- Бросьте валять ваньку! - внезапно сменил тон Затуловский. - Вам ли не знать вашего подельца, обаятельнейшего Виктора Александровича?
- Вы что, охренели? - Сергей отпрянул. - Она же ненавидит его лютой ненавистью!
- От любви до ненависти один шаг, - невозмутимо сказал Затуловский. - Шаг туда, шаг обратно...
- Не верю!
- Назовите хотя бы один случай, когда я ввел вас в заблуждение.
Не находя слов, Сергей опустил голову, почувствовав себя так, будто на него вылили ушат помоев.
- Учтите, Вороновский перед вами в долгу... Пользуется вашей женой и все еще не рассчитался за старое. Он же ни дня не сидел в колонии.
- То есть как?
- Виктор Александрович любит комфорт, покой, изысканную кухню. А в колониях для зеков не готовят кавказских блюд на заказ, баня - раз в неделю, с мылом - проблемы, и на нарах жестковато. Припоминаете?
Сергей машинально закурил.
- Вороновскому нечего делать за решеткой. Эту возможность он целиком и полностью предоставлял таким простакам, как вы, Сергей Константинович.
- Обождите... - Сергей помотал головой. - У меня никак не укладывается в мозгу, что Вороновский...
- Холмогоров, не будьте идиотом, - жестко перебил его Затуловский. - Ваш Виктор Александрович - натуральный провокатор из КГБ, а вы - не первый, кого он угостил тюремной баландой. Именно поэтому он даст отступное и за старое, и за Елену Георгиевну.
- Да я... - Ощутив ком в горле, Сергей закашлялся. - Да я лучше сдохну под забором, чем воспользуюсь подачкой Вороновского, будь он трижды проклят!
- Вам виднее. Я счел нужным подсказать вам выход на крайний случай, а брать или не брать деньги у вашего подельца - решайте сами. - Затуловский выразительно посмотрел на часы. - У меня все. А у вас?
Сергей поднялся и, не прощаясь, вышел за дверь.
73. ИЗЯЩНАЯ СЛОВЕСНОСТЬ
Осенью 1991 года вышел из печати сборник статей и очерков Добрынина "Не в ладах с законом", после чего он распрощался с публицистикой. То, с чем Аристарх Иванович так вдохновенно боролся - лицемерная власть КПСС и равенство в нищете, - развеялось в пыль, став достоянием истории, и теперь его читатели сделались свободными, как мухи в полете. Однако, к их вящему удивлению, ни Америка, ни Европа не изъявили желания брать на иждивение многострадальную Россию, заработную плату начали выплачивать с опозданием, ее размеры не позволяли людям сводить концы с концами, а первые шаги того, что не без авторского сарказма назвали рыночными реформами, навели на жуткие подозрения: неужели великую державу с арсеналом атомного оружия и стопятидесятимиллионным населением, не по своей вине разучившимся продуктивно работать, пустили плыть по воле волн? Поскольку уверенность в завтрашнем дне не прихоть, а объективная потребность всякой здоровой личности, сакраментальные для россиян вопросы "кто виноват" и "что делать" естественно поменялись местами. А внятно вразумить читателей, как быть и куда податься в поисках хлеба с маслом, Добрынин и другие гранды гласности не могли, потому что сами внезапно очутились перед разбитым корытом: рост цен на бумагу и полиграфические услуги поставил печатные органы на грань разорения, а авторские гонорары приобрели чисто символический характер - за проблемную публикацию площадью в газетную полосу можно было на выбор купить либо два пакета молока, либо пачку сметаны.
Не от хорошей жизни Добрынин в качестве литературного консультанта пару лет подвизался на задворках у заокеанских киношников и телевизионщиков, но всплеск интереса к российской тематике в США оказался непродолжительным, а зрительский спрос на фильмы и телепередачи о России к 1994 году упал чуть ли не до нулевой отметки. Своеобразный они народ, совсем на нас непохожий, размышлял Добрынин, без сожаления расставаясь с американцами. Живут в ограниченном, изначально прагматическом мирке, и все, что происходит на земном шаре не под звездно-полосатым флагом, занимает их лишь постольку-поскольку, В итоге, поставив точку на двухлетнем сотрудничестве, он позволил себе не работать по найму и взяться за роман.
Сюжетная канва исподволь сложилась у него в мозгу, замысел казался увлекательным, а душа истосковалась по настоящей работе. Словом, за малым дело стало - для создания параллельного мира романных судеб и образов жизнелюбивому Аристарху Ивановичу надлежало отрешиться от окружающей действительности, залечь на дно, подальше от житейских соблазнов, и свести к минимуму бытовые заботы. Поэтому он на ура воспринял предложение Вороновского переселиться в Комарово, где сможет жить на всем готовом.
- Видит Бог, это находка, но, старик, совестно быть тебе в тягость, - из приличия вымолвил Добрынин, со зверским аппетитом уплетая нежнейшего омара под майонезом и лимонным соком в ресторане московского отеля "Балчуг-Кемпински", куда Вороновский пригласил его на ужин.
