.. За норковую шубку я бы продалась в рабство! Еленочка Георгиевна, у вас на примете нет желающих? Ведь правда, что в Европе мода на русских девушек?
- Я не слежу за модой.
- Вы? Ни в жизнь не поверю! - Горящий взор Лары снова скользнул по комнате и задержался на свертке. - А это кому? Неужто мне?
- Елена Георгиевна привезла подарок для дочери Марины Васильевны, хмурясь, вмешался Тизенгауз.
- А-а, - огорченно протянула Лара. - Везет же некоторым.
- Мне пора, - сказала Лена, целуя Марину в щеку. - Я тебе позвоню.
Лара без энтузиазма рассталась с шубкой и спросила:
- Еленочка Георгиевна, можно я провожу вас на улицу?
- Проводи, если тебе так хочется.
Распрощавшись с Тизенгаузом, который вышел покурить на лестницу, Лена пешком спустилась вниз в сопровождении ни на минуту не умолкавшей Лары.
- Я не глупей Лерки, тоже пошла бы торговать жвачкой, да боязно, - трещала та, забегая вперед и льстиво заглядывая в глаза Лены. - А вдруг коммуняки обратно захватят власть?
- Не захватят. А если бы и захватили - тебе-то что?
- Могут посадить. Еленочка Георгиевна, у вас в Париже есть прислуга?
- Я живу не в Париже, а в Берлине.
- Все равно. Так есть или нету?
- У нас служит пожилая немка, фрау Борзиг.
- Много вы ей платите?
- Тысячу семьсот марок в месяц, - ответила Лена. - А что?
- Сколько будет в долларах?
- Примерно тысяча.
- Еленочка Георгиевна, возьмите лучше меня, - взмолилась Лара. - На ваших харчах я пойду за пятьсот. Мыть полы, чистить обувь - никакой черной работой не побрезгую. А по утрам буду подавать вам кофе в койку. Возьмете?
- Лара, зачем тебе идти в прислуги?
- Охота пожить по-человечески! - Лене стало не по себе. Остановившись, она достала из сумочки сто марок и вложила купюру в ладонь Лары:
- Купи себе что-нибудь... - На улице Лена, не оборачиваясь, села в "волгу", а Лара высунулась из подъезда и громко крикнула ей вслед:
- Еленочка Георгиевна, приезжайте почаще!
По пути в Комарове Лена вспомнила слова Вороновского и сказала себе, что он прав. Никогда и никуда не следует возвращаться из сентиментальных побуждений...
В Комарово Лену атаковал эрдельтерьер Яков. Заросший за зиму, он, беспрестанно виляя обрубком хвоста, прыгал на нее до тех пор, пока не опрокинул на диван и не облизал с головы до ног. Весь вечер пес не отходил от Лены, в знак любви переворачиваясь кверху брюхом, а ночью вполглаза дремал возле кровати, оберегая ее сон.
За ночь подморозило, и, когда Лена шла от автостоянки до Всеволожской церкви на Сергиевской улице, под каблучками сухо похрустывал ледок. В пяти метрах за нею с венком из белых гвоздик следовали Алексей Алексеевич и Володя, явно получившие задание не отпускать ее ни на шаг.
