Но случай, помогший обнаружить кости в топке, не дал его г
нусным расчетам осуществиться!
А защита хочет убедить нас, что этот человек был движим только страхом! Кт
о знает хоть один пример в истории, когда страх диктовал бы такие сложные
и хитроумные планы?
Дальше нам снова приходится полагаться на показания этой гнусной обезь
яны. Он убежал из дома Долтонов и отправился к девушке-негритянке, Бесси М
ирс, с которой долгое время находился в близких отношениях. Дальше произ
ошло то, на что мог быть способен только очень злой и хитрый зверь. Угрозам
и и запугиванием он еще раньше вынудил у девушки согласие помочь ему в по
лучении выкупа, и ей же передал на сохранение те деньги, которые он украл у
мертвой Мэри Долтон. Но когда он увидел, что все провалилось, он убил и ее. М
ой разум до сих пор отказывается верить, что подобный замысел мог сложит
ься в человеческом мозгу. Он уговорил бедную девушку, горячо любившую ег
о Ц что бы ни доказывал этот безбожный коммунист, мистер Макс, Ц он угов
орил ее бежать вместе с ним. Они спрятались в пустом, заброшенном доме. И т
ам, в холоде и мраке, под завывание снежной бури он снова совершил изнасил
ование и убийство, вторично за двадцать четыре часа!
Повторяю, ваша честь, мой разум отказывается воспринимать это! За мою дол
голетнюю службу государству я видел немало преступников и убийц, но подо
бного мне не приходилось встречать. Обезумев от жажды насилия и убийства
, этот изверг позабыл о своем единственном спасении, о том, что помогло бы
ему скрыться, Ц о деньгах, украденных у Мэри Долтон после ее смерти и леж
авших в кармане платья Бесси Мирс. Он взял истерзанное тело бедной труже
ницы Ц деньги, повторяю, были при ней Ц и сбросил его с третьего этажа вн
из. Медицинская экспертиза установила, что девушка еще жила, когда упала
на землю. Она умерла потом, замерзла насмерть, пытаясь выбраться из узког
о пролета между домами!
Ваша честь, щадя ваши чувства, я не хочу останавливаться на кошмарных под
робностях этих двух убийств! Свидетели уже рассказали все.
Но именем граждан этого штата я требую, чтобы за свои преступления этот ч
еловек был предан смертной казни!
Я этого требую для того, чтобы другие не осмелились следовать его пример
у, чтобы мирные и трудолюбивые граждане могли спать спокойно. Ваша честь,
миллионы людей ждут вашего слова! Они хотят услышать от вас, что этот горо
д живет не по закону джунглей! Они хотят услышать от вас, что им нет надобн
ости точить нож и заряжать ружье, готовясь защищать свою жизнь. Они ждут п
од этими окнами, ваша честь! Скажите им то слово, которое позволит им со сп
окойной душой строить планы на будущее! Поразите дракона сомнения, заста
вившего сегодня дрогнуть миллионы сердец, заставившего миллионы рук тр
ястись, запирая двери родного жилища!
Злодеяние, столь гнусное и кровавое, нарушает ход жизни, совершающей сво
й обыденный круг. Чем страшнее преступление, тем большей смутой, тревого
й, ужасом объят мирный город, где оно случилось; тем беспомощнее перед ним
честные граждане.
Верните же душевное равновесие тем из нас, кто еще уцелел, чтобы мы могли с
покойно трудиться и пожинать обильную жатву жизни. Ваша честь, во имя Бог
а Всевышнего я требую: будьте милосердны к нам!
Голос Бэкли все еще гудел у Биггера в ушах, но суматоха, поднявшаяся в зале
, дала ему понять, что речь окончена. Несколько газетных репортеров проди
рались сквозь толпу, спеша к выходу. Бэкли вытер свое красное лицо и сел. С
удья постучал, призывая к порядку, и сказал:
Ц Суд удаляется на один час.
Макс вскочил на ноги.
Ц Ваша честь, это невозможно… Как же так?.. Это слишком короткий срок… Вы, з
начит…
Ц Через час суд объявит свое решение, Ц сказал судья.
Со всех сторон кричали. Биггер видел, что у Макса шевелятся губы, но не мог
разобрать слов. Потом мало-помалу толпа утихла. Биггер видел, как изменил
ось выражение на всех лицах. Он понял, что вопрос уже решен. Он понял, что до
лжен умереть.
Ц Ваша честь, Ц сказал Макс прерывающимся от волнения голосом. Ц Мне к
ажется, для того чтобы внимательно разобраться в материале свидетельск
их показаний и прений сторон, нужно больше…
Ц Суд оставляет за собой право самому решать, сколько ему нужно времени,
мистер Макс, Ц сказал судья.
Биггер знал: он погиб. Остальное было только формальностью, оттяжкой вре
мени.
Он не помнил, каким образом очутился снова в маленькой комнате; но, когда о
н вошел туда, поднос с едой все еще стоял на столе нетронутый. Он сел и посм
отрел на шестерку полисменов, молча окруживших его. На поясах у них висел
и револьверы. Выхватить один и застрелить себя? Но у него не хватило силы о
бдумать эту внезапно мелькнувшую мысль. Страх парализовал его.
Макс вошел, сел и закурил сигарету.
Ц Ну вот, голубчик мой. Придется подождать. У нас час времени.
В дверь постучали.
Ц Пожалуйста, репортеров не допускайте, Ц сказал Макс полисмену.
Ц Хорошо.
Минуты шли. От томительного ожидания у Биггера заболела голова. Он знал, ч
то Максу нечего сказать ему, и ему нечего было сказать Максу. Надо было жда
ть, и все; ждать чего-то, что он уже знал. Ему сдавило горло. Он вдруг почувст
вовал себя обманутым. Зачем вообще нужен был суд, если все равно кончилос
ь этим?
Ц Что ж, видно, кончено дело, Ц вздохнул Биггер, обращаясь больше к себе,
чем к Максу.
Ц Не знаю, Ц сказал Макс.
Ц Я знаю, Ц сказал Биггер.
Ц Увидим.
Ц Очень уж скоро он взялся все решить. Я умру, я знаю.
Ц Не нужно так, Биггер. Вы бы все-таки съели что-нибудь.
Ц Я не голоден.
Ц Это еