- И что же? - вяло полюбопытствовал Сергей, посасывая маслину.
- А то, что власть на комбинате переменилась. На приватизационном аукционе ребятки из ваучерных фондов гоношились, выпячиваясь друг перед дружкой, а контрольный пакет достался двум московским банкам. Оттого-то в совет директоров попали только ихние. Ни одного нашего там нету, а Тихон Ефимыч уже не генеральный, а исполнительный директор.
- Данилович, не морочь мне голову, - посмеиваясь, попросил Сергей. - Что из того, что генеральным избрали москвича Кизякова? Он же бывает в Старосельске наездами, не больше двух дней в месяц. А Тихон как сидел в директорском кабинете, так и сидит.
- Сидеть-то сидит, а прав у него с гулькин нос, - упрямо возразил Титов. Чует мое сердце, с Кизяковым мы еще наплачемся. Ты его видал?
- Нет.
- Он годков на десять моложе тебя. В технологии производства ни бум-бум, реактор от колонны не отличит, но по финансовой части дока, на ходу подметки режет, - вполголоса сообщил Титов, пугливо озираясь по сторонам. - Из комсомольцев-добровольцев. До перестройки, слышно, сшивался в ихнем ЦК ВЛКСМ, вроде бы инструктором. Банкирам недосуг заниматься нами, вот они и учредили трастовую шарашку, поставив туда Кизякова. Они ведь не один наш комбинат за гроши купили, а четыре или пять, точно не скажу.
- Мне-то от этого какая печаль?
- Константиныч, родной, зри в корень, - наставлял Титов. - На Ефимыча и на всех нас, комбинатских, москвичи положили хрен с прибором. Толкают, гады, наш аммиак на экспорт по 121 доллару за тонну, а комбинату перечисляют всего 92... Ей-ей, Кизяков быстро скумекает, что карбид - это большие бабки. А сам не скумекает, ему кто-нибудь из старосельцев подскажет. Говна на нашем комбинате - вагон и маленькая тележка.
Титов будто в воду глядел - не прошло и суток, как аварийно вышел из строя скребковый транспортер. Умельцы из электроцеха за 150 долларов наличными заменили сгоревший электромотор на новый, более мощный, но неприятности на этом не кончились - ровно через неделю, 12 сентября, цех без предупреждения обесточили. Сергей немедленно связался с Тихоном Ефимовичем, требуя восстановить электроснабжение, но исполнительный директор признался в собственном бессилии: команда на отключение поступила к главному энергетику из Москвы, лично от Кизякова, а поскольку генеральный директор обещал быть в Старосельске завтра к обеду, Сергею Константиновичу есть резон записаться к нему на прием, чтобы раз и навсегда выяснить отношения.
Сергей не сомневался, что чванливый москвич захочет поважничать и даст аудиенцию далеко не сразу, но ошибся - в середине дня секретарша Тихона Ефимовича позвонила в карбидный цех и пригласила его в зал заседаний на встречу с господином Кизяковым.
В приемной, рядом с дверью зала заседаний, восседал на стуле мускулистый хмырь, чистивший ногти лезвием стилета. Пока Сергей вглядывался в его сытую харю с перебитой, вдавленной внутрь переносицей и вывороченными ноздрями, секретарша что-то промурлыкала в трубку и обратилась к Сергею:
- Проходите, Игорь Ростиславович ждет вас. Войдя в зал заседаний, Сергей крайне удивился. Ориентируясь на реплики Титова, он полагал, что увидит типичного аппаратчика из молодых, с нагловатой ухмылкой на простецкой роже, а перед ним оказался рафинированный интеллигент, чья внешность скорее подошла бы не бизнесмену из новых русских, а гастролирующему скрипачу или пианисту. Среднего роста, худощавый, с тонким одухотворенным лицом и светлыми, кольцами вьющимися волосами. Кизяков выглядел безукоризненно - серая двойка, голубая сорочка, бордовый галстук и вишневого цвета полуботинки с рантом были, без сомнения, приобретены у лучших модельеров Франции и Италии.
- Сергей Константинович! - Кизяков вышел из-за стола и шагнул к двери. Вот вы какой!
- Какой?
В тоне Сергея против его воли проскользнуло все то же удивление - ко всем работникам химкомбината Кизяков обращался только на "ты", а его почему-то выделил из общего ряда.
- О вас, не сговариваясь, все здесь отзываются как о сильной личности, - с улыбкой сказал Кизяков, пожимая ему руку. - Называют "торпедой". Лестное сравнение, а?
- Впервые слышу.
- Скромность украшает человека, - заметил Кизяков, усаживаясь за длинный стол и жестом предлагая Сергею занять место напротив. - Что же вас привело ко мне?
- Безобразия, которые творятся по вашему указанию, - вперившись в карие с поволокой глаза Кизякова, жестко произнес Сергей. - Мы только-только запустили рожденное в муках карбидное производство, а вы нас обесточили.
- Олл-райт, - не переставая улыбаться, подтвердил Кизяков. - С какой стати комбинат должен за мой счет снабжать вас энергоносителями?
