Если я
назову его так, значит, я хочу возбудить к нему сочувствие; а всякого, кто п
опытается отнестись с сочувствием к Биггеру Томасу, тотчас же захлестне
т чувство вины, такое сильное, что его не отличить от ненависти.
Больше всего на свете люди боятся чувства вины; и, если внушить им это чувс
тво, они делают отчаянные усилия, чтобы найти своим поступкам оправдание
; если же это не удается, если нельзя без особого ущерба для жизни и собств
енности успокоить свою совесть, они попросту физически уничтожают то, чт
о вызвало в них тягостное чувство вины. Это одинаково верно для всех люде
й, независимо от цвета их кожи; такова загадочная и властная потребность,
присущая человеку.
Этот страх вины звучит в словах представителя обвинения и всех, кто выст
упает по данному делу. В глубине души люди помнят о содеянном зле, и каждый
раз, когда негр совершает преступление против них, память об этом зле вст
ает перед ними пугающей уликой. И вот те, против кого эти преступления нап
равлены, богачи и собственники, стремящиеся сохранить свои прибыли, гово
рят своим наемникам, одержимым тем же чувством вины: «Уберите этот призр
ак с дороги!» Или же, как мистер Долтон, решают: «Сделаем что-нибудь для это
го человека, чтобы он забыл свою обиду». Но, увы, уже поздно.
Если бы в рабство были обращены только десять или двадцать негров, можно
было бы назвать это несправедливостью, но рабов в Америке были сотни тыс
яч. Если бы такое положение длилось год или два, вы могли бы сказать, что эт
о несправедливо. Но оно длилось более двухсот лет. Несправедливость по о
тношению к миллионам людей, которая длится почти три столетия на террито
рии в несколько тысяч квадратных миль, уже не несправедливость, это сове
ршившийся факт. Люди приспособляются к земле, на которой живут; создают с
вои нормы поведения, свои понятия о добре и зле. Одинаковый способ добыва
ния средств к жизни вырабатывает у них одинаковое отношение к жизни. Даж
е речь их приобретает отпечаток тех условий, в которых они живут. Ваша чес
ть, несправедливость уничтожает одну форму жизни, но вместо нее созревае
т другая, со своими правами, нуждами и стремлениями. То, что происходит сег
одня в Америке, Ц это не несправедливость, а угнетение, попытка задушить
, затоптать новую форму жизни. Именно эта новая форма жизни, вызревая здес
ь среди нас, точно плевелы, пробивающиеся из-под камня, находит себе выход
в том, что, по-нашему, является преступлением. Если мы не будем помнить об э
том, подходя к решению стоящей перед нами проблемы, нам останется только
утолять свою ярость и чувство вины новыми убийствами каждый раз, когда ч
еловек, живущий в подобных условиях, совершит действие, которое мы назыв
аем преступным.
Этот мальчик лишь отражение в миниатюре той проблемы, которая реально за
трагивает одну треть всего населения Америки. Казните его! Отнимите у не
го жизнь! И все-таки при первом перебое в работе сложного механизма расов
ых взаимоотношений совершится новое убийство. Если закон насилует милл
ионы человеческих жизней, как можно рассчитывать, что он будет действенн
ым? Разве мы верим в волшебство? Разве вы серьезно воображаете, что, поджиг
ая деревянный крест, вы можете запугать миллионы людей, парализовать их
волю и стремления? Или вы думаете, что белые дочери Америки будут в безопа
сности, если вы казните этого мальчика? Нет! Говорю вам со всей ответствен
ностью: нет! Казнь его послужит залогом новых и новых убийств. Ослепленны
е яростью и чувством вины, вы дадите тысячам черных людей почувствовать,
что стены их тюрьмы стали еще выше и прочнее. Казните его Ц и подбавьте к
ипящей лавы в тот сдавленный подземный поток, который в один прекрасный
день найдет себе выход, и не в единичном, случайном, бессмысленном престу
плении, а в неистовом взрыве страстей, который ничем нельзя будет остано
вить. Решая судьбу этого мальчика, суд должен помнить главное: что хотя пр
еступление совершилось случайно, страсти, которые в нем обрели выход, уж
е были налицо; суд должен помнить, что вся жизнь этого мальчика была отмеч
ена печатью вины; что его преступление существовало задолго до гибели Мэ
ри Долтон; и что случайное убийство как бы разорвало завесу, за которой он
жил, и помогло его чувству отверженности и обиды вырваться наружу и вопл
отиться в конкретных внешних формах.
Одержимые чувством вины, мы старались убрать с глаз мертвое тело. Мы выбр
али маленький участок земли и похоронили его. В непроглядном мраке ночи
мы шепчем своей душе: мертвые не возвращаются, и нам тревожиться нечего.

Но мертвый возвращается и вторгается в наш дом! Мы находим своих дочерей
убитыми и сожженными, и мы говорим: «Казнить! Казнить!»
