Они смеялись надо мной и постоянно меня секли. С тех пор я полюбил розги, полюбил телесную боль. Лишь когда я испытываю телесную боль, я получаю удовлетворение, ибо чувствую, что получаю по заслугам.Он вновь зашелся смехом, таким отчаянным, что у меня похолодело в груди.Рассказ его не мог не возбуждать отвращения. Но в то же время я чувствовал жалость к бедняге, попавшему в ловушку собственных извращенных пристрастий, которые находились за пределами моего разумения.– Но как вы отыскали эту таверну? – выдавил я из себя. – Вам рассказал о ней Олдройд?– Нет. Я пытался навести разговор на городские бордели, намекал, что меня просили узнать о них высокопоставленные чиновники, одуревшие от долгого воздержания. Но он ничем не мог мне помочь. Он был человеком твердых устоев и подобными вещами не интересовался. Нет, мне пришлось идти в город и пускаться в рискованные расспросы. Так я и узнал про таверну «Белый олень».– Что ж, спасибо за откровенность, – кивнул я. – Простите за то, что я был столь неделикатен. То, что вы рассказали, действительно не имеет никакого отношения к моим делам.– Увы, я рассказал не все.Крейк вновь вздохнул, так тяжело, словно у него разрывалось сердце. Однако выражение лица его немного прояснилось. Казалось, он отвратил взор от ада, царившего в его душе, и увидел окружающий мир.– Я должен открыть вам кое-что еще, – выпалил он. – В Саутворке есть публичный дом, который я часто посещаю. Мадам, которая содержит этот дом, – осведомительница Ричарда Рича.– И снова Рич, – пробормотал я и добавил, метнув взгляд на Барака: – Насколько мне известно, Кромвель тоже не чурался подобных методов.– После того как Кромвеля казнили, многие его осведомители перешли на службу Ричу. Содержатели публичных домов за плату сообщают ему имена своих клиентов. О, для лорда Кромвеля такая мелкая рыбешка, как я, не представляла никакого интереса. А вот Рич – совсем другое дело. Вам известно, каковы мои служебные обязанности. В Лондоне я занимаюсь тем же, чем занимаюсь здесь, – размещаю придворных в королевских дворцах.– Да-да.– Вам, без сомнения, известно также, что по части алчности сэр Ричард Рич не знает себе равных в Англии. Особенно он жаден до недвижимого имущества. А от меня порой кое-что зависит. Если я доложу управляющему двором, что какое-либо здание, прежде принадлежавшее монастырю, не подходит для размещения придворных, его пустят с торгов за ерундовую цену. И можете не сомневаться, Ричард Рич не упустит такой кусок.– Так он шантажировал вас?– Да, – вздохнул Крейк. – Сказал, если я не буду действовать в его интересах, он расскажет обо всем жене. А у моей супруги крутой нрав, сэр. Узнай она только неприглядную правду, немедленно оставит меня и всему свету растрезвонит о моих порочных наклонностях. И я больше никогда не увижу детей.По щекам Крейка ручьями текли слезы, которых он, казалось, не замечал. Неожиданно он смахнул их и взглянул на меня с вызовом:– Я выложил вам все, как на исповеди. Вы сами видите, мои тайны никак не связаны с похищением документов. Думаю, мне нет нужды предупреждать – если тайны эти выйдут наружу, вы навлечете на себя гнев Ричарда Рича. И разрушите мою жизнь.– Рич и сейчас продолжает вас шантажировать?– Да. Малеверер хочет приобрести дом в Лондоне. Дом этот расположен поблизости от Смитфилда и принадлежит короне. Рич всячески содействует Малевереру и требует от меня назначить за этот дом смехотворно низкую цену. А разницу между этой ценой и истинной стоимостью дома они с Малеверером поделят пополам.– Думаю, Малеверер не уступит Ричу в алчности, – заметил я. – Здесь, в Йоркшире, он готов скупить чуть не все земли.– О здешних его делах мне ничего не известно, сэр, клянусь вам, – замотал головой Крейк. – Умоляю, сохраните в тайне все, что вы от меня узнали.– Я никому не скажу ни слова, мастер Крейк. Я понял, что ваши тайны не имеют ко мне ни малейшего касательства.– Правда?В покрасневших глазах Крейка вспыхнули огоньки надежды.– Клянусь вам. Мне бы очень хотелось помочь вам выпутаться из сетей Рича. Я знаю на собственном опыте, что человек этот очень опасен.Крейк испустил вздох облегчения.– Я так вам признателен, так признателен… – пролепетал он. – И…Он осекся, окончательно смешавшись.– Что вы хотели сказать? – пришел я на помощь.– Я думал, вы будете надо мной смеяться, – донесся до меня едва слышный шепот. – Любой другой на вашем месте…Я смотрел на внезапно осунувшееся лицо Крейка и думал о том, какой мрак этот человек носит в своей душе. Впрочем. разве душевный мрак, сокрытый за респектабельной наружностью, такая уж большая редкость?– Мне слишком хорошо известно, как больно ранят насмешки, – проронил я.