- Мы же совместно создавали "Старосельский карбид". Вот учредительный протокол и дополнение к нему, вот наш устав. - Сергей достал документы из кейса и выложил на стол.
- Олл-райт, - повторил Кизяков. - Я, как и вы, не новичок в бизнесе. У вас есть хозяйственный договор на аренду помещений и обеспечение всеми видами энергии?
- В период реконструкции цеха в хозяйственном договоре не было необходимости, а теперь... - начал Сергей.
- Момент! - остановил его Кизяков.- В ваших документах изложены только общие принципы, а конкретика, на основании которой производятся текущие взаиморасчеты между юридическими лицами, содержится в хоздоговорах, отражающих действующие цены в реальном времени. Сперва заключим договор, а затем откроем вам зеленую улицу, о'кей?
Сергей похолодел. Закрутившись в предпусковой сутолоке, он совершенно упустил из виду, что следовало оформить арендный договор с Тихоном Ефимовичем, пока тот был в силе. Что же делать? Ведь, образно выражаясь, поезд ушел.
- Сколько вы хотите? - хмурясь, осведомился он.
- Это деловой разговор, - смягчился Кизяков. - Во что вы оцениваете ваш карбидный бизнес?
Такая постановка вопроса решительно не устраивала Сергея. Вместе с тем он сознавал, что ссылка на коммерческую тайну прозвучит глупо - химкомбинат в качестве законного совладельца обладал правом доступа к любой закрытой информации.
- Покамест трудно сказать, - помолчав, уклончиво ответил Сергей. - Мы только начали продавать карбид, а делить шкуру неубитого медведя...
- К чему темнить? Мои эксперты все давно подсчитали. Годовая прибыль "Старосельского карбида" после уплаты налогов составит примерно полмиллиона долларов. Плюс-минус 5%. Будем отталкиваться от этой цифры.
- Попробуем, - нехотя согласился Сергей, пораженный точностью сведений, которыми располагал Кизяков.
- Тогда аренда помещений вместе с платой за пользование инженерными коммуникациями моего комбината обойдется вам в 400 тысяч, о'кей?
- Это грабеж средь бела дня! - с гневом выпалил Сергей и сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев.
- Это - бизнес, - мягко поправил Кизяков.
- Вы что, хотите, чтобы я уподобился тому еврею, который покупал яйца по рублю десяток, варил, продавал по гривеннику штука, но имел бульон и был при деле?
- Сравнение образное, но с перехлестом. - Кизяков усмехнулся. - Кроме зарплаты, вы будете иметь дивиденды, по 3 тысячи долларов ежемесячно. Разве это бульон от крутых яиц?
- Что же получается? Четыре года я как проклятый дни и ночи ишачил, чтобы вырастить плодоносящее дерево, а когда созрел урожай, пришли вы с корзинами и берете меня за горло? Веселенькие дела!
- Олл-райт! Кто же мешал вам вовремя позаботиться о своих интересах? На ошибках учатся. Не принимайте близко к сердцу, Сергей Константинович, на этом жизнь не кончается. В следующий раз вы обязательно разбогатеете.
- Хотелось бы знать, где вы ума набрались, юноша? - прищурившись, спросил Сергей.
- В Академии общественных наук при ЦК КПСС, - самым любезным тоном ответил Кизяков.
- Оно и видно!.. Если бы у меня на руках имелся подписанный договор аренды, вы, надо думать, придрались бы к чему-то другому?
- Олл-райт. Только вы напрасно злитесь. Сильные люди должны смотреть правде в глаза. Мы купили химкомбинат, чтобы привнести сюда дух...
- Вы привнесли сюда только дух французского одеколона! - перебил Сергей. Спекулируете аммиаком, без зазрения совести обирая здешних работяг, а пользы от вас - как от козла молока!
Кизяков негромко рассмеялся.
- С вами не соскучишься... Давайте работать дружно, не пожалеете. Будем платить вам как председателю правления "Старосельского карбида" 2 тысячи долларов в месяц, не считая дивидендов. Ваш друг Шапиро столько не потянет, о'кей?
Сергей закурил. Упоминание Давида подействовало на него угнетающе, подсказав, что Кизяков собрал исчерпывающую информацию и наверняка знает о его катастрофическом положении.
- Не хотите работать со мной - могу предложить на ваше усмотрение другой вариант, - продолжил Кизяков. - Мои эксперты оценили ваши капиталовложения в 84 тысячи долларов. Для ровного счета я дам вам 85 тысяч, и тогда разойдемся мирно, как в море корабли, о'кей?
Сергей промолчал, глядя в окно.
- Мне понравилось сравнение с яйцами. Я тоже использую для примера яйца, только не куриные, а ваши. Смотрите, - Кизяков вытянул вверх левую руку, блеснув золотым "Ролексом" на запястье. - Я держу вас за яйца. Сожму, - он медленно сложил музыкальные пальцы в кулак, - и вам станет больно. Я понятно выразился?
Сергей снова ничего не ответил.
- О чем задумался, детина? - шутливо поинтересовался Кизяков.
- На днях купил пару гранат "Ф-1". Прикидываю, где бы их испытать. Не подскажете?