Без десяти минут одиннадцать в полутемной церкви у гроба Зинаиды Афанасьевны сгрудились одни старухи в черном, неслышно шептавшие молитвы. Лена зажгла дюжину свечек перед иконами и всю панихиду простояла не шелохнувшись, вглядываясь в восковые черты усопшей. Она издавна чтила своенравную Зинаиду Афанасьевну, бывшую матриархальным стержнем холмогоровской семьи, и сейчас, отдавая последний долг, думала о том, что покойница заслужила царствие небесное, о чем, вторя священнику, хором твердили дьякон и певчие, на разные голоса выводившие: "Со святыми упокой..." Требовательная ко всем независимо от степени родства, Зинаида Афанасьевна умела прощать непростительное и в то же самое время безвозвратно отлучала от сердца тех, кого называла нелюдью. Так, пулей вылетела из семейной обоймы взбалмошная Наталья Николаевна, ее настоящая невестка и настоящая свекровь Лены. Но стоило Лене незадолго до родов переселиться во Всеволожск, как старуха в тот же день ласково назвала ее "невестушка", что обе сочли в порядке вещей: быстро менявшиеся жены Вениамина Ивановича Холмогорова в счет не шли, Наталья Николаевна как бы вовсе не существовала, так что у Зинаиды Афанасьевны не было другой невестки, равно как у Лены - другой свекрови. Именно поэтому, заказывая венок, Лена попросила Алексея Алексеевича, чтобы на ленте написали: "Незабвенной свекрови от любящей невестки". Лена хотела было добавить "и внука", но удержалась, дабы не вносить еще большей терминологической путаницы - ведь ее сын был не внуком, а правнуком Зинаиды Афанасьевны.
Позднее, перед выносом, Лена осмотрелась. Неподалеку от нее, рядом с насупившимся, наполовину поседевшим Сергеем, плакал пьяненький Вениамин Иванович, с другой стороны, поглядывая на Сергея снизу вверх, стоял щуплый, похожий на подростка Додик Шапиро, а из-за плеча Сергея на нее давящим взглядом смотрел косоглазый человек с чертами Пушкина. Лена поймала себя на мысли, что раньше определенно видела косоглазого, но прошло не меньше минуты, прежде чем она вспомнила, где с ним встречалась. Рука Лены машинально потянулась к горлу - это был капитан Затуловский, дважды вызывавший ее на допрос в Следственное управление ГУВД и ознакомивший с исповедью Сергея в синей тетради. А бок о бок с Затуловским, поблескивая металлической оправой очков, стоял вихрастый блондин, в котором Лена сразу же узнала оперуполномоченного УБХСС, выступавшего свидетелем по делу Тизенгауза. Все верно - с кем поведешься, от того и наберешься.
На густо поросшем соснами чистеньком кладбище в Мельничном Ручье гроб с телом усопшей опустили в могилу, вырытую между надгробиями ее мужа и сына. Лена одной из первых бросила вниз горсть песчаной земли, подождала, пока могильщики утрамбовали холмик, водрузив деревянный крест с табличкой "Холмогорова Зинаида Афанасьевна (1908-1993)", и, понурившись, медленно пошла к выходу. У ограды ее догнал Сергей.
- Бабушка велела передать... - Он протянул Лене потертую коробочку из красного сафьяна.
Лена открыла коробочку, и ее глаза увлажнились. Внутри лежали все драгоценности свекрови - девичье колечко с мертвой бирюзой, жениховский подарок Ивана Емельяновича, и золотая цепочка с нательным крестиком.
- Перед смертью сильно горевала, что не простилась с тобой и с Сашком, глухо проговорил Сергей и, помолчав, спросил: - Ну, как там мой сын?
- Саша пишет тебе?
- Дважды в месяц.
- Тогда ты в курсе дела... Прощай!
- Обожди. Ты что, не считаешь нужным помянуть бабушку? Это же не по-русски. - Сергей нахмурился. - Зайди, уважь православный обычай. За столом хватит места и для твоих телохранителей...
С кладбища Лена заехала в дом на Константиновской вовсе не потому, что поддалась увещеваниям Сергея. Садясь в "волгу", чтобы вернуться в Комарово, она вдруг всем сердцем ощутила, что сафьяновая коробочка, помимо немудреного золота свекрови, таит в себе глубокий смысл: получив посмертный дар, она, Лена, становится духовной наследницей Зинаиды Афанасьевны. А символика дара в свою очередь навеяла грустные мысли о быстротечности жизни и том дне, когда она сама соберет такую же коробочку для собственной невестки.
За длинным поминальным столом на одном конце скучились старухи в черном, а на другом, под затянутой крепом фотографией Зинаиды Афанасьевны, расположились приятели Сергея, чье хозяйское место в торце пустовало. Лена бочком опустилась на стул между старухами и Давидом Шапиро.