- Заруби себе на носу - меня ты нисколько не обременишь, - возразил Вороновский. - Дом все равно пустует, а затраты я как-нибудь выдержу, не зачахну... Позволь пожелать тебе творческой удачи. Прозит!
Выпив, Добрынин бросил взгляд на опустевшую тарелку и спросил виноватым тоном:
- Вить, ты не против, если я прикончу омара? Не могу без содрогания смотреть на его мертвое тело.
- Сделай одолжение... В Комарово, не обессудь, особых изысков тебе не подадут, но накормят досыта, обстирают и не будут отвлекать празднословием. Лариса ежедневно готовит еду для персонала и, смею надеяться, ни в чем не уступит поварам из Дома творчества в Переделкине.
- Не напоминай про Переделкино, - взмолился Добрынин, с полузакрытыми глазами наслаждаясь омаром. - Я по горло сыт тамошними зразами, отварной свеклой и писательскими сварами.
- В будние дни пиши, а в уик-энд отвлекайся от трудов праведных за рюмкой коньяка у Иосифа Прекрасного, - добродушно рассуждал Вороновский. - Или для разнообразия съезди в Питер, пообщайся с Тизенгаузами.
- Неловко мне перед Андрюхой, - признался Добрынин, переключаясь с омара на малосольную лососину. - А Марина - та вообще волком смотрит. Обещанную Горбачевой квартиру им ведь так и не дали.
- У коммунистов слова неизменно расходились с делами, - философски заметил Вороновский. - На расплату они жидковаты, их конек - обещания.
- Где ты так загорел? - полюбопытствовал Добрынин, с завистью поглядывая на свежее, холеное лицо Вороновского. - По тебе не скажешь, что на дворе зима.
- В Мехико.
- Каким ветром тебя туда занесло?
- Хороший вопрос! - Вороновский улыбнулся.- Берлинские финансисты подбили сыграть на понижение мексиканской валюты. Вот я и совместил приятное с полезным.
- Вить, почему ты не ведешь дел с Россией? - Добрынин перестал жевать и ногтем поскреб бородку. - У нас ушлые люди загребают деньгу лопатой, а ты брезгуешь, прилетаешь сюда раз в год, да и то на сутки-двое. В чем причина?
- Видишь ли, Арик, здесь бизнес в основном построен на том, кто кого облапошит: партнер тебя или ты - партнера. Вдобавок, насколько я знаю, приходится постоянно лавировать между Сциллой и Харибдой - власти предержащие и криминальные структуры наперебой норовят запустить лапу в твой карман, морщась, объяснил Вороновский. - А мне в пятьдесят семь лет все это ни к чему, с меня хватит.
- Ты ни на грош не веришь в реформаторские устремления наших правителей?
- В сказке про Красную Шапочку, если мне не изменяет память. Серый Волк умело притворялся бабушкой. Надо ли растолковывать тебе, писателю, зачем он это делал? - Вороновский негромко рассмеялся и поднял рюмку. - Прозит!
Добрынин выпил рюмку холодной водки "Абсолют", закусил в меру горячим жюльеном из дичи и прочувствованно сказал:
- Витя, солнце, ты истинный друг!.. Завтра же складываю переметную суму, беру в охапку пишущую машинку и на "Стреле" отчаливаю в Питер!
- Милости прошу. Я распоряжусь, чтобы тебя встретили на Московском вокзале. И вот еще что... - Вороновский поднял вверх палец, призывая ко вниманию. - Не сочти за труд выгуливать моего Якова. Бедный пес, должно быть, извелся от тоски по хозяевам. Будь любезен, позаботься о нем, прояви ласку. Я могу на тебя рассчитывать?
- За кого ты меня принимаешь? Попасу твоего Яшу, будь спокоен. Чего ты не перевез его в Германию?
- Мы же не сидим на месте. А путешествовать с собакой - немыслимое дело, сплошная морока, - ответил Вороновский, снова наполняя рюмки. - В прошлом году я так и не сумел вырваться на отдых в Комарове, а этим летом, где-нибудь ближе к июлю, мы с Еленой непременно приедем на пару месяцев, составим компанию тебе и Якову. Выпьем за меньших братьев. Они хоть и бессловесные, но верные до гроба. Прозит!..
Добрынин приехал в Комарове 12 марта, занял одну из гостевых комнат и без раскачки начал работу над сатирическим романом "Культурный досуг" с эскизных набросков отдельных сцен и эпизодов.
Завершив подготовительный период, он потратил еще несколько недель на то, чтобы соблюсти пропорции между реальностью и причудливой фантасмагорией, а ближе к середине мая, отталкиваясь от набросков и документального материала из архива Мосгорсуда, приступил к ритмичной работе, ежедневно выдавая на-гора по шесть страниц машинописного текста. Теперь он придерживался строгого распорядка дня: вставал в восемь утра, после завтрака усаживался за стол и ручкой писал черновики, в четырнадцать часов обедал и уходил с Яковом на прогулку вдоль Приморского шоссе, с шестнадцати до девятнадцати часов набело перепечатывал написанное накануне, после ужина два с половиной часа слонялся по Комарову, снова выгуливая Якова, а в десять вечера, позевывая, укладывался спать.