Я решил навестить Бродерика, а после воспроизвести королевское родословное древо и сопоставить его с тем, что говорилось в «Titulus Regulus» о происхождении Ричарда III. Успех изысканий, предпринятых мною в замке, окрылил меня, а разговор с Крейком, разрешивший еще одну загадку, прибавил уверенности.У дверей камеры Бродерика стояли в карауле сержант Ликон и еще один солдат. Сержант сухо кивнул нам с Бараком.– Все в порядке? – осведомился я.– Да. Заключенный целый день лежит на своей кровати. С солдатом, которого я к нему приставил, даже словом не обмолвился.– Мне удалось узнать, где он добыл яд, – не без гордости сообщил я и рассказал сержанту об открытии, сделанном в замке. – Думаю, Редвинтер вскоре вновь приступит к своим обязанностям, – заметил я напоследок.– А я-то надеялся, что мы его больше не увидим, – буркнул Ликон.– Боюсь, нам еще долго придется терпеть его общество, – вздохнул я. – Сержант, я должен поблагодарить вас и ваших людей, – произнес я после недолгого молчания. – Если бы не вы, встреча с медведем закончилась бы для меня весьма печально.– Мы всего лишь выполняли свой долг, – пожал плечами Ликон. – Хотя, признаюсь, услышав крики, я сперва подумал, что это уловка. Ведь кто-то мог нарочно поднять переполох, чтобы отвлечь стражу и освободить Бродерика. Я не знал, что и делать. А потом наконец решился запереть заключенного и вместе со своими людьми бросился в церковь.– Слава богу, вы приняли верное решение. Останься вы на своем посту, медведь разорвал бы меня на клочки.Сержант кивнул, но взгляд его по-прежнему оставался холодным и неприязненным.– Я много думал о том, что вы мне рассказали, сержант, – сделав над собой усилие, продолжал я. – Мне тяжело сознавать, что ваши родители лишились земли по моей вине. Боюсь, я вынес решение, не изучив должным образом все обстоятельства, связанные с передачей земель в аренду. У ваших родителей сохранились какие-либо документы, подтверждающие их права?– Нет. – Он уныло покачал головой. – Все документы давным-давно утеряны. Но на протяжении нескольких поколений предки мои арендовали землю у монахов.– Если бы нам удалось найти записи, которые это подтверждают, это многое изменило бы. Можно было бы добиться пересмотра дела.– Мои родители не умеют ни читать, ни писать, – смущенно пробормотал сержант. – Они во всем полагаются на дядю, а он, честно говоря, тоже не слишком большой грамотей. И уж конечно, услуги стряпчего им не по карману.– А когда они должны будут покинуть свою ферму?– Через шесть месяцев, – вздохнул сержант. – Не позднее дня весеннего равноденствия.– Послушайте, я чувствую свою ответственность за это дело. После возвращения в Лондон я могу оказать вам помощь. Если хотите, конечно.– Я же сказал, родители мои бедные люди. Они не могут платить стряпчему.– Я ничего с них не возьму. Pro bono, как говорим в таких случаях мы, юристы.Лицо молодого солдата посветлело.– Правда, сэр? О, если бы вам удалось вернуть нашу ферму…– Я ничего не обещаю. Но я сделаю все, что возможно.– Спасибо.Сержант взглянул на меня в некотором замешательстве.– Признаюсь, когда я узнал, что злополучное решение вынесли именно вы, я клял вас на чем свет стоит.– Проклятия меня не берут, – усмехнулся я. – За свою жизнь я получал их слишком много.– Если вы нам поможете, я до конца дней своих буду благословлять ваше имя, – с пылом заверил сержант. – Вы представить себе не можете, как я вам благодарен…– Пока что вам не за что меня благодарить, – буркнул я, несколько смутившись. – Если вы не возражаете, я хотел бы увидеть Бродерика.Ликон кивнул и извлек из кармана ключи.– И зачем только люди заключают себе подобных в темные вонючие камеры? – задумчиво изрек он. – Ведь в мире и без того достаточно бед и страданий.Бродерик пластом лежал на своей койке. Вид у него был столь измученный, что сердце мое невольно сжалось от сострадания. В неровном свете свечи преждевременные морщины, избороздившие его юное лицо, казались особенно глубокими. Завидев меня, он с трудом поднял голову.– У вас есть чем утолить жажду? – спросил я.– Да, – кивнул он и указал на кувшин, стоявший на полу.– Я знаю, где вы раздобыли яд, сэр Эдвард, – тихо произнес я. – Вы отравились ядовитыми грибами, которые росли в водосточной трубе за вашим окном.Несколько мгновений он неотрывно смотрел на меня, потом отвел взгляд.– Какая разница, – безучастно проронил он. – Мне не удалось избавить себя от мучений. И другого шанса у меня не будет.– Как только вы сумели заставить себя проглотить такую гадость?– Мысль о том, что мне предстоит, была сильнее отвращения, – пожал плечами Бродерик. – Я зажимал нос руками, чтобы не чувствовать запаха, и заталкивал грибы в себя вместе с водой.