Все ногти были сорваны, ладони покрывали следы ожогов. В глазах у меня потемнело.– Зря они вздумали забавляться с его зубами! – проворчал Билли. – Лучше бы попросту вздернули его на дыбу! Уж после этого он никак не смог бы повеситься. Ну и подложил же он нам свинью! Погляди-ка, он еще качается, видно, только что спрыгнул.И он, схватив Редвинтера за ногу, остановил тело.– И зачем только он это сделал? – с обидой в голосе вопросил толстяк.– Он же знал, что завтра они вновь за него примутся. Вот и решил положить этому конец.– Он лишил себя жизни, потому что не вынес позора, – тихо произнес я. – Позор был для него хуже любой пытки.Под наблюдением сэра Джейкоба, явившегося в камеру, тело Редвинтера вынули из петли и унесли прочь.– Мы так и не добились от него правды, – сердито пробормотал сэр Джейкоб.«Правду он открыл вам без всяких пыток, – мысленно возразил я. – Он не убивал Бродерика. И своей смертью продолжил цепочку смертей. Олдройд, Дженнет Марлин, Бродерик, теперь Редвинтер. Шкатулка с документами забрала уже четыре жизни. А сколько смертей повлечет за собой флирт Кэтрин Говард?»День сменился ночью, которую я провел в полном одиночестве. За окном шелестел бесконечный дождь. Я испуганно озирал темные углы, словно опасаясь, что в одном из них притаился призрак Редвинтера. Подобно волнам прилива, надежда в душе моей то оживала, то сменялась отчаянием. Утром Барак непременно явится или передаст мне записку, внушал я себе. Наверняка он уже побывал в Хэмптон-Корте и поговорил с Кранмером. Но что будет, если новый день не принесет спасительных известий?Голова моя начинала кружиться, стоило мне подумать о дыбе, клещах и раскаленном железе. И как только я мог вообразить, что смогу обвести вокруг пальца сэра Джейкоба? Прискорбная самонадеянность! Окровавленный рот Редвинтера неотступно маячил перед моим внутренним взором, и я напрасно гнал прочь эту жуткую картину. В самый темный и тягостный ночной час я решил, что Барак и Тамазин непременно скроются из Лондона, дабы избежать ареста и допроса. Однако вскоре я уже клял себя за излишнюю недоверчивость. Нет, Барак никогда не бросит меня на произвол судьбы.Мне казалось, прошла целая вечность, прежде чем в зарешеченном окне, на котором все еще болтался обрывок рубашки Редвинтера, забрезжил рассвет.Тюремщики явились за мной около полудня. Судя по их настороженным взглядам, они ожидали сопротивления. Однако я понимал, что борьба совершенно бессмысленна, и потому проявил полнейшую безропотность. Мною овладела странная апатия, словно дух мой уже оставил обреченное на мучения тело.Мы спустились по лестнице на один пролет, затем, миновав длинный темный коридор, остановились у крепкой дубовой двери. Толстяк постучал. Я неотрывно смотрел на дверь.Сердце, бешено колотившееся в груди, казалось, принадлежало уже не мне. Дверь отворилась, и тюремщики втолкнули меня внутрь.Я оказался в просторной комнате без окон, с почерневшими от дыма стенами. В нише горела жаровня, напоминавшая кузнечный горн; здоровенный детина в кожаном фартуке, который смотрел на меня, уперев руки в бока, тоже чрезвычайно походил на кузнеца. Коренастый юнец лет семнадцати возился у жаровни, подкладывая угли. Бросив взгляд в угол, я увидел какое-то громоздкое сооружение, снабженное деревянными колесами и кожаными ремнями, и с содроганием понял, что это дыба. На стене, на специальных крюках, висели разнообразные инструменты – ножи, щипцы, клещи. Я ощутил, как внутренности сковал могильный холод. В следующее мгновение взор мой упал на железное ведро, наполненное золой. В золе белели какие-то горошины весьма странного вида. В следующее мгновение я понял, что это зубы Редвинтера, и колени мои предательски подогнулись.