– Как бы то ни было, все эти рассказы об увечье короля Ричарда – измышления его недругов, – заметил Ренн. – Я ведь видел его собственными глазами. И могу поклясться, он был прям как стрела. Лицо у него было суровым, волевым и решительным. Но отнюдь не жестоким.Ренн откинулся на подушки.– Господи боже, сколько лет пролетело с тех пор! Тогда я был совсем мальчишкой.Он вновь вперил в меня пристальный взгляд.– Мэтью, я надеялся, что силы не оставят меня так быстро. Но приступ, который я пережил вчера, – это дурной знак. Судя по всему, недуг поступит со мной так же беспощадно, как с моим отцом. А это означает, что боль будет терзать меня почти постоянно и промежутки хорошего самочувствия будут становиться все короче. Боюсь, по дороге в Лондон я доставлю вам немало хлопот.– Не беспокойтесь ни о чем. Мы с Бараком с удовольствием окажем вам любую помощь, на какую только способны.– Вы очень добры, Мэтью, – произнес Джайлс, и взгляд его увлажнился слезами.В следующее мгновение он смущенно отвернулся.Я почему-то подумал о том, что за всю свою жизнь ни разу не видел слез на глазах отца. Они оставались сухими, даже когда умерла мать. На несколько мгновений в комнате повисло неловкое молчание. Потом я произнес нарочито беззаботным тоном:– Раз уж я здесь, позвольте попросить вас об одном небольшом одолжении.– Да-да, разумеется. Я к вашим услугам.– Мне нужна карта Южной Англии. Хочу кое-что проверить. В связи с делом, которым занимался в Лондоне. Возможно, в вашем богатом книжном собрании есть и карты?– Конечно, есть, – кивнул Ренн, и в глазах его вспыхнули любопытные искорки. – Это старинные карты, составленные еще монахами, но, поверьте, они не так уж плохи. Правда, я собирал по большей части карты северных графств, и все же, надеюсь, среди них отыщется несколько таких, что пригодятся вам. Заодно посмотрите мою библиотеку. Она находится в задней части дома и занимает две комнаты. Скажите Меджи, чтобы дала вам ключи. Карты и планы хранятся в первой комнате, на третьей полке, что на южной стене. К сожалению, сейчас я не могу встать и помочь вам в поисках.– Ничего, я справлюсь сам.Я поднялся, ибо почувствовал, что больной устал.– Завтра я пошлю вам записку, узнать, как вы себя чувствуете. Если силы к вам не вернутся, я сообщу об этом Малевереру. Ему придется искать вам замену. Он уже сказал, что не позволит мне председательствовать на слушаниях.– Уверен, завтра я смогу приступить к работе, – с жаром заявил Ренн.Несколько мгновений он молчал, потом нерешительно добавил:– Не принимайте произошедшее слишком близко к сердцу, Мэтью. Все это лишь политические игры, и не более того. Лично против вас король ничего не имеет.– Да, он лишь воспользовался случаем провести сравнение между мной и коренным жителем Йорка. Сравнение, столь невыгодное для меня. Конечно, политические соображения сыграли тут свою роль. Но поверьте, я видел, что собственная жестокость доставляет королю удовольствие. И это произвело на меня особенно тягостное впечатление.– Политика не отделима от жестокости, – задумчиво изрек Ренн.– Это я понял давно.Сердечно простившись с Джайлсом, я спустился на первый этаж. В холле доктор Гибсон беседовал с Меджи.– Мастер Ренн разрешил мне воспользоваться его библиотекой, – обратился я к старой служанке.– Сейчас принесу ключи, – ответила она без большой охоты.– Как дела у мастера Ренна? – спросил я, оставшись наедине с лекарем.– Недуг скоро сведет его в могилу, – произнес он, печально покачав головой.– Он рассказал мне, что отец его скончался от той же самой болезни. Неужели она неизлечима?– Да. Подобные опухоли не знают снисхождения. Они способны сожрать самого сильного и крепкого человека. Так что нам остается лишь молить Господа о чуде.– Но если чуда не произойдет? Сколько осталось мастеру Ренну?– Трудно сказать. Я прощупал его живот. Пока что опухоль не слишком велика, но она растет с каждым днем. В любом случае, он проживет не больше нескольких месяцев. Насколько мне известно, мастер Ренн намерен совершить путешествие в Лондон. Для человека в его положении – это чистой воды безумие.– Возможно. Но эта поездка чрезвычайно важна для него. И я обещал, что помогу ему добраться до Лондона.– Боюсь, вам будет не так просто выполнить это обещание.– Но отказываться от своих обещаний я не привык.Несколько мгновений мы оба молчали, затем я спросил:– Вы навещали Бродерика, доктор?– Да, и могу вас заверить, что он вне опасности. Бродерик молод и, несмотря на скверное обращение, сохранил достаточный запас сил.Я кивнул, довольный тем, что на этот раз мне удалось получить четкий ответ. Тут вернулась Меджи с ключами, и я простился с лекарем. Служанка вновь проводила меня наверх, в узкий коридор, расположенный за спальней Ренна.