- Леночка, какая честь! - обрадовался Шапиро. - Разреши налить тебе водочки? - Лена кивнула.
- Все разъезжаешь по европам? - Лена снова кивнула.
- А где Саша?
- В Кембридже, в частной школе Лейз.
- Не слабо! - Шапиро подмигнул сидевшему напротив морскому офицеру с нагрудной эмблемой подводника. - Серега как, подбрасывает тебе монету?
Вопрос был неприятен Лене, но Додик был здесь единственным, кого она по старой памяти считала близким человеком.
- Нет.
- Сколько ты платишь за обучение в Кембридже?
- Восемь тысяч фунтов в год.
- И Серега ни разу...
- Мы с сыном не нуждаемся в его деньгах, - перебила Лена.
- Нуждаетесь или не нуждаетесь, это второй вопрос. А ты мне ответь на первый.
- Ни разу за два последних года.
- Балбес он, вот что я тебе скажу, - рассерженно буркнул Шапиро. - Вгрохал больше ста тысяч баксов в дело, где конца-краю не видно, а на сыне, выходит, экономит.
- Додик, меня его дела не заботят.
- Я не слепой... Чем занимается твой муж? Нефтью?
- Деньгами.
- Банкир? - Шапиро оживился.
- Финансист.
Ответив Додику, Лена с досадой заметила, что косоглазый капитан Затуловский пристроился рядом с моряком и вслушивается в их разговор.
- Не слабо! - повторил Шапиро и собрался еще что-то спросить, но его отвлек крик в дверях.
Повернув голову, Лена увидела Вениамина Ивановича, в пьяном угаре рвавшегося за стол, и перекошенное лицо Сергея, тащившего дядюшку назад. А за ними, растерявшись, замерла рыжая бухгалтерша Цымбаревич, обеими руками державшая блюдо с высокой горкой блинов.
"Господи, куда я попала? - мелькнуло в голове у Лены. - Не хватает только старого педераста Коростовцева и шофера Потери, чтобы филерская шайка-лейка была в полном сборе!"
Еле-еле утихомирив разбушевавшегося родственника, которого на себе уволок в кухню блондин-оперуполномоченный, Сергей уселся за стол вместе с Цымбаревич и подал знак, что можно начинать. Без лишних слов выпили за помин души, после чего приятели Сергея навалились на закуски.
- Леночка, разреши подбросить тебе паюсной икорки, - предложил жующий Шапиро. - Она самопальная, но вкус - антик маре!
- Додик, ничего не хочу.
Лена пальцами положила в рот щепотку кутьи, виновато взглянула на фотографию свекрови и вышла из-за стола.
72. ПОИСКИ ВЫХОДА
Если в 1992 году взлеты у Холмогорова чередовались с провалами, то на следующий год он попал в полосу сплошного невезения. После успешной разборки в Красногорске все складывалось в пользу Сергея - директор Старосельского химкомбината согласился перекупить 15% акций, ранее принадлежавших "Пионеру", своевременно перечислил деньги за изготовление электрододержателей и оплачивал работы по монтажу оборудования и металлоконструкций, на бланке комбината выдав гарантию в течение пяти месяцев профинансировать оставшиеся затраты. А в феврале стройплощадка нежданно-негаданно обезлюдела, и только сторож в овчинном тулупе, постукивая валенком о валенок, маячил возле здания, чтобы лиходеи не разворовали дорогостоящую медь.
- Вы кто, люди или подонки? - взбеленившись, орал Сергей на Титова в гулкой пустоте бывшей компрессорной. - Я, дурак, доверился, а вы... Куда делись рабочие? Почему вы с директором, сукины дети, вторую неделю не перечисляете деньги в Ярославль за тензовесы? Чего молчишь, гад?