Здоровенный детина успел подхватить меня прежде, чем я рухнул на пол. Усадив меня на деревянный стул, он сокрушенно вздохнул – в точности так, как сам я вздыхал при виде неточной копии важного документа.– Дышите глубже, – посоветовал он. – Не двигайтесь и дышите как можно глубже.Тупо уставившись на палача, я последовал его совету. Он наблюдал за мной с крайне озабоченным видом. На кожаном фартуке темнели застарелые пятна крови.– Ты уже накалил тонкий нож, Том? – обратился он к своему молодому подручному.– Да, отец. Все готово.Мальчишка злорадно улыбнулся мне из-за широкого отцовского плеча.– Ну что, пришли в себя? – осведомился верзила в фартуке.– Да. Прошу вас, погодите немного. Я…– Ну, Том, приступим.И прежде чем я успел понять, что происходит, палач схватил меня под мышки и заставил встать. Сын его проворно сорвал мой новый камзол, который накануне передала Тамазин, и белую рубашку. Палач, отойдя на шаг, окинул меня пытливым взглядом. В глазах его не мелькнуло ни тени насмешки, лишь интерес опытного и умелого мастера.– Он в цепях, – удовлетворенно изрек он. – Это хорошо.И вновь с изумительным проворством они схватили мои скованные руки и просунули цепи в крюк, свисавший с низкого потолка. Я почти висел, едва касаясь пола пальцами ног. Наручники глубоко впились в кожу, прежде растертую до крови. Боль была столь сильна, что с губ моих сорвался крик. Верзила взглянул на меня с презрением.– Уже готов, – бросил он. – Оно и к лучшему, меньше будет возни. Отвечайте быстро: что вам известно об отношениях королевы и Франциска Дерема?– Ничего, – простонал я.«Может, пытки прекратятся, если я расскажу о королеве и Калпепере?» – пронеслось у меня в голове.Но вдруг это признание не только не поможет мне, но, напротив, повредит? Вдруг палачи решат, что я пытаюсь отвести им глаза?– Вы что, не поняли, что сейчас начнется? – проворчал верзила. – Кончайте валять дурака!– Пытки в Англии запрещены законом! – отчаянно возопил я.Грубые черты палача исказило подобие усмешки.– Слыхал, Том? – обратился он к своему отпрыску. – Этот неженка вообразил, что его уже пытают! Нет, любезный, это все цветочки. Пока мы только готовились к пыткам. Ну-ка, сынок, объясни ему, что к чему.Юнец выступил вперед. В одной руке он сжимал раскаленный докрасна нож, в другой – клещи. Он поднес эти зловещие орудия к самому моему носу, давая возможность рассмотреть их получше.– Поначалу мы вырвем вам зубы, – сообщил он с усмешкой. – Причем каждый прежде сломаем. Это куда больнее, чем вырывать с корнем. А потом примемся за ногти. Сорвем их вот этим ножичком.Дышать с воздетыми над головой руками было трудно, но туман, стоявший у меня в голове, внезапно прояснился. Я осознал весь ужас своего положения с потрясающей ясностью.– Попробуем опять, – донесся до меня голос палача. – Что вам известно об отношениях королевы и Франциска Дерема?– Ничего. Прошу вас, погодите…Скорость, с которой действовали эти двое, всякий раз заставала меня врасплох. Я и глазом не успел моргнуть, как палач сжал мою голову мясистыми ручищами и кивнул сыну. Я ощутил во рту сначала чужие потные руки, затем – прикосновение металла. Раздался кошмарный треск, и невыносимая боль пронзила все мое существо. На языке я ощутил вкус крови. Боль то слегка отступала, то накатывалась, подобно волне. Юнец отступил назад, сжимая клещи, в которых было зажато что-то белое.