- Гложет меня страх, что однажды упаду в коридоре и не найду сил доползти до телефона, чтобы вызвать "неотложку". Участились у меня головокружения. Представляешь, умру я, а недели через две-три обнаружат мое тело в таком неприглядном состоянии, что...
- Феликс Васильевич!
- Нет-нет, ты дослушай. Смерти я не боюсь, с ней смирился, а этот страх беспрестанно бередит душу. Веришь?
- Чем я могу помочь?
- За твоей спиной, Сереженька, я позволил себе сговориться со старыми соседками и хочу переселиться туда, на Красную улицу. Буду делиться с ними продуктами, которыми ты меня обеспечиваешь, а они обещали приглядывать за мной, кормить, поить и прибираться в местах общего пользования.
- За чем же дело стало?
- За тобой. Ты не против поменяться?
- Смешной вопрос! Во сколько мне это обойдется?
- Квартира на Рубинштейна - холмогоровская, она по праву принадлежит тебе без всякой компенсации, - с достоинством ответил Боголепов. - А оплату обмена и переезда ты уж возьми на себя. Мне, пенсионеру, накладно будет рассчитываться с грузчиками, шоферами и прочими вымогателями. И еще бы хорошо... - Боголепов стыдливо осекся.
- Нет проблем, - заверил Сергей. - Вы, кажется, хотели еще что-то сказать?
- Похорони меня на Охте рядом с Наташенькой. За место я заплатил, ограду и памятник поставил, а зарыть меня в землю и нанять каменотеса, чтобы выбил на стеле мою фамилию с инициалами и датами жизни, дорого не встанет, вот увидишь. И, если не трудно, закажи по мне панихиду. Я русский человек и хочу, чтобы меня проводили в последний путь по православному обряду.
- Добро. Короче, за мной пожизненное снабжение продуктами, похороны с отпеванием и поминки с кутьей и блинами. - Сергей поднялся. - Я пойду?
- Иди, иди, Сереженька, не смею тебя задерживать, - обрадованно затараторил Боголепов, провожая Сергея к двери. - Не думал я, что придется затруднять тебя хлопотами. Ты уж извини. Как-никак Наташенька была моложе меня на четырнадцать лет, ей бы и хоронить ее покорного слугу. Я же не виноват, что больше некого просить...
Направляясь на проспект Космонавтов, где жили Зелитинкевичи, Сергей ликовал. Все складывалось как нельзя лучше: он задарма получит трехкомнатную квартиру в самом центре, совестливый отчим избавится от страха внезапной смерти, а обе соседки с Красной улицы, надо думать, придут в дикий восторг после возвращения братьев-разбойничков Аня, временно уступившая им свою квартиру, практически переселилась к Сергею и по ночам устраивала настолько душераздирающие кошачьи концерты, что несчастные старухи впали в отчаяние. И Давиду Шапиро подфартило: теперь квартира на бывшем Комендантском аэродроме достанется в приданое его дочке Злате. Словом, денек выдался, прямо скажем, на славу. А ведь сегодня 13 октября - "черная" пятница.
54. ЗАГАДКИ И ОТГАДКИ
Весть о том, что городская прокуратура признала все судебные решения по делу Тизенгауза незаконными, застала Марину и Лену в ЦНИИСЭ. Они под различными предлогами отпросились с работы, после чего, не чуя под собой ног, добежали до станции "Чернышевская" и поехали на Гражданку.
Застолье в холостяцкой квартире Тизенгауза разгорелось после полудня. Шампанское сразу ударило им в головы, но подействовало на каждого по-разному. Марина принялась строить планы триумфа и с сигаретой во рту рисовала радужные картины - как ее Андрюша нежданно-негаданно явится в ЦНИИСЭ, где его встретят гаденькими усмешками, как без единого слова выложит перед директором оправдательный вердикт, отчего недоброжелатели тотчас впадут в шок, как те, кто поверил нелепым милицейским вымыслам, запоют Лазаря, на все лады вымаливая прощение, и так далее. А Андрей Святославович, опьяневший сильнее женщин, сперва молчал, попеременно то хмурясь, то беззаботно улыбаясь, а через час, когда открыли вторую бутылку, провозгласил тост за своих спасителей, чья бескорыстная помощь вернула ему доброе имя. Говорил он заплетавшимся языком и настолько уклончиво, что Лена, искренне разделявшая его непомерную радость, поняла едва ли половину и вдобавок почувствовала болезненный укол обиды - раз уж ее позвали отпраздновать в узком кругу столь знаменательное событие, какой смысл темнить и чего-то недоговаривать? Из тоста она не без труда вычленила, что спасителей было трое - какой-то известный профессор-медик, не менее известный писатель из Москвы и еще кто-то третий, кому Тизенгауз, по его словам, безраздельно предан до гробовой доски, но не прозвучало ни одной фамилии или сколько-нибудь существенной подробности, так или иначе проясняющей загадку. К тому же, что особенно действовало Лене на нервы, Андрей Святославович, расточая комплименты неведомым ей благодетелям, поминутно переглядывался с Мариной, без сомнения знавшей, о ком шла речь. "Зайка, не обижайся, - шепнула ей на ухо Марина. - Скоро наступит день, когда мы познакомим тебя с этими замечательными людьми". Легко говорить "не обижайся", а каково сознавать, что тебе не доверяют? Неужели в ее присутствии Тизенгаузы все еще осторожничают из-за Сергея?