– Мастер мало кому разрешает заходить в библиотеку, – сообщила женщина, с сомнением глядя на меня. – Вы уж, сделайте милость, не переставляйте книги. Мастер любит, чтобы в библиотеке был порядок.– Обещаю не нарушать его.Меджи отперла внушительную дубовую дверь и пропустила меня в комнату, пропахшую пылью и мышиным пометом. Это было просторное помещение, как видно, в прошлом служившее спальней. Открытый дверной проем позволял разглядеть соседнюю комнату. Стены от пола до потолка покрывали полки, сплошь заставленные книгами, свернутыми пергаментами и старинными рукописями. Я в изумлении огляделся по сторонам.– Я понятия не имел, что речь идет о таком громадном собрании. Наверняка здесь насчитывается несколько сотен книг.– Да уж не меньше. Мастер собирал книги чуть не пятьдесят лет.Меджи тоже окинула взглядом пыльные полки и покачала головой, словно давая понять, что подобное увлечение представляется ей не слишком разумным.– Наверняка у него есть каталог?– Нет, сэр, он держит все в голове.Тут я заметил на стене маленькую картинку, изображавшую компас. Определив с ее помощью, где южная стена, я подошел к ней. Как и сказал Ренн, на третьей полке лежали свернутые в рулоны карты.– Я вас оставлю, сэр, – буркнула Меджи. – Мне надо приготовить порошок, который лекарь прописал мастеру для облегчения боли.– Он очень страдает?– Боль мучает его почти все время.– Он переносит ее стоически.– Ну, это он умеет.Меджи поклонилась и вышла из комнаты.Оставшись в одиночестве, я оглядел полки более тщательно. Изумление мое возросло, когда я начал перебирать карты. Произведения монахов, которые удалось спасти Ренну, были воистину восхитительны. Я бережно разворачивал карты Йоркширского побережья и сельской местности, украшенные изображениями святых гробниц и мест, где происходили чудеса. Встречались здесь и карты других графств, и среди них – большая карта Кента, судя по всему, сделанная около двух столетий назад. Возможно, она не отличалась большой точностью, однако названия всех, даже самых маленьких, деревушек и селений были выписаны с чрезвычайным тщанием.У окна, из которого открывался вид на собор, стоял письменный стол. Я разложил на нем карту и принялся ее изучать. Прежде всего я нашел Эшфорд и к юго-западу от него обнаружил деревню под названием Брейбурн. На западе находилось село Ликон, откуда вел свое происхождение мой знакомый сержант. Я задумчиво потер подбородок. Итак, в прошлом столетии человек по имени Блейбурн или Брейбурн приехал в Йорк из Кента и сделал здесь письменное признание, которое до сих пор вызывает тревогу у сильных мира сего. Но что это мне дает? Я надеялся, что сумею нащупать некую путеводную нить, которая поведет меня к дальнейшим открытиям. Но отыскал лишь название глухой деревеньки, расположенной в стороне от больших дорог.Я вернул карту на полку и принялся бродить вдоль стен, поражаясь разнообразию книг и рукописей, многие из которых относились к весьма древним временам. Здесь были книги на латыни, на английском и старофранцузском языках, биографические сочинения, труды по истории, медицине, архитектуре и садоводству. Отсутствие книг по законоведению немало меня удивило, но, пройдя в другую комнату, я увидел, что ими заставлены все полки. Наряду с классическими трудами, такими как сочинения Брэктона, я обнаружил и старинные ежегодники, а также собрания уложений и парламентских актов. Не без волнения я отметил, что многие из них отсутствуют даже в библиотеке Линкольнс-Инна, которая, увы, была далеко не столь богата, как мне того хотелось бы.Взяв один из ежегодников, я вернулся к письменному столу. Погрузившись в описания давних процессов, я позабыл о времени. С детства чтение было для меня самым верным средством отвлечься от тревог и неприятностей. И теперь, вникая в юридические подробности, я ощутил, как на душу мою снизошли покой и умиротворение. Когда я наконец вернулся к действительности, пролетело уже несколько часов. С мыслью о том, что за копии этих ежегодников Линкольнс-Инн выложила бы неплохие деньги, я спустился в кухню. Меджи сидела у окна и что-то шила. Я кашлянул, дабы привлечь ее внимание.– Боюсь, я злоупотребил гостеприимством вашего хозяина, Меджи. Увы, дорвавшись до чтения, я забываю обо всем.Она улыбнулась – впервые за все время нашего знакомства. Как ни странно, улыбка у нее оказалась приятная.– Хорошо, что книги мастера хоть кому-то пригодились. А то сейчас многие люди считают их хламом. Говорят, прошлое надо забыть, а книги, которые о нем рассказывают, – попросту сжечь.– Библиотека вашего хозяина достойна восхищения.– Мастер сейчас спит.Старая служанка выглянула в окно, где по-прежнему моросил мелкий дождь.