– Да, запах они издают ужасающий.– Все оказалось напрасно, – бросил Бродерик. – Мой желудок изверг отраву. Он оказался слишком чувствительным.Бледное лицо его исказила гримаса злобы и отчаяния.– Послушайте, почему бы вам не рассказать им все, что они от вас требуют? – произнес я, глядя ему прямо в глаза. – В конце концов под пытками они все равно вытянут из вас все. Зачем обрекать себя на бессмысленные страдания? А если вы будете откровенны, вы сможете подать просьбу о помиловании. Как знать, может, оно будет вам даровано.Бродерик зашелся хриплым судорожным смехом.– Неужели вы думаете, я поверю их обещаниям? – спросил он, отсмеявшись. – Роберт Эск был слишком доверчив. Вы сами видели, какое помилование ему даровали.– Кстати, сегодня его скелет упал с башни, – сообщил я. – Его сбросил разгулявшийся ветер.На лице Бродерика мелькнуло подобие улыбки.– Это недоброе предзнаменование, – проронил он. – Королю-еретику есть над чем задуматься.– Странно слышать от вас разговоры о предзнаменованиях и пророчествах. Я полагал, в них верят лишь простолюдины, не получившие никакого образования.Бродерик хранил молчание. Я не сводил с него глаз, думая о том, как много тайн хранит этот измученный человек. Вероятно, ему известно, что за документы хранились в шкатулке. Возможно, он знает о том, какую угрозу они могут представлять для нынешнего короля. А что, если он осведомлен о любовных похождениях королевы и о том, какую выгоду собирались извлечь из них заговорщики? Так или иначе, мне оставалось лишь теряться в догадках. Любые расспросы находились под строжайшим запретом.– Если Генрих – еретик и узурпатор, кто, по вашему мнению, имеет право на английский престол? – неожиданно для себя самого спросил я. – Кое-кто считает, что на трон должна была взойти графиня Солсбери.– Кое-кто может считать все, что ему вздумается, – с косой усмешкой бросил Бродерик.– Но в любом случае принц Эдуард, единственный сын короля, является его законным наследником.Я помолчал несколько мгновений и заговорил вновь:– А также сыновья, которых может родить королю королева Кэтрин. По слухам, она уже беременна.– Вот как? – равнодушно проронил Бродерик.В глазах его не промелькнуло ни малейшей искорки интереса.– Все ваши ухищрения напрасны, сэр, – заявил он с презрительным смехом. – Вы зря принимаете меня за дурака.– Я просто хотел поддержать разговор.– Уверен, вы ничего в своей жизни не делаете просто так. А знаете, чего бы мне действительно хотелось?– Любопытно узнать.– Я бы хотел, чтобы вы находились в камере пыток Тауэра, когда палачи примутся показывать на мне свое мастерство. Вам было бы полезно увидеть собственными глазами, к чему привели ваши заботы и попечения.– Вы можете избежать знакомства с лондонскими палачами, если расскажете все сейчас.– Убирайтесь, – дрожащим от негодования голосом произнес Бродерик.Я встал, подошел к дверям и постучал, дабы стражник меня выпустил.Стоило мне выйти в коридор, сердце болезненно екнуло, ибо я лицом к лицу столкнулся с Редвинтером. Он заметно осунулся, под глазами залегли темные круги. Для человека, привыкшего упиваться собственной властью, внезапный арест явился особенно чувствительным ударом. Избегая встречаться со мной взглядом, Редвинтер уставился на Барака, которой с подчеркнуто независимым видом прислонился к стене.– Я слышал, ваш хозяин разузнал, каким образом отравился Бродерик, – процедил тюремщик.– Да, – кивнул Барак. – Бродерик оказался на редкость изобретательным.– Более у него не будет случая проявить свою изобретательность, – заявил Редвинтер. – Я вновь приступаю к своим обязанностям. Малеверер сказал, что мне следует вас поблагодарить, – пробурчал он, наконец повернувшись ко мне.В ответ я молча пожал плечами.– Думаю, вы считаете меня своим должником, – с досадой произнес Редвинтер. – Что ж, радуйтесь.– Не вижу никаких оснований для радости, – отрезал я.– И правильно делаете, – усмехнулся Редвинтер. – Один раз я уже одержал над вами верх. Можете не сомневаться, я сумею сделать это вновь.Он прошел мимо, едва не задев меня плечом, и резким голосом приказал солдату немедленно передать ему ключи от камеры. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ Мы с Бараком сидели перед кроватью, на которой был разложен листок с изображением королевского родословного древа. Я воспроизвел его по памяти, как только вернулся в свою каморку. Лампа, стоявшая на подоконнике, бросала тусклый свет на имена королей и их ближайших родственников.

– И каким образом эти каракули помогут нам определить, кто на вас напал? – устало спросил Барак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96