Как и обещал Вороновский, стряпня Ларисы пришлась Добрынину по вкусу. Столовался он в новом здании охраны, два года назад построенном между гаражом и сторожкой. Алексей Алексеевич по-прежнему жил в сторожке с немецкой овчаркой по кличке Бакс, шофер Володя поселился на втором этаже нового здания, а весь первый этаж, не считая кухни, отвели под караульное помещение, где перед шестью телемониторами круглосуточно дежурил сменный охранник с автоматом АК-74. Так что, включая Ларису, за стол обычно садились вчетвером, что в какой-то мере скрашивало одиночество Добрынина. Правда, сотрапезники в его присутствии предпочитали помалкивать, на что он ничуть не обижался кагэбэшники, что с них возьмешь? Когда его одолевала потребность в застольном разговоре, он шел на дачу к Крестовоздвиженским, однако не злоупотреблял их гостеприимством: обильные возлияния мешали работе, да и Ирина Борисовна особо не жаловала Добрынина, как, кстати, и жены других его приятелей, неодобрительно смотревшие на старого холостяка. Впрочем, его это не огорчало каждый волен жить по своим канонам, на всех не угодишь.
К июлю, поджидая Вороновского, он закончил одиннадцать глав романа, но тут зачастили дожди, похолодало, и Вороновский отсрочил приезд на месяц, появившись в Комарово со всем семейством только в начале августа. Жизнь в доме над обрывом моментально забила ключом, прием следовал за приемом, однако Добрынин устоял - в застолье пил не больше трех рюмок, не обжирался до изнеможения и день за днем продолжал писать, не снижая установленной нормы.
Без ущерба для романа он дважды в неделю после обеда отправлялся вдвоем с Вороновским за грибами. Елена и Саша не разделяли этого увлечения, что вполне устраивало Добрынина - наедине ему было удобнее говорить с Виктором о сюжетных коллизиях "Культурного досуга".
В четверг, 25 августа, они на "волге" приехали к Пухтоловой горе и, вооружившись острыми ножами, приступили к сбору шампиньонов. Впереди рыскал Яков, метавшийся среди папоротников, за ним в десятке метров друг от друга медленно двигались Вороновский и Добрынин, а в отдалении, не упуская их из виду, следовал новый охранник Валерий с пистолетом Стечкина под ветровкой.
Спину припекало солнце, от мшистой земли, после ночного ливня напитавшейся влагой, поднимались невидимые глазу испарения, а Вороновский, словно в издевку, выбрал настолько трудный маршрут вверх и вниз по сопкам, что часа через полтора Добрынина разморило. С него сошло семь потов, прежде чем, сполна набрав корзину, он на последнем дыхании приплелся к промежуточному финишу. Обычно они делали два захода в лес, доводя валовой сбор до четырех корзин, но сейчас, жадно припав к горлышку двухлитровой пластиковой бутыли с "Боржоми", Аристарх Иванович чувствовал себя загнанной лошадью и сомневался в том, что выдержит еще один перегон.
- Уфф! - Оторвавшись от бутыли, он перевел дух, стащил с себя насквозь мокрую футболку и вылил на голову остаток "Боржоми".
- Перешел к водным процедурам? - насмешливо осведомился Вороновский, перекладывавший собранные шампиньоны в багажник "волги". - Арик, дорогой, напрасно ты не следишь за собой. Вон какое отрастил брюхо, жуть. Повышай нагрузки, обжора, не то, помяни мое слово, свалишься с инфарктом.
- Типун тебе на язык!
- Сколько лет твержу - не ешь тортов и пирожных, а тебе хоть бы хны.
- Душно, - пожаловался Добрынин, прихлопнув слепня, впившегося в предплечье. - К ночи, видно, опять грянет гроза... Нет в тебе сочувствия, Вить, черт тебя дери. Человек любит заварной крем, а ты...
Вороновский поднял голову и из-под длинного козырька ковбойской шапочки взглянул на небо. Он не ощущал усталости, а его белая майка со следами паутины и прицепившимися сосновыми иглами спереди была совершенно сухой. Только на спине, между лопатками, сужаясь книзу, темнело треугольное пятно пота.
- Позволю себе не согласиться, грозой, по-моему, не пахнет, - сказал он, переводя взгляд на Добрынина. - Ну как, готов к труду и обороне?
- Не гони картину, дай остынуть... Вить, ты прочитал первую часть моего опуса? - Вороновский кивнул.
- Каково же твое впечатление?
- Не скрою, смеялся до слез.
- А что скажешь про недостатки?
- Напрасно ты, Арик, так смакуешь постельные баталии, - досадливо поморщившись, сказал Вороновский.
- Это ты зря, - возразил Добрынин. - Такие мастеровитые бестселлерщики, как Сидни Шелдон и Гарольд Роббинс, сплошь и рядом используют метафоры вроде цилиндра с поршнем или болта с гайкой, а в "Культурном досуге" ничего похожего нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93