Впрочем, радость оказалась непродолжительной и, главное, преждевременной две недели спустя, 18 октября, Президиум Ленинградского городского суда единогласно отклонил надзорный протест прокурора города. Тизенгауз, у которого начало подергиваться веко, немедленно поставил в известность Вороновского, тот в свою очередь связался с Добрыниным, а Добрынин позвонил в Прокуратуру СССР. "Все по-прежнему на особом контроле, - сообщил ему старший помощник Генерального прокурора. - Дело вашего подопечного уже истребовано в Москву на предмет принесения протеста в Верховный суд Российской Федерации. Звоните, не стесняйтесь, мы будем вас информировать обо всех последующих решениях".
И снова потянулись долгие дни ожиданий. Андрей Святославович с утра до ночи расхаживал из угла в угол, выкуривая множество сигарет, а когда становилось совсем невмоготу, ездил в Комарово, где Вороновский угощал его бренди и с обычной доброжелательностью объяснял, что бюрократическая машина социалистической законности без обильной смазки не ускоряется и черепашьим шагом движется строго в заданном направлении. А в начале ноября и этот источник поддержки внезапно иссяк - как выразился Алексей Алексеевич в телефонном разговоре с Тизенгаузом, "хозяин убыл в загранкомандировку".
14 ноября 1989 года первый заместитель прокурора РСФСР подписал надзорный протест, о чем Тизенгауз услышал от Добрынина, а когда его будет рассматривать судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда России - этого, к сожалению, не знал ни Добрынин, ни те, кто его информировал.
Прошел еще месяц, прежде чем раздался междугородний звонок из Варшавы и в трубке зазвучал бодрый голос Вороновского:
- Рад вас приветствовать, Андрей Святославович! Как настроение?
- Хуже некуда, - выдавил из себя Тизенгауз.
- Сударь, вы, по-моему, отстали от жизни. Арик вам вчера не звонил?
- Нет.
- Тогда довожу до вашего сведения, что вчера, то бишь 15 декабря сего года, Верховный суд республики признал вас невиновным. И что особенно приятно - за отсутствием в ваших действиях состава преступления, а не за недоказанностью вины, как ранее предлагали перестраховщики из прокуратуры Ленинграда. Улавливаете разницу?
- Не поверю, пока не прочту собственными глазами.
- Эх вы, Фома неверующий! Зарубите себе на носу, что отныне вы чисты перед законом, как слеза младенца.
- Виктор Александрович, дорогой, поймите меня...
- Понимаю и обещаю лично вручить копию судебного определения, посмеиваясь, сказал Вороновский. - В понедельник мимоходом прилечу в столицу и непременно позабочусь о том, чтобы ваше дело побыстрее переслали обратно в Питер. Между прочим, с вас причитается!
- Я бы всей душой, но...
- Нудные ссылки на вашу некредитоспособность меня категорически не устраивают. Мы закатим пир горой в Комарово, куда вам и Марине Васильевне надлежит прибыть на весь следующий уик-энд. Я приглашу Арика Добрынина и Крестовоздвиженских, а вы не сочтите за труд привезти с собой Елену Холмогорову. Согласны?
- Само собой разумеется.
- По некоторым соображениям мне бы хотелось, чтобы Холмогорова до поры до времени оставалась в неведении по поводу того, кто я и с чем меня едят. Задача ясна?
- Вполне.
- Тогда желаю здравствовать!..
В субботу, 23 декабря, ровно в час пополудни Лена подошла к знакомому дому на улице Бутлерова, сгорая от любопытства. Еще бы, сегодня Тизенгаузы наконец-то познакомят ее с теми загадочными личностями, которые вызволили Андрея Святославовича из беды! Поскольку ее заблаговременно предупредили, что празднество в Комарово продлится до воскресенья, она накануне отвезла сына во Всеволожск, а сейчас у нее в руках были дорожная сумка и коробка с двухкилограммовым заказным тортом из ресторана "Нева".
У подъезда, пританцовывая на морозе, ее ждали принарядившаяся Марина и сиявший, как новый гривенник, Андрей Святославович в своем до боли знакомом кримпленовом пальто. Рваный картуз из нерпы он, к счастью, оставил дома, увенчав голову пестрым лыжным "гребешком", придававшим ему крайне легкомысленный вид. Рядом с ними пофыркивала белым дымком нарядная "волга", принадлежавшая, судя по номерным знакам, не частному лицу, а какому-то учреждению. Должно быть, хозяин комаровской дачи большая шишка, сказала себе Лена, иначе машина с шофером не обслуживала бы его по выходным дням. Кто же он такой?