– Надо же, дождь так и не унялся. Хотите чем-нибудь перекусить?– Благодарю вас, – ответил я, лишь сейчас осознав, что изрядно проголодался.– Если хотите, я принесу вам поесть прямо в библиотеку. И свечу тоже принесу, а то становится темно.«Почему бы не воспользоваться столь любезным предложением?» – сказал я себе.– Если вы не возражаете, я почитаю еще, – ответил я вслух. – Очень вам признателен, Меджи.Я вновь поднялся в библиотеку. Через несколько минут Меджи принесла мне кружку пива, ломоть хлеба, миску своей безвкусной, но сытной похлебки и большую восковую свечу.Утолив голод, я вновь принялся осматривать комнату. Она была выдержана в спартанском стиле – вся мебель состояла из письменного стола, голые половицы даже не были прикрыты циновками. Наверняка Джайлс провел здесь множество счастливых одиноких часов.«Что станется с этим бесценным собранием после его смерти?» – с грустью подумал я.Тут в голову мне пришла внезапная мысль, и я бросился к полке, где хранились собрания парламентских актов. На удачу я почти не рассчитывал; и все же в библиотеке, где хранились столь редкие ежегодники, мог оказаться и нужный мне документ. Я шарил глазами по полкам, пока не отыскал увесистый том, относившийся к последней трети прошлого столетия. На коричневом кожаном переплете красовался герб кафедрального собора. Схватив том в охапку, я едва не бегом бросился к столу. Небо за окном уже начало темнеть, и я был благодарен Меджи, которая снабдила меня свечой.Бережно переворачивая пергаментные страницы, я дошел до актов 1484 года. Вот и знакомое заглавие «Titulus Regulus». «Королевский титул».«Настоящим актом закрепляется право на престол за ныне царствующим монархом и его потомками», – прочел я слова, которые успел пробежать глазами, просматривая документы, хранившиеся в шкатулке Олдройда.Сердце мое бешено заколотилось. Я тщательно осмотрел парламентскую печать, скрепляющую акт, сравнил его с другими документами, помещенными в книгу. Вне всякого сомнения, то была точная копия, сделанная не менее полувека назад. Утверждая, что этот акт является подделкой, Малеверер пытался ввести меня в заблуждение. Однако же я никогда не слыхал о подобном документе; причины, по которым акт этот был извлечен из парламентских архивов, оставались для меня тайной.С трудом переведя дух, я принялся за чтение. Акт был невелик и занимал всего пять страниц. Он был выдержан в форме обращения к королю Ричарду III. В начале документа излагались обстоятельства, побудившие палату лордов и палату общин обратиться к этому монарху с просьбой взойти на престол. После весьма цветистого и многословного описания упадка, в котором пребывала страна, разговор пошел о женитьбе короля Эдуарда IV. Эту историю я смутно помнил. Король Эдуард, дед нынешнего короля, женился на вдове довольно низкого происхождения, Элизабет Вудвиль, хотя в это время был уже заключен брачный контракт, согласно которому «король был помолвлен с благородной дамой Элеанор Балтер… посему сожительство вышеупомянутого короля и вышеупомянутой Элизабет является прелюбодейством, и отпрыски, зачатые в грехе, лишаются всяких прав на наследование престола».Далее в акте говорилось о том, что ближайший наследник, герцог Кларенс, запятнал себя государственной изменой и посему потомки его тоже утратили право на престол. Права эти перешли к герцогу Глостеру – Ричарду III.«… коий является законным сыном и наследником Ричарда, покойного герцога Йоркского, и был рожден на землях, принадлежавших его отцу; посему законность его происхождения не вызывает сомнений».Я в изнеможении откинулся на спинку кресла. Наконец мне стало понятно, почему Малеверер не желал, чтобы хоть одна живая душа взглянула на этот акт. Перед глазами у меня возникло родословное древо, хранившееся в похищенной шкатулке. Притязания на трон короля Генриха были основаны на том, что мать его является дочерью короля Эдуарда IV. Если брак короля не был законным, значит, его внук не имел никаких прав на английскую корону. Истинными наследниками престола являлись потомки Джорджа, герцога Кларенса. Именно по этой причине Маргарет Солсбери и ее сын были брошены в Тауэр и казнены без всякой вины.Я резко поднялся и несколько раз прошелся по комнате. Тут проснулась моя интуиция законника. История, связанная с браком короля Эдуарда, отнюдь не являлась тайной, мне неоднократно доводилось ее слышать. Я прекрасно знал, как трудно доказать обвинение в невыполнении брачных обязательств. Всякий, кто желает отказаться от брачного контракта, может заявить, что дал обещание жениться другой женщине, прежде чем обручился с той, что ныне предъявляет к нему претензии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96