– Ну, теперь-то вы уяснили, что мы не собираемся шутить! – заявил верзила. – Живо выкладывайте все, что знаете о королеве и Дереме! Иначе Том покажет, как он ловко орудует ножом. Пожалуй, мы будем чередовать зубы и ногти.– Я ничего, ничего не знаю, слышите! – обезумев от боли, вопил я. – Прошу вас, прекратите!Отец кивнул, и сын, приблизившись, поднял нож к моим скованным рукам. ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ Раскаленное лезвие замерло, почти касаясь моего ногтя. Судя по пронзительному скрипу, дверь отворилась. Сквозь пелену боли и ужаса до меня доносились чьи-то голоса. Один из них, суровый и властный, явно принадлежал сэру Джейкобу Роулингу. Дверь захлопнулась вновь. Я дико озирался по сторонам; изо рта текла кровь, с губ срывались стоны.Грузный тюремщик о чем-то говорил со старшим палачом, поглядывая на меня без особого интереса. Палач вновь кивнул сыну, и тот отложил раскаленный нож. Ощутив, как мясистые ручищи палача коснулись моего тела, я решил, что сейчас начнется новое истязание. Но верзила всего лишь снял с крюка цепи, сковывавшие мои руки, и опустил меня на пол. На лице его вновь появилось подобие улыбки.– Сегодня вам крупно повезло, – проворчал он. – Дело придется отложить. Сейчас вас отведут в камеру.Содрогаясь всем телом, я сплюнул кровь и остатки зуба. Отпрыск палача сломал мне нижний резец. Я так шатался, что толстяку пришлось меня поддержать.– Идемте отсюда, приятель, – добродушно сказал он. – Только прежде оденьтесь. Вот ваш камзол и рубашка.Он помог мне накинуть одежду и, поддерживая за локоть, повел прочь из жуткого застенка.– Что произошло? – спросил я, обретя в коридоре дар речи.Собственный голос показался мне чужим, рана во рту по-прежнему кровоточила. До сего дня мне удавалось сохранить почти все зубы, чем я немало гордился.– Вас приказано доставить в Хэмптон-Корт, к архиепископу Кранмеру. Вот только не знаю, кто там о вас позаботится. Ведь, сами знаете, Кранмер лишился своего тюремщика. Ох, и подвел же этот чертов Редвинтер нас с Билли! – горестно вздохнул толстяк.Свернув за угол, я увидел Барака, который стоял у письменного стола в обществе юного Билли. Сердце мое радостно подскочило. От вчерашней растерянности Джека не осталось и следа; судя по его бодрому и самоуверенному виду, ему удалось добиться успеха. Впрочем, стоило ему увидеть меня, он изменился в лице.– Господи боже! – взревел он. – Что вы с ним сделали, канальи! Да я вас…– Мы тут ни причем, – перебил его толстяк. – Его пытали по приказу сэра Джейкоба. Мой вам совет – берите его и увозите отсюда подобру-поздорову, пока архиепископ не передумал.– У нас и так хлопот полон рот, – вставил Билли. – Говорят, вскоре прибудет здоровенная барка с новыми заключенными.– Ничего, камер на всех хватит, – буркнул толстяк.Барак сжал мою руку.– Сколько зубов вам вырвали эти сукины дети?– Всего один.– Идемте отсюда быстрее. В Хэмптон-Корт мы доберемся по реке. Дождь льет как из ведра, но я захватил для вас плащ и одеяло. Кстати, вот ваши вещи.И он протянул мне кинжал, кошелек и печать Кранмера, отобранные при обыске.– Вы не собираетесь снять с него цепи, болваны? – обратился Барак к тюремщикам.– Сейчас снимем, – невозмутимо откликнулся толстяк.Отобрав ключ из связки, висевшей у него на поясе, он, пыхтя, наклонился и освободил сначала мои ноги, потом – левое запястье. Когда дело дошло до правого, тугого наручника, ключ отказался поворачиваться.