- Подскажу, почему бы нет. В прошлый приезд меня возили пострелять уток, и западнее Старосельска, километрах в тридцати, я видел заброшенный известковый карьер. Может быть, там?
- Может быть.
Кизяков посмотрел на часы, погасил улыбку и встал.
- Даю вам на размышления неделю, время не ждет. А чтобы вы не питали иллюзий, карбидный цех мы опечатаем...
На следующее утро, собираясь в Санкт-Петербург, Сергей у себя в люксе гостиницы "Химик" складывал вещи в дорожную сумку. У стола, опустив подбородок на сцепленные кисти рук, замер пригорюнившийся Титов.
- Константиныч, у тебя, гляжу, водка осталась, - нарушил молчание Титов. Недопитая бутылка - плохая примета.
- Допей.
Титов наполнил граненый стакан, выпил одним духом и, занюхав водку черствым хлебом, сказал с теплом в голосе:
- Эх, хорошо прошла!
- У тебя плохо не проходит, - проворчал Сергей.
- Ехай в Питер, обмозгуй там, как ловчей справиться с Кизяковым, - бодро заговорил Титов.
- Как ни крути, а придется брать говноеда на абордаж, - озабоченно произнес Сергей. - Другого выхода нет.
- Дерзай, Константиныч, покалечь злыдня, - загорелся Титов.- Бог тебя простит! Он, ей-ей, заслужил.
- Ты меня знаешь, я порядочный человек, мне чужого не нужно, - продолжал Сергей, обращаясь не столько к Титову, сколько к себе самому. - Мой принцип живи и давай жить другим. Но когда меня по-бандитски берут за горло, я ни перед чем не остановлюсь.
- А то! - поддержал Титов, в волнении раздавив недокуренную сигарету. - И я в точности такой же! Скажи, Константиныч, что от меня требуется, - все исполню!
Сергей поднялся и покровительственно похлопал Титова по плечу.
- Проводи меня до машины - вот и все, что от тебя требуется, пень ты старый!
Внизу, усаживаясь в "мерседес", Сергей напоследок велел Титову в следующий понедельник поточнее разузнать время приезда Кизякова в Старосельск и лаконично, без комментариев, передать эти сведения в "Холис". При этом Сергей подчеркнул, что Титов должен звонить к нему в Питер не со служебного телефона, а с почты, по автомату.
Пожилая горничная, обслуживавшая третий этаж гостиницы "Химик", слыла чистюлей, каких теперь раз-два и обчелся. После отъезда Сергея она битый час наводила лоск в освободившемся люксе и со свойственной ей дотошностью насухо протерла суконкой не только наружную, но и внутреннюю поверхность стола и стульев. Нынешние постояльцы, ни дна им, ни покрышки, имели обыкновение ковыряться в носу, пальцами прилепляя сопли к низу мебели, что она приравнивала к святотатству. На сей раз вместо засохших соплей горничная выдрала из-под стола непонятную фитюльку, повертела ее в руках и со словами: "Чтоб вам пусто было, охальникам!" - выбросила ее в мусорное ведро.
Горничной было невдомек, что ей попался высокочувствительный микрофон с автономным источником питания. Но свою роль микрофон уже выполнил: вечером, по пути в Москву, охранник с вдавленным носом прокрутил на магнитофоне разговор Сергея с Титовым и получил недвусмысленные указания от Кизякова.
77. ЗАТВОРНИКИ
В сентябре Добрынин запоздало сожалел, что не уехал из Комарова сразу же после похищения. Говоря Вороновскому, что будет рядом с ним до конца, Добрынин надеялся принести пользу, отвлечь его от горестных дум, согреть дружеским теплом и вниманием, которых нелепо ждать от кагэбэшников, работавших по найму. Однако благим намерениям Аристарха Ивановича не суждено было сбыться. Не то чтобы Вороновский тяготился его соседством, вовсе нет, - Виктор нисколько в нем не нуждался, умозрительно погрузившись в некий ирреальный мир.
Вот уже третью неделю Вороновский не выходил из библиотеки, куда беспрепятственно допускался только пес Яков. Когда бы Добрынин ни проходил мимо, ранним ли утром, в обеденное время либо далеко за полночь, оттуда доносились органные мелодии Баха, сонаты Бетховена, "Реквием" Моцарта и духовные песнопения. Впрочем, то ли 7, то ли 8 сентября из библиотеки зазвучали джазовые импровизации Чарльза Паркера, непревзойденного саксофониста середины века. Но по тональности импровизации Паркера мало отличались от минорных сочинений великих мастеров прошлого и не свидетельствовали о том, что Вороновский пытается переломить себя. Именно в тот день, вслушиваясь в заунывные переливы саксофона, Добрынин сказал Ларисе, что музыка, помимо всего прочего, выполняет функцию добавочного барьера, возведенного Виктором, чтобы надежнее отгородиться от окружающих.
Вход в библиотеку Добрынину не был заказан, он наведывался туда ежедневно, но подолгу никогда не задерживался. На Виктора нельзя было смотреть без содрогания - краше в гроб кладут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93