А я говорю, ваша честь: «Стойте! Посмотрите, что вы собираетесь делать!» Иб
о мертвый не умер! Он жив! Он нашел себе пристанище в джунглях наших больши
х городов, в смрадном болоте трущоб! Он позабыл наш язык! Чтобы жить, он отт
очил свои когти! Он стал беспощадным и свирепым! Он научился ненависти и з
лобе, которых нам не понять! Его поступков нельзя предвидеть! По ночам он в
ыползает из своего логовища и крадется к твердыням цивилизации! И при ви
де ласкового лица он не ложится на спину, задрав лапы, чтобы с ним поиграли
. Нет! Он набрасывается и убивает!
Да, Мэри Долтон, добрая, отзывчивая белая девушка, с улыбкой подошла к Бигг
еру Томасу, желая помочь ему. Мистер Долтон, тревожимый смутной мыслью о с
овершенном зле, хотел дать мальчику заработок, чтобы он мог прокормить с
емью и послать брата и сестру в школу. Миссис Долтон, ощупью отыскивая пут
ь к успокоению своей совести, хотела убедить его поступить на курсы и обу
читься ремеслу. Но когда они с самыми лучшими намерениями протянули к не
му руки, грянула смерть! И вот, облаченные в траур, они ждут отмщения. Крова
вое колесо продолжает вертеться.
Я всей душой сочувствую горю этих убеленных сединами родителей. Но мисте
ру Долтону-домовладельцу я могу сказать только одно: «Вы сдавали неграм
квартиры в Черном поясе и отказывались пускать их в другое место. Вы загн
али Биггера Томаса в дремучий лес. Вы сделали так, что человек, убивший ваш
у дочь, всегда был для вас чужим, а она была чужой для него».
Семьи Томасов и Долтонов были связаны отношениями жильцов и хозяев, поку
пателей и продавцов, рабочих и работодателей. Семья Томасов была бедной,
а семья Долтонов Ц богатой. И мистер Долтон, человек порядочный, старалс
я успокоить свою совесть, щедро раздавая деньги. Увы, мой друг, золото не в
сесильно! Мертвеца нельзя подкупить! Скажите себе, мистер Долтон: «Я прин
ес в жертву свою дочь, но даже этого оказалось недостаточно, чтобы загнат
ь обратно в могилу преследующий меня призрак».
А миссис Долтон я скажу: «Ваша благотворительность была так же трагическ
и слепа, как ваши больные глаза!»
А Мэри Долтон, если только она меня слышит, я скажу: «Я стою здесьсегодня д
ля того, чтобы ваша смерть не прошла даром!» Разрешите мне, ваша честь, про
должить свой рассказ о жизни Биггера Томаса. Он и все подобные ему во мног
ом напоминают наших предков, сотни лет назад высадившихся на этих берега
х. Но нам повезло. А им Ц нет. Мы нашли здесь землю, которая нуждалась в при
ложении всех наших способностей и сил; и мы построили на ней могуществен
ную и грозную страну. Мы всю свою душу отдали этому и продолжаем отдавать.
Но им мы сказали: «Это страна белого человека!» И вот теперь они тоже ищут
землю, которая нуждается в приложении их способностей и сил.
Ваша честь, задумайтесь над чисто внешним обликом нашей цивилизации. Ско
лько в нем ослепительного и заманчивого! Как он возбуждает желания! Как о
н дразнит мнимой доступностью счастья! Как оглушает нас непрерывной шум
ихой рекламы, газет, радио и кино! Но не забывайте, что для многих все это Ц
злая насмешка. Яркие краски, которые радуют наш глаз, многим причиняют бо
ль. Представьте себе человека, который неотделимой частицей бродит сред
и всего этого великолепия и в то же время знает, что оно не для него!
Мы сами подготовили убийство Мэри Долтон, а теперь мы являемся в суд и вос
клицаем: «Мы здесь ни при чем!» Но ведь любой школьный учитель знает, что э
то не так, потому что любому школьному учителю известно, как урезаны прог
раммы негритянских школ. И власти знают, что это не так, потому что во всех
их мероприятиях видна твердая решимость не дать Биггеру Томасу и ему под
обным перешагнуть установленные границы. И домовладельцы знают, что это
не так, потому что они сговорились между собой загнать всех негров в тесн
ые кварталы городских гетто. Ваша честь, все мы, присутствующие в зале, мож
ем выступать здесь в качестве свидетелей. Нам знакомы все обстоятельств
а дела, потому что мы сами создавали их.
Но тут может встать вопрос: если Биггер Томас чувствовал, что с ним поступ
ают несправедливо, почему он не обратился с жалобой в суд? Почему предпоч
ел восстановить справедливость своей властью? Ваша честь, ни до совершен
ия убийства, ни после у этого мальчика не являлось мысли, что в нанесенной
ему обиде повинно одно какое-нибудь лицо. А кроме того, сказать по правде,
жизнь, которую он вел, выработала в нем такое отношение к миру, что едва ли
он мог возлагать какие-либо надежды на этот суд.
