- Мы у цели, - сообщил Вороновский. - В подземелье умные таллинцы устроили один из лучших в стране баров. Сейчас все увидите сами.
У бара не было ни световой рекламы, ни вывески, лишь над дверью висела пластина кованой меди, похожая на старинную монету. На лице Лены отразилось удивление.
- "Мюнди" в рекламе не нуждается, - проронил Вороновский, угадавший, о чем она подумала. - Место и без того достаточно популярное... Внимание!
В полутемном дверном проеме появился высокий привратник с каменным лицом, выпустивший на улицу двух подвыпивших мужчин.
- Два гостя могут войти, - не слишком любезно обратился он к очереди.
- Мы от Карла Рихтеровича, - властно сказал Вороновский, выходя вперед. Все понятно?
- Вас четверо? - сменил тон привратник, умевший, когда нужно, быть вежливым. - Проходите, мы вас ждали. Осторожно, у нас крутая лестница...
Внизу привратник помог им раздеться и показал на свободный столик. В баре был полумрак: крошечная лампочка под стойкой освещала рабочее место бармена, а на столиках горели стеариновые свечи. Пока Лена и Алиса с любопытством разглядывали стены, покрытые шкурами диких кабанов, Вороновский проэкзаменовал бармена и подошел к столику с подносом, сплошь уставленным разнообразными коктейлями.
- Нектар и амброзия, пища богов, - сказал он. - Милости прошу!.. А вот и подкрепление.
Бармен поставил на столик сковородку с охотничьими сосисками, щедро полил их джином и поднес зажженную спичку. Над сковородкой заплясали синеватые языки пламени.
- Экзотика! - Сергей сглотнул набежавшую слюну. - А на вкус?
- Пальчики оближете, - заверил Вороновский. - И вот еще что - не ждите от меня тостов, это вам не "Баку" с застольем на кавказский манер. В "Мюнди" только пьют и танцуют. - Он попробовал коктейль, одобрил и подмигнул Алисе. Что, подруга, тряхнем стариной?..
Компания возвратилась в "Виру" в третьем часу ночи. Млея в объятиях Сергея, Лена от избытка чувств долго не могла заснуть и мечтала только о том, чтобы ее блаженство никогда не кончалось.
А за стеной, в соседнем номере, Алиса, по пояс укрывшись одеялом и облокотившись на подушку, наблюдала за Вороновским, который курил у окна, рассеянно глядя в ночную темень.
- Виктор, почему ты не хочешь, чтобы я переехала к тебе? - неуверенно заговорила она. - В Комарове мне так одиноко...
- Элис! - Не оборачиваясь, Вороновский дал ей понять, что не расположен к объяснениям.
- Я ни в чем не буду мешать, ты же знаешь, - с мольбой в голосе продолжала Алиса. - Каждой женщине хочется ребенка, хотя бы одного. Виктор, ты же...
- Элис! - Он повернулся вполоборота. - Ну зачем переливать из пустого в порожнее?..
На следующее утро после шведского завтрака они уселись в машину, присланную Карлом Рихтеровичем, и отправились осматривать достопримечательности. Вороновский блистательно справился с обязанностями гида, показал им Пириту, памятник "Русалка", парк Кадриорг и под конец сводил в церковь Олевисте на улице Лай. А потом, уже в гостинице, они разделились: женщины пошли в парикмахерскую, а мужчины - в финскую баню.
После жаркой сауны Вороновский и Сергей поплавали в бассейне и, закутавшись в махровые простыни, с бокалами чешского пива расположились в комнате отдыха.
- Сережа, вы, помнится, интересовались тем, кто подкинул нам Тартаковскую, - начал Вороновский. - Докладываю вам, что автор проекта разработки ее золотоносных горизонтов тот же старикан, о котором я рассказывал в сентябре.
- Гениальный дед!
- Был гениальный, да весь вышел, - с грустью признал Вороновский. - Впору служить по нем панихиду.
- Помер?
- Хуже... - Вороновский глотнул пива и поставил бокал на пол. Окончательно рехнулся на почве жадности. В отличие от вас, я в свое время изучал старческое слабоумие в курсе судебной психиатрии и кое-что в этом смыслю. При вручении причитавшейся ему части взноса Марии Сигизмундовны старикан устроил мне дикую сцену из-за того, что я обманул его. Помните звезду с бриллиантами, над которой наш капитан пролил скупую мужскую слезу?
- Конечно.
- К вашему сведению, Сережа, это не брошка, подаренная какой-то жене моряка за беспорочную супружескую верность, а всего-навсего высшая награда Российской Империи - орден святого апостола Андрея Первозванного.
- Сколько он стоит? - полюбопытствовал Сергей.
