– Давайте вернемся через церковь, – предложил я Бараку. – Посмотрим, как там наши лошади.В церкви работники возились в недавно возведенных стойлах, устраивая там подстилки из соломы и наполняя кормушки сеном. Людские голоса и шорох соломы разносились эхом под гулкими сводами. Пока мы шагали через неф, слуха моего достиг еще один звук – сердитое клокотанье, доносившееся из ризницы. Я вспомнил о том, что туда поместили множество бойцовых петухов.«Любопытно, во что эти птицы превратят церковные статуи? – пронеслось у меня в голове. – Наверняка они, подобно Бараку, примут их за живых людей».Я огляделся по сторонам. В какой-то момент показалось, что передо мной распростерся труп церкви, труп, выставленный на поругание и осмеяние. По слухам, именно такая участь постигла после битвы при Босуорте труп Ричарда III. Голова моя закружилась, и я опустился на скамью, которую кто-то оставил посреди нефа.Барак уселся рядом со мной. Некоторое время мы молчали, потом я, поморщившись от боли в шее, повернулся к своему помощнику и едва слышно произнес:– Полагаю, у меня есть основания опасаться за собственную жизнь.– Вы думаете, неизвестный злоумышленник убил бы вас, не вспугни его Крейк?– Я отнюдь не уверен, что Крейк его вспугнул.– Значит, по-вашему, на вас напал именно он?– Нет. Будь это так, во время обыска у него нашли бы дубинку или чем там был нанесен удар. И эти проклятые документы тоже. Я хотел сказать совсем другое. Когда Крейк вошел в коридор, преступник уже покинул комнату. Представьте, как все это происходило. Коридор очень длинный. Предположим, преступник услышал шаги Крейка, как только тот появился в дальнем конце. Но если бы он выскочил из комнаты в этот момент, Крейк непременно бы его увидел. К тому же, по словам Крейка, судя по звуку шагов, кто-то спускался по лестнице.– По-вашему, злоумышленник решил, что вышиб из вас дух?– Возможно, он и не собирался меня убивать, а хотел лишь оглушить. Вспомните, он вошел в комнату как раз в тот момент, когда я достал из шкатулки признание Блейбурна. И нанес мне удар прежде, чем я успел прочесть этот документ.– Если для него так важно, чтобы вы никогда не прочли этот документ, он предпочел бы вас убить. Так вернее.– Не исключено, он решил, что я мертв, – изрек я со вздохом. – Если это так, злоумышленник не слишком опытен. Но, увидев, что я жив, он может повторить свою попытку.– Имеет ли это смысл? Вы ведь уже успели рассказать Малевереру о документах, хранившихся в шкатулке.– Но преступник этого не знает.– В любом случае, нам следует смотреть в оба, – заявил Барак.– Спасибо за то, что сказали «нам», – улыбнулся я. – Признаюсь откровенно, я никак не могу понять, почему эти бумаги вызывают у кого-то столь жгучий интерес. Родословное древо королевской семьи, запись старой легенды о короле-еретике, парламентский акт, который Малеверер объявил поддельным, и покаянное признание некоего Блейбурна. Хотел бы я знать, по какой причине это имя вызывает трепет в сердцах власть имущих. Правда, в шкатулке были еще какие-то документы, судя по виду столь же незначительные. Кому они понадобились? Заговорщикам, которые готовы на все, лишь бы эти бумаги не попали в руки короля? Но если это так, почему Олдройд не передал документы своим сообщникам? Подозреваю, именно за это он поплатился жизнью.– Хоть меня никто и не бил по голове, она идет кругом, – заявил Барак. – Господи боже, как бы я хотел вернуться в Лондон!– Всецело разделяю ваше желание.Порыв ветра, ворвавшийся в лишенное стекол окно, заставил меня вздрогнуть. Небо, видневшееся в высоких проемах окон, начинало темнеть. Я вспомнил о том, как бережно Олдройд складывал куски стекла в свою повозку.«Любопытно, какая участь ожидает его дом и его дело? – пронеслось у меня в голове. – Он ведь умер, не оставив наследников».– О чем это вы задумались? – донесся до меня голос Барака.– В последнее время меня занимают вопросы генеалогии. Удивительно, у скольких людей возникают трудности с наследниками. У кого-то их мало, как у короля. А у кого-то нет вообще. Например, у Ренна или у покойного Олдройда. Да и у меня самого, – добавил я с грустной улыбкой. – Что до вашего родословного древа, Джек, то оно, я полагаю, уходит своими корнями к Аврааму. Ведь в жилах вашего отца текла еврейская кровь.– Все мы ведем свой род от Адама, первого грешника, – пожал плечами Барак. – Кстати, мой отец был тоже не слишком богат наследниками. Я – его единственный сын. Надеюсь, мне удастся продолжить наш род. Род, который скрывает свое еврейское происхождение, – проронил он едва слышно и, повернувшись ко мне, произнес нарочито бодрым тоном: – А с чего вы взяли, что у вас не будет наследников? Вам ведь нет и сорока. Вы еще можете жениться.– Сорок мне стукнет в следующем году. Вскоре люди будут считать меня пожилым человеком.– А, так вы ровно на десять лет моложе короля.– После того, как в прошлом году леди Онор… – начал я и, спохватившись, поспешно переменил тему: – Значит, прелестная Тамазин на вас не в обиде?– Ничуть, – с самодовольной улыбкой заявил Барак. – Хотя этот невежа Малеверер чертовски ее испугал. Впрочем, держалась она молодцом. Говорит, после мистрис Марлин отчитала ее на чем свет стоит. Но обещала, что леди Рочфорд ни о чем не узнает.– Это в интересах самой мистрис Марлин, – кивнул я. – Леди Рочфорд наверняка поставит ей в вину то, что она плохо следила за девушкой. Признаюсь, мистрис Марлин представляется мне довольно странной особой. А что о ней говорит юная Тамазин?– Как это ни удивительно, Тамазин ее хвалит. Говорит, обычно мистрис Марлин к ней добра. Это она предложила Тамазин отправиться в Йорк. Мне Тамазин жалеет свою хозяйку, ведь все прочие леди изводят ее насмешками. А у Тамазин доброе сердце.– Что ж, по моему разумению, добросердечие – первейшее достоинство всякой женщины, – изрек я и потер ноющую шею. – Господи боже, я с ног валюсь от усталости. Сегодня вечером мне нужно бы посетить тюрьму. Но не представляю, как я потащусь пешком через весь Йорк, да еще в темноте.– Если учесть, что сегодня вас огрели дубиной по голове, подобная прогулка вам явно не по силам. Самое разумное, что вы можете сделать, – как следует отдохнуть.– Пожалуй, арестанта я навещу завтра. И заодно загляну к мастеру Ренну. Этот старикан вызывает у меня симпатию.Я немного помолчал и произнес:– Он такой одинокий. Покойный мой отец тоже был очень одинок. В последний год я ни разу не удосужился его навестить и чувствую себя бесконечно виноватым.Должно быть, тревожные события нынешнего дня не прошли даром для нас с Бараком, ибо оба мы ощущали влечение к откровенности, обычно отнюдь нам не свойственной. А может, душевным излияниям способствовала окружавшая нас причудливая обстановка: огромная полуразрушенная церковь, тихий шорох соломы и квохтанье бойцовых петухов, раздававшееся под высокими сводами.– Иногда я вижу отца во сне, – вполголоса признался Барак. – Когда я был маленьким, я вырывался и убегал всякий раз, когда он хотел посадить меня к себе на колени. Отец чистил выгребные ямы и весь пропитался их смрадом. Во сне я вижу, как он открывает объятия, но запах ударяет мне в нос, и я вновь, как и в детстве, бегу прочь. Ничего не могу с собой поделать. Запах этот я чувствую, даже проснувшись. Когда сегодня к Малевереру привели парнишку, перепачканного в дерьме, я сразу вспомнил свои сны.Барак коснулся груди, где, как я знал, он носил древний иудейский талисман, когда-то подаренный ему отцом.– Думаю, такие сны посылаются нам в наказание, – едва слышно заключил он. – Дабы напомнить о грехах, что мы совершили прежде.– Вы правы. Но не будем растравлять свои душевные раны.– Идем отсюда прочь, – сказал Барак, поднимаясь со скамьи. – Это мрачное место навевает мрачные мысли.– Хотел бы я знать, что случилось с мальчиком.– Вы говорите о юном Грине?– О ком же еще? Малеверер подверг его слишком жестокому унижению. Это же надо, заставить парнишку бежать через весь город с голым задом.Барак фыркнул от смеха.– Малеверер, конечно, злобная скотина, но зрелище, я уверен, было чертовски забавное. Думаю, с парнем ничего страшного не произошло. Кто-нибудь из горожан наверняка пожалел и приютил его. Так что не переживайте. Скажите лучше, пойдете вы ужинать или сразу отправитесь в постель?– Думаю, перекусить все же стоит, – сказал я, направляясь к дверям.Барак вперил в меня пристальный взгляд.– Я понимаю, что бумаги были похищены по моей вине, – медленно произнес он. – И поверьте, очень об этом сожалею.– Не терзайтесь попусту, – сказал я, похлопав его по плечу. – Вы виноваты не больше, чем я сам.Мы подошли к нашим лошадям, убедились, что они пребывают в добром здравии, и похвалили мальчика-конюшего за усердие. Выйдя из церкви, мы отправились прямиком в трапезную, настороженно озираясь по сторонам. В трапезной было даже более шумно и многолюдно, чем прошлым вечером. Плотники, завершившие работу, пребывали в самом веселом расположении духа. Если бы этим вечером им позволили выйти в город, наверняка не обошлось бы без шумных попоек и разбитых носов.Утолив голод, я сразу отправился в свою каморку. Барак заявил о желании сходить в город, «посмотреть, что там делается».– Только, сделайте милость, не ищите приключений на свою голову, – попросил я.– Приключения мне ни к чему, – усмехнулся Барак. – Лучше я приберегу силы для завтрашнего свидания с Тамазин. Во сколько разбудить вас утром?– В шесть.Барак вышел прочь, а я незамедлительно провалился в глубокий сон без всяких сновидений. Лишь несколько часов спустя меня разбудили вернувшиеся клерки, с шумом расходившиеся по своим комнаткам. После того как они угомонились, я вновь уснул. Однако растолкал меня вовсе не Барак, а молодой сержант Ликон. Очнувшись, я увидел, что еще совсем темно. Сержант держал в руке фонарь, бросавший отсветы на его встревоженное лицо. В первое мгновение я вообразил, что Малеверер отдал приказ о моем аресте, и сердце сжалось от ужаса.– Что случилось? – с трудом выдавил я.– Мне приказано срочно проводить вас в замок, сэр, – произнес сержант. – Заключенного Бродерика отравили. ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ Было всего пять часов утра, когда мы вышли на улицы погруженного в сонное безмолвие Йорка. Барак проснулся, когда сержант зашел в мою комнату. Я попросил его сопровождать нас, понимая, что при любом повороте событий лишняя пара глаз мне не помешает. Городские констебли, разбуженные нашими шагами, поднимали свои фонари, но, разглядев красный мундир сержанта Ликона, пропускали нас без всяких расспросов. Я зябко ежился и плотнее запахивался в плащ, ибо утро выдалось холодное и ветреное.– Кто сообщил вам о случившемся? – осведомился я у молодого сержанта.– Капитан тюремной стражи прислал в аббатство гонца. Он сказал, заключенный отравлен и, того и гляди, умрет. А вас просят немедленно прибыть в замок. Я решил, будет лучше, если я провожу вас сам. Иначе констебли вас задержали бы.– Благодарю вас, сержант.Взглянув на мальчишеское лицо сержанта, я увидел, что взгляд его исполнен неподдельного беспокойства.– Боюсь, я доставил вам много лишних хлопот.– Вчера сэр Уильям вызвал меня к себе, расспрашивал во всех подробностях, как вы пришли в аббатство с этой шкатулкой. Да только я ничего особенного не мог вспомнить.Сержант помолчал, потом поглядел на кровоподтек, красовавшийся на моей голове, и произнес:– Сэр Уильям сказал, на вас напали. Стражникам в аббатстве приказано удвоить бдительность. Ведь завтра прибудет король.Вскоре перед нами замаячили башни замка, четко выделявшиеся на фоне утреннего, слегка посветлевшего неба. Мы поспешили к подвесному мосту, ярко освещенному факелами. Стражники знали о нашем прибытии и беспрепятственно пропустили внутрь. Я поблагодарил сержанта Ликона и сказал, что он может вернуться в аббатство.– Думаю, этот парень решил, что мы обладаем способностью притягивать неприятности, – заметил Барак, проводив сержанта глазами.Мы торопливо пересекли внутренний двор замка. Дверь в караульное помещение была открыта, оттуда вырывался луч света. Навстречу нам вышел здоровенный солдат, с которым я уже имел дело во время своих прошлых посещений. Вид у него был встревоженный.– Я провожу вас наверх, сэр, – бросил он.– Расскажите, что здесь произошло?– Где-то час назад мастер Редвинтер спустился в караульное помещение и сказал, что заключенный захворал. Мастер Редвинтер сразу заподозрил, что его отравили, и распорядился послать за вами и за лекарем. Лекарь уже здесь.Значит, послать за мной приказал Редвинтер, отметил я про себя. Разумеется, это в его интересах. Если Бродерик умрет, тюремщику будет с кем разделить ответственность. Стараясь не слишком тяжело дышать, я поднялся вслед за стражником по винтовой лестнице. Дверь в камеру Бродерика была распахнута настежь. На столе горела лампа. Я увидел, что какой-то человек в маленькой черной шапочке и мантии, отороченной мехом, склонился над кроватью заключенного. В нос мне ударил кислый запах рвоты. Чуть в стороне стоял Редвинтер, высоко державший еще одну лампу. Когда он повернулся к нам, лицо его, обрамленное черной бородой, поразило меня своей бледностью. Сразу было видно, что одевался он второпях; обычная щеголеватость ему изменила, взгляд был полон страха и злобы. Он свирепо уставился на Барака, который в ответ даже бровью не повел.– Кого вы с собой привели? – процедил Редвинтер.– Это мой помощник Барак. Согласно распоряжению архиепископа, он может сопровождать меня везде и всюду. Как сэр Эдвард?Ответил мне лекарь, который, оставив своего пациента, поднял голову. Это был человек лет пятидесяти, из-под шапочки его выбивались седые волосы. Взглянув в широкое лицо лекаря, я с удовлетворением убедился, что оно свидетельствует об уме и познаниях.– Вне всякого сомнения, этого человека отравили, – заявил лекарь. – По словам мастера Редвинтера, он, находясь в своем кабинете, услыхал, как арестант тяжело упал с кровати. Это произошло около часа назад.– Ведь это вы осматривали заключенного два дня назад?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96