Преступление Биггера Томаса не было актом мести обидчику со стороны оби
женного. Будь это так, все дело было бы очень просто для нас. Но здесь челов
ек ошибочно понял роль целой расы в естественной системе мироздания и по
ступил соответственно своей ошибке. Он убил Мэри Долтон случайно, без мы
сли, без расчета, без осознанного повода. Но, убив, он принял это преступле
ние. И вот в этом и заключается самое главное. Это был первый полноценный а
кт в его жизни; это было самое сильное, волнующее и острое из всего, что ему
до сих пор приходилось переживать. И он принял его полностью, потому что о
но дало ему ощущение свободы, возможность выбора, решения, повод действо
вать и знать, что его действия имеют смысл и цель.
Мы должны говорить здесь о побуждениях, идущих из самых глубин человечес
кого существа. Мы должны говорить здесь не о том, как человек поступает с ч
еловеком, но о том, как человек поступает, когда он чувствует, что должен з
ащищаться против мира, в котором живет, Ц либо защищаться, либо приспосо
биться к нему. Основное, что здесь надо понять, Ц это не кто обидел этого м
альчика, но как он видел мир и откуда возникло у него это видение мира, зас
тавившее его без размышлений уничтожить чужую жизнь и сделать это так ст
ремительно и инстинктивно, что элемент случайности, сыгравший здесь рол
ь, не помешал ему заявить потом: «Да, я сделал это, я должен был это сделать».

В наше время обвиняемые часто прибегают к отговорке: «Я был как в тумане».
Но этот мальчик не прибегает к ней. Напротив. Он говорит: «Я знал, что делаю,
но не мог не сделать». И он говорит, что не жалеет о том, что сделал.
Разве на войне испытывают сожаление, убив? Разве в рукопашной схватке ду
маешь о личности солдата, первым бросившегося на тебя?
Нет! Там убиваешь, чтобы самому не быть убитым! И, закончив войну с победой,
возвращаешься в свободную страну, точно так как этот мальчик, обагрив св
ои руки кровью Мэри Долтон, почувствовал себя свободным первый раз в жиз
ни.
Помножьте Биггера Томаса на двенадцать миллионов, сделайте поправку на
разницу темпераментов и условий быта, вычтите тех негров, которые находя
тся целиком под влиянием церкви, и вы получите психологию негритянского
народа. Но как только вы взглянете на этот народ как на единое целое, как т
олько отвлечетесь от единиц и увидите массу, тотчас же явится перед вами
новое качество. Американские негры не просто двенадцать миллионов чело
век; это, в сущности, особая нация внутри нашей нации Ц угнетенная, обезд
оленная и закованная в цепи, лишенная всех политических, гражданских, эк
ономических и имущественных прав.
Так неужели вы думаете, что, убив одного негра Ц даже если убивать поодно
му каждый день! Ц можно внушить остальным страх, который помешает имсов
ершать убийства? Нет! Этот глупый расчет никогда не оправдывался и не опр
авдается. Чем больше вы будете убивать, чем больше станете притеснять и и
золировать, тем сильней будет расти стремление к новым формам жизни, пус
ть пока слепо и бессознательно. Но ведь они живут рядом с памп, в тех же гор
одах, округах, селениях, Ц так где же им искать образец для этой новой жиз
ни, что может послужить материалом для иных форм существования?
На это может быть только один ответ: мы сами и то, что относится к нам.
Ваша честь, в Америке сейчас живет вчетверо больше негров, чем было колон
истов в Тринадцати штатах, когда они выступили в поход за свою свободу. Эт
и двенадцать миллионов негров, связанные с нашими традициями так же тесн
о, как мы в свое время были связаны с европейскими, ведут на узком простран
стве борьбу за право чувствовать себя дома Ц ту самую борьбу, которую та
к страстно вели когда-то и мы. И по сравнению с нами им приходится боротьс
я в гораздо более тяжелых условиях. Нам, лучше чем кому бы то ни было, следо
вало бы понимать чувства и желания этих людей. Этот поток жизни, сдавленн
ый и замутненный, стремится к той самой цели, которую все мы так любовно ищ
ем и так затрудняемся выразить в словах. Когда мы сказали, что «человеку п
рисущи некоторые неотчуждаемые права, как-то: право на жизнь, на свободу и
счастье», мы не дали определения, что мы понимаем под «счастьем». Должно б
ыть, этого нельзя выразить словами, и мы не делали напрасных попыток. Вот п
очему мы говорим: «Пусть каждый служит богу по-своему».
Но некоторые общие черты того счастья, которого добивается каждый из нас
, все же известны. Мы знаем, что человек бывает счастлив тогда, когда он пог
лощен служением высокому долгу или цели, такому долгу или цели, которые о
правдывают и освящают скромный человеческий труд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58