посмотрев на Вороновского, полюбопытствовала Елена.
- Случая не было, - с оттенком сожаления ответил он и, вздохнув, добавил: - Моя жизнь сложилась по-другому... Смотрите!
Возле открытой калитки его дома стоял Алексей Алексеевич в расстегнутом полушубке, а у дороги, в двух шагах от него, чинно сидели эрдельтерьер и немецкая овчарка. Стоило эрдельтерьеру заметить хозяина, как он, прижав уши, во весь опор помчался навстречу по целине, грудью вздымая снежные вихри.
- Яков! - окликнул пса Вороновский и тут же едко усмехнулся, потому что эрдельтерьер бросился не к нему, а к Елене. - Эх ты, неблагодарная скотина!..
Обедали они впятером - в ознаменование Нового года Вороновский пригласил за стол своих домочадцев, поднял за каждого заздравный бокал и вручил подарки:
Алексею Алексеевичу достался японский видеомагнитофон, Володе - фирменные джинсы "Левис", а зардевшейся от смущения Ларисе - австрийское пальто с воротником из ламы.
- Вы всегда так добры к ним? - спросила Елена, когда они остались наедине.
- Они заботятся обо мне, служат, как говаривали в старину, верой и правдой, - объяснил Вороновский. - Мне приятно доставлять радость окружающим.
- Я это заметила еще в таллинской гостинице "Виру".
Для Елены был тоже приготовлен подарок - изящная брошь в виде бабочки. Французский ювелир, сотворивший ее в самом начале века, считался, по заверениям Тизенгауза, выдающимся мастером, чья работа стоила гораздо больше тех полутора тысяч, что за нее просили. Но Вороновский не спешил преподносить эту безделушку: подарки, только что полученные его персоналом, были формой поощрения, тогда как предназначенная Елене вещь несла совершенно иную смысловую нагрузку. Лучше незаметно положить брошь под подушку в гостевой комнате, чтобы Елена обнаружила ее утром, по возвращении от Крестовоздвиженских.
- Гулянка у Иосифа Прекрасного продлится до рассвета, так что нам не грех отдохнуть и набраться сил, - выходя из-за стола, сказал он. - Надеюсь, вы не против?..
Четыре часа спустя они вдвоем пили кофе в библиотеке, расположенной на втором этаже и служившей Вороновскому кабинетом. К вечеру Елена переоделась в костюм из черного бархата и выглядела превосходно. Он откровенно любовался ею и мысленно похвалил за сдержанность: у Елены наверняка вертелось на языке немало вопросов, однако она ни разу не спросила о чем-нибудь щекотливом.
- Что это у вас там? - поинтересовалась Елена, указав на фотографии в рамках, развешанные под книжными полками за письменным столом.
"Сглазил! - подумал он. - Впрочем, чему быть, того не миновать".
- Показуха, пыль в глаза. Иногда мне приходится принимать у себя иностранцев, а у них, знаете ли, принято украшать стены кабинетов всякой мишурой вроде снимков с важными персонами. - Вороновский досадливо поморщился. - Поверьте, Елена, я далек от мысли...
Его реплику прервал мелодичный сигнал телефона. Вороновский взял трубку, прислушался и заговорил с теплом в голосе:
- Евгений, рад тебя приветствовать!.. Взаимно!.. Желаю тебе и твоим близким всего самого лучшего... Сколько они отвалили?.. 15 миллионов "переводных" рублей - это маловато... Согласен, в среду буду в столице... До встречи!
Пока он говорил с Москвой, Елена подошла к столу и стала рассматривать фотографии.
- В Америке это метко называют: "Я люблю себя!" - усмехнулся он.
- Вас фотографировали в Кремле?
- В Георгиевском зале.
- А что Черненко приколол вам на грудь?
- Орден Дружбы народов.
- За какие такие заслуги? - вырвалось у Елены.
- В указе написано: "За вклад в развитие международного рабочего движения", - смеясь, пояснил Вороновский. - Как ни странно, формулировка абсолютно точная - я без толку вложил туда массу денег.
- Широкий у вас диапазон: от поддержки международного рабочего движения до... - Елена умолкла посредине фразы и отошла к окну.
- До мошенничества? - Вороновский без колебаний принял вызов. По-видимому, вы это хотели сказать?
- Не только, - ответила она, стоя спиной к Вороновскому и водя пальцем по подоконнику. - Кому-то вы делали гадости, а кому-то - благо. Кому-то доставляли радость, а кому-то - горе... Как все это уживается в одном человеке?
- То, о чем вы заговорили, органично для человеческой природы, если, конечно, не слишком ее идеализировать. Не примите мои слова за попытку оправдаться. Я прожил пеструю жизнь, где добро так перемешалось со злом, что концов не найдешь. О многом я сожалею, но, согласитесь, сделанного не воротишь. Когда-нибудь я расскажу вам о себе. Это долгая и не очень веселая история о том, как...
- Виктор Александрович, я вовсе не претендую на откровенность.
Замечание Елены позволяло перевести разговор в другое русло, однако Вороновский предпочел действовать напролом. Зачем ходить вокруг да около? Для ее же спокойствия лучше четко обозначить свою позицию, а там пусть сама решает.
- Вы, быть может, и нет, зато я - да, - твердо сказал он. - Все мои прегрешения - в прошлом, теперь я вполне благонравный мирянин, занимающийся бизнесом с соизволения властных структур этой страны. Ради того, чтобы выгодно сотрудничать со мной, эти структуры предоставили мне особый статус, позволяющий жить без оглядки на все те убожества, которые в течение семидесяти лет выдают здесь за грандиозные достижения социализма. У меня есть все, к чему я стремился, но это отнюдь не означает, что я больше ничего не хочу. Например, я хочу, чтобы вы, именно вы, уделяли мне свое время, бывали со мной там, куда меня приглашают официально или: по-дружески, взяли бы на себя обязанности...
- Почему я? - Елена повернулась вполоборота, но не отвела глаз от окна. При ваших возможностях ничего не стоит нанять фотомодель.
- Модель мне не нужна, только вы. - Вороновский проигнорировал издевку и подошел к окну, чтобы видеть ее лицо. - Поверьте, вам это тоже пойдет на пользу - увидите мир, познакомитесь с интересными людьми.
Елена побледнела и произнесла с оттенком печали:
- Вы говорите так, словно оформляете меня на работу.
- Речь идет не о работе, а о вашем месте в моей жизни.
- Место давно вакантное? - Она поднесла руку к горлу и замерла в ожидании ответа.
- Вопрос по существу. Раньше оно, если так можно выразиться, вообще не предусматривалось штатным расписанием, - добродушно подыгрывая ей, пояснил Вороновский. - Я ввел его специально для вас. А чтобы вы не удивлялись и не сочли меня фантазером, выдам сокровенную тайну - это намерение зародилось во мне одиннадцать лет тому назад, за обедом в ресторане "Баку"...
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
МЕСТЬ (1990-1994 годы)
56. ХЛОПОТЫ В КАЗЕННОМ ДОМЕ
Несмотря на то что рейсовый самолет преодолевает расстояние между Москвой и Ленинградом за час, а почтовый поезд - за одну ночь, уголовное дело Тизенгауза возвратилось в суд первой инстанции только через месяц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93