- Затрудняюсь сказать... Это не только материальная, но и историческая ценность. Звезда Андрея Первозванного украшала коронованных особ и первых лиц в государстве. Каждый, кто получал ее по императорскому указу, автоматом удостаивался чина третьего класса табели о рангах, то есть генерал-лейтенанта в армии, вице-адмирала во флоте и тайного советника на гражданской службе... Кроме Андрея Первозванного, в царской России была еще одна бриллиантовая звезда - орден святого Александра Невского. Так вот, старикан как с ножом к горлу пристал ко мне, чтобы я отдал ему вторую звезду Александра Невского и какие-то изумрудные подвески, которых мы тоже не обнаружили у Тартаковской. Как я ни доказывал, что он заблуждается, старикан уперся как бык и понес несусветную галиматью. Типичная картина старческого психоза... Я терпел, терпел, а потом не выдержал и послал его к чертовой матери!
- Значит, вы с ним порвали?
- Старикан - далеко не единственный мой доброжелатель, так что без работы мы с вами не останемся. Знаете ли, Сережа, я питал иллюзию относительно того, что многолетнее сотрудничество позволяет, всесторонне проверив человека, выработать устойчивое доверие, но вижу, что ошибся.
- Это вы из-за деда?
- Нет... Неужели когда-нибудь и у меня крыша поедет?
- Виктор Александрович, я вас не узнаю...
- Завидую вам, Сережа, - помолчав, сказал Вороновский. - По сравнению со мной у вас в запасе семнадцать лет активной жизни, и девочку вы нашли редкостную. Согласны?
- Лена очень хорошая.
- Не очень хорошая, а изумительная. Но вы, дорогой мой, не теряйте головы и, уж во всяком случае, держите язык на привязи. Учтите, Шота Руставели не зря писал: "Доверять не нужно женам даже малого секрета". - Вороновский встал и сбросил простыню. - Будем закругляться. Надо часика два-три поспать, чтобы встретить Новый год во всеоружии...
В ночной клуб они спустились в половине двенадцатого.
- Вполне приличная публика. - Оглядев зал, Вороновский по-хозяйски уселся за стол, уставленный изысканными закусками. - И кухня, кажется, не подкачала... Итак, дорогие мои, пропустим по рюмочке за уходящий год. Поблагодарим его за все доброе, что он принес нам. Прозит!
За несколько минут до полуночи Вороновский с видом заговорщика попросил всех зажмуриться и не подглядывать, а затем сказал будничным тоном:
- Дедушка Мороз отметил нас скромными рождественскими сувенирами.
Сергей открыл глаза и увидел перед собой электробритву "Браун", Алиса получила нитку жемчуга, Лена - флакон французских духов "Клима", а сам Вороновский - авторучку "Монблан" с золотым пером.
- Виктор Александрович, ну зачем вы? - Лена смутилась. - Честное слово, это лишнее!
Алиса приподнялась и без слов чмокнула Вороновского в щеку.
- С жалобами и заявлениями трудящихся прошу адресоваться не ко мне, а к Дедушке Морозу! - отшутился Вороновский. - Сережа, готовьте шампанское!
Сергей достал бутылку из ведерка со льдом и мастерски, с еле слышным хлопком, открыл шампанское.
Под бой курантов Вороновский встал и торжественно произнес:
- С Новым годом! Пусть все горести и печали останутся в прошлом. Будем веселиться напропалую, мы это заслужили! С новым счастьем!
14. КУНКТАТОР
В ничем не примечательной комнате на втором этаже здания Следственного управления Ленинградского ГУВД старший следователь, майор милиции Судаков под лучами веселого апрельского солнышка второй день подряд оформлял уголовное дело о вооруженном ограблении квартиры пенсионера Каценэленбогена для ознакомления обвиняемых и их адвокатов в порядке 201-й статьи Уголовно-процессуального кодекса РСФСР и для последующей его передачи в прокуратуру и в суд. Сперва он, рассортировав документы по датам составления, заново проставил сквозную нумерацию, а затем, вооружившись дыроколом, готовил их к брошюровке. Устройство дырокола позволяло разом пробивать пять и даже шесть листов, но тогда бумага сминалась, а края отверстий неряшливо махрились, что претило майору, по натуре заядлому аккуратисту. Поэтому Судаков, приподняв щуплые плечи и скособочив облысевшую голову с оттопыренными ушами, правой рукой вставлял каждый лист по отдельности в щель дырокола и точно подгонял по шаблону, после чего левой рукой легонько надавливал на педальку, и безотказное в работе средство оргтехники с тихим скрипом выполняло предначертанную ему функцию. Материалы дела, по его прикидкам, умещались в три тома по триста с лишним листов в каждом, а если учесть и количество экземпляров, то педальку дырокола требовалось нажать несколько тысяч раз. Начинающий канцелярист давно бы изошел потом, а Судаков нет - за четверть века следственной работы он настолько приноровился к дыроколу, что не чувствовал усталости и, высунув кончик языка, мерно штамповал лист за листом, размышляя о вещах более существенных, нежели рутинная милицейская докука.
Как там ягодники на садовом участке, без урона ли перенесли суровую зиму? Лютая стужа, по словам садоводов, погубила яблони, но к этим сигналам он отнесся безразлично - из-за высоких подпочвенных вод на комаровских болотах плодовые деревья не приживались, так что беда его не коснулась. А вот судьба черной и красной смородины, крыжовника, малины и черноплодной рябины волновала не на шутку. Еще бы, сколько труда вложил он, крестьянский сын, внук и правнук, чтобы восемь соток сплошь поросшей черникой пустоши превратились в цветущий рай, вызывавший зависть всех соседей от мала до велика. Во народ исправно вкалывать не хотят, приезжают только на выходные, да и тогда ленятся, норовят больше поспать и потрепаться за поллитровкой, в то время как он. Судаков, благо проезд у него бесплатный, с мая по октябрь включительно каждый день в течение десяти лет после работы садился на электричку и ехал в Комарово, чтобы по вечерней прохладе полить насаждения, не опоздать ни с подкормкой компостом, ни с прополкой, ни с опрыскиванием против вредителей. Отсюда и результаты - такого, как у него, урожая никто в округе не собирает. Клубничка - ягодка к ягодке, хоть сейчас на выставку! А смородина - та медком отдает, прямо тает во рту. А огурчики с помидорчиками в двух ладненьких парничках? Не налюбуешься! А кабачки, редис, морковь, свекла? А укропчик с петрушечкой? А, наконец, картошечка-скороспелка?.. Ничего просто так с неба не падает, за здорово живешь не достается, на все надобно положить труд! Зато питается их семья экологически чистым продуктом, и у них с женой одиннадцать сберегательных книжек, на срочном вкладе лежит по триста рублей на каждой. Кто помнит денежную реформу 1947 года, тот не станет спрашивать, зачем столько книжек. Хотя государство у нас родное, рабоче-крестьянское, а пакости от него можно ждать любой. И что особенно злит - держат ведь нас за круглых дураков. Зимой набавили цену на кофе, на лимоны с апельсинами, на другие продтовары, а в газетах написали, будто покупательная способность советских граждан при этом возросла на три целых и четыре десятых процента вследствие значительного удешевления нижнего белья из синтетических волокон и сапог литых поливинилхлоридных. Как вам нравится? Надеть бы на них, на дряхлых паразитов, нейлоновые подштанники и те сапоги из вонючей пластмассы и в Первомай выставить на трибуну мавзолея для всеобщего обозрения!
Втихомолку посмеявшись над вождями, Судаков взглянул на часы - ого, едва не прозевал производственную гимнастику! - и, не мешкая, включил радиоточку на полную громкость. Выйдя из-за стола, он открыл форточку, глотнул свежего воздуха и подчинился командам методиста: ставил ноги на ширину плеч, наклонялся вперед и в стороны, приседал, сгибал руки и так далее. Раз - два три! Летом он, само собой, в надлежащей форме, а за зиму от сидячего образа жизни кровь застаивается, надобно ее разгонять по жилочкам. Раз-два-три, раз-два три!..
Взбодрившись от физических упражнений, майор Судаков собрался было снова взяться за дырокол, но тут к нему в кабинет впорхнула секретарша отдела Тоня вертлявая, без году неделя работавшая здесь молодка с обесцвеченными пергидролем патлами.
- Максим Демьянович, вам письмо! - выпалила она, пялясь на Судакова бесстыжими, размалеванными тушью глазами. - Надо же! Никогда бы не подумала, что вы - поэт!..
Тоня произнесла "пуэт", отчего Судакова передернуло, а его шея побагровела. Поспешно надев очки, он вынул из распечатанного конверта письмо, исполненное на служебном бланке общественно-политического и литературно-художественного журнала "Знамя", и пробежал глазами по тексту.
"Уважаемый товарищ Судаков!
Ваши стихотворения "Трудовые будни следователя" и "Элегия" написаны гладко, но в художественном отношении абсолютно беспомощно и какой-либо литературной ценности не представляют. Самого главного - поэзии - они не содержат. Поэтому об опубликовании не может быть и речи.
Когда в ночах подушки волглой
Я ощущаю мятый ком,
Тогда, внутри сомненья полный,
Лежу и думаю о том:
Любовь, любовь, с тобой вспотеешь,
Когда не знаешь, что сказать,
И боязно, что не сумеешь
Всю правду милой передать...
Это что, по-вашему, лирика? "Будни следователя" цитировать не стану, они еще наивнее по содержанию. Замечу только, что никаких "больших размышлений о труде работников милиции" в них нет.
Желаю Вам более осмысленного творчества.
С приветом!
По поручению редакции журнала..."
А дальше, в самом низу бланка, повисла чернильная закорючка...
Тоня давно ушла, оставив на память въедливый запах женского пота, а пригорюнившийся Судаков застыл в кресле, подперев лоб косточкой большого пальца.
Оба стихотворения действительно были написаны им прошлой осенью для управленческой стенгазеты к всесоюзному Дню милиции, но он и в мыслях не держал посылать их в Москву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93