Приглашая ее в Комарово, Марина лишь частично приоткрыла завесу тайны, более или менее подробно рассказав только о профессоре Крестовоздвиженском. Что же касалось остальных, то Марина, по-свойски подмигивая, интригующе проронила, что безумно завидует Лене: она теперь свободная женщина, а оба мужика, московский писатель и тот третий, хозяин дачи, не просто холостые, а сказка - умные, сильные и чертовски обаятельные, ни одна нормальная баба перед ними не устоит, сдастся по первому требованию.
Нельзя сказать, что намек подруги пришелся по нраву Лене, вовсе нет, однако свою роль катализатора он, по-видимому, сыграл. Она уже давно тяготилась затянувшимся одиночеством и была не прочь познакомиться с человеком, способным ее увлечь. Но проявлять активность в поисках любовника Лене претило, против этого восставало все ее естество, а представители сильного пола из ЦНИИСЭ, пытавшиеся приударить за нею, вызывали только досаду - будучи степенными отцами семейств, они, как нарочно, претендовали исключительно на секс в рабочее время, под видом местной командировки, тогда как, по ее представлениям, заниматься постельной гимнастикой на скорую руку, без каких бы то ни было чувств, кроме разве что похоти, означало втаптывать себя в грязь, добровольно становиться на одну доску с потаскухами. Других же поклонников, увы, не было в помине.
По дороге в Комарово севший вперед Андрей Святославович почтительно расспрашивал водителя Володю о навыках езды по гололеду и приятно поразился, услышав, что существует шипованная резина, специально предназначенная для зимних поездок. А тем временем Лена и Марина без помех шептались на заднем сиденье.
- Откуда обновка? - заинтересовалась Лена, разглядывая новенькую песцовую шапочку подруги.
- Свадебный подарок Андрюши, - усмехнувшись, ответила Марина. - Лучше поздно, чем никогда.
- Ты довольна?
- Ему ведь должны выплатить компенсацию за вынужденный прогул. За два года там набежало три тысячи с хвостиком, вот отчего Андрюша расщедрился. Из денег, что дал тот, к кому мы едем, выкупил из ломбарда мое обручальное кольцо, а вчера, ни слова не сказавши, взял еще две сотни и в Гостином дворе выбрал эту шапку. Боится ударить лицом в грязь перед своими благодетелями.
Несправедливость упрека резанула слух Лены. Если бы Тизенгауз заботился о своем реноме, он для начала купил бы себе пальто. Теперь, когда неприятности позади, Марине и Тизенгаузу предстоит состязание характеров в борьбе за роль семейного лидера. А кому достанется пальма первенства - это их личное дело.
- Маришка, кто эти люди? - нетерпеливо спросила она.
- Классные мужики, сама убедишься.
- А все-таки?
- Что "все-таки"?
- Хватит загадок, - потребовала Лена. - Говори, кто они?
- Писателя зовут Аристархом Добрыниным. Его книжек, которые Андрей расхваливает на все лады, я в глаза не видела. Читала только рассказы в "Новом мире" и в "Знамени".
- А второй?
- Не приставай.
- Почему?
- Потому что Андрей запретил говорить о нем. - Лена надулась от обиды.
- Зайка, не сердись, - едва слышно промолвила Марина минуту спустя. - Будь моя воля...
Остаток пути они ехали молча. Лена рассеянно смотрела в окошко и предавалась мечтам. Может же случиться, что один из тех, с кем ее познакомят сегодня, всерьез увлечется ею, а она - им?
- Приехали, - сказал Тизенгауз, когда "волга" миновала ворота.
Они вышли из машины и по расчищенной от снега аллее зашагали к дому, где их встретила средних лет горничная, которая приняла у Лены коробку с тортом и шубу, а уж затем занялась Мариной и Тизенгаузом.
Прихорашиваясь перед зеркалом в человеческий рост, Лена критически осмотрела себя с головы до ног и нашла, что выглядит вполне пристойно. Чтобы скрыть блестки седины, она на ночь вымыла голову французским шампунем с добавкой красителя, отчего ее светлые волосы приобрели платиновый отлив, гармонировавший с серебристой тканью платья. А за фигуру ей незачем беспокоиться, об этом, к счастью, позаботилась сама природа.
- Наша зайка во всеоружии, и хвост трубой, - одобрительно сказала Марина и тут же ворчливо потребовала от мужа: - Да отгони ты мохнатого приставалу, не то он сделает мне затяжку на последних колготках!
Замечание относилось к черно-рыжему эрдельтерьеру, безостановочно сновавшему возле их ног в надежде, что кто-нибудь наконец обратит на него внимание.
- Он же совершенно безвредный, - вступился за пса Тизенгауз. - Правда, Яков?
Пес обрадованно тявкнул и уперся передними лапами в грудь Тизенгауза.
- Я готова, - заявила Марина, пряча помаду в сумочку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93