- Сергей Константиныч, ты даром прешь на меня, как шкаф. На мне вины нет, клянусь материнским прахом! - оправдывался Титов. - Оглянись вокруг - весь комбинат стоит мертвый, работяг хлеба лишили.
- Меня твой комбинат не печалит, - продолжал бушевать Сергей. - Мне важен карбид. Пусть дело шло медленнее, чем я хотел, но оно шло, день ото дня приближая пробную плавку. А что я вижу сегодня? Эх, зла на тебя не хватает!
- Остынь, Константиныч. Откуда взять деньги, когда счет арестован? Беда к нам пришла, горе горькое...
Слово за слово, с охами и вздохами, Титов поведал Сергею о том, к чему привела внеплановая проверка налоговой инспекции. Как с неба свалившиеся фискалы, не вникая в суть дела, состряпали акт и оштрафовали химкомбинат на 600 миллионов рублей за сокрытие прибыли и грубые нарушения в расчетах с госбюджетом. Между тем, по уверениям Титова, прибыль у них не утаивалась. Да, директор по распоряжению губернатора отпускал минеральные удобрения колхозам и совхозам Нечерноземья по цене ниже себестоимости, покрывая убытки на внутреннем рынке за счет экспортных поставок, но что ему оставалось делать останавливать производство, что ли? Ведь на селе нет денег, чтобы платить полную цену, а технологическая цепочка на комбинате не предусматривает хранения готовой продукции: удобрения затариваются в полиэтиленовые мешки и по транспортерной галерее поступают на погрузку в вагоны. И госбюджету урона не наносили, перечисляя положенное сразу же по получении денег из-за рубежа. Однако фискалы заявили, что комбинат обязан начислять прибыль не после, а до расчетов с иностранными контрагентами, в момент отправки вагонов с удобрениями в порт назначения, и отбыли восвояси чрезвычайно довольные собой - по инструкции 25% штрафных сумм предназначалось на материальное поощрение чиновников налогового ведомства.
- Веселенькие дела! Они что, хрен им в глотку, поголовно сошли с ума? холодея, воскликнул Сергей. - Складывается впечатление, что в Москве у всех крыша поехала...
- А то! - сокрушенно подтвердил Титов. - Это же надо - ни за понюх табаку весь комбинат накрыли дамским половым органом! Президент и Верховный Совет меряются друг с дружкой, кто над кем возьмет верх, а народное хозяйство скатывается в яму. При усатом вожде их бы в одночасье поставили к стенке за вредительство!
- Данилович, дорогой, подскажи, как мне выйти из положения? - в страхе взмолился Сергей. - Ведь я вложил сюда уйму бабок. Это же не хухры-мухры!
- Ехай в Питер, - посоветовал Титов. - Директор с губернатором неделю торчат в Москве, обивают пороги в правительстве. Ты один, а нас на комбинате как-никак три тыщи душ. Не может такого быть, чтобы с народом вовсе не посчитались.
- Сколько, по-твоему, продлится бардак?
- Кто их знает?.. Как что проклюнется, я мигом сообщу...
Прошли март, апрель и май, но никто так и не разрубил гордиев узел. А летом химкомбинат окончательно увяз в финансово-экономическом болоте очередное повышение тарифов на железнодорожные перевозки вкупе с ростом цен на электроэнергию и газ сделали экспорт минеральных удобрений нерентабельным.
Тогда, за неимением лучшего, Сергей попытался продать недостроенное производство карбида кальция местному коммерческому банку. Там сперва загорелись, но столь же быстро охладели, по-свойски растолковав Сергею, что нынче не резон вкладывать капитал в производство даже самой дефицитной продукции: покуда в стране неразбериха, нет ничего выгоднее, чем крутить деньги на коротких кредитах.
Отчаявшись найти покупателя, Сергей очутился перед дилеммой - либо бросить все к чертовой матери и смириться с разорением, либо на кабальных условиях брать ссуду в банке, чтобы запустить карбид и, ужавшись до предела, за год-другой рассчитаться с заимодавцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93