– Что за проклятье такое, – пробормотал тюремщик.– А вы поплюйте на ключ, – посоветовал Барак.Тюремщик последовал совету, но справиться с ключом ему так и не удалось.– Похоже, вам придется носить этот браслет до гробовой доски, приятель, – усмехнулся он.Барак нагнулся и осмотрел наручник.– Проржавел насквозь, – сообщил он. – Тут без инструментов не обойдешься. Дома я избавлю вас от этого украшения. Но только как вы предстанете перед архиепископом, волоча за собой трехфутовую цепь? Снимите хотя бы этот замок, – повернулся Барак к тюремщикам.Наручник был соединен с цепью при помощи крошечного замка. Толстяк, ворча, вновь принялся копаться в своей связке. Наконец он нашел подходящий ключ, отпер замок, и цепь со звоном упала на пол. До сей поры я наблюдал за его действиями совершенно безучастно и только облизывал свои потрескавшиеся и вспухшие губы. Но, освободившись от цепи, я неожиданно для себя самого разразился рыданиями, которые эхо разнесло под низкими сводами. Барак бережно взял меня за руку и повел вверх по лестнице через главный холл. На этот раз мне было совершенно наплевать, что солдаты видят меня в столь неприглядном обличье. Задавать вопросы не было сил; я лишь покорно ковылял вслед за Бараком.Мы спустились по ступеням Белой башни, и я ощутил под ногами мягкую траву, а на лице – дождевые струи. Вскоре мы вновь оказались у ворот Изменников, через которые я попал в Тауэр. Там нас ожидали лодка, солдат и лодочник в ливрее слуг Кранмера. Проливной дождь вспучил поверхность Темзы, превратив ее в тысячи маленьких водоворотов. Лодочник протянул руку, чтобы помочь мне сесть.– Осторожнее, ему здорово досталось, – предупредил Барак.Мы опустились на скамью, и лодочник взялся за весла. Барак накинул мне на плечи одеяло. Я по-прежнему пребывал в оцепенении и, потирая рукой ноющую челюсть, молча смотрел на руку. Мимо нас проплыла барка, которая направлялась к воротам Изменников. Пассажирами ее были джентльмены и леди, окруженные солдатами; все они имели до крайности испуганный вид и не обращали внимания на то, что дождь мочит их роскошные наряды. С изумлением я увидел Франциска Дерема, утратившего все свое высокомерие; белый как мел, он скрючился на скамье. Узнал я также и некоторых дам из свиты королевы. Среди них была леди Рочфорд. Она тоже увидела меня – об этом красноречиво говорил ее исполненный ужаса взгляд. Заметив мой окровавленный рот, она испустила душераздирающий вопль и попыталась встать. Солдат заставил ее опуститься на скамью. Леди Рочфорд вновь испустила вопль, который стоял у меня в ушах еще долго после того, как барка въехала в ворота.– Вы видели леди Рочфорд? – обратился я к Бараку. – Неужели она арестована?– Похоже, так и есть. Вероятно, шашни королевы и Калпепера вышли наружу.– Если и нет, это произойдет в самом скором времени, – мрачно проронил я.– Но нам это только на пользу, – заявил Барак.– Пожалуй. После того как эта история перестанет быть тайной, наша к ней причастность никого не будет волновать.– А какая участь ожидает королеву?– Полагаю, она кончит свои дни на плахе. Бедное дитя. Бедное неразумное дитя.Слезы вновь хлынули у меня из глаз. Я вытирал их рукавом и морщился, задевая истерзанную челюсть.– Вы в состоянии говорить с Кранмером? – осведомился Барак, обеспокоенно глядя на меня.– Я должен с ним поговорить во что бы то ни стало. Значит, вам удалось к нему проникнуть? – спросил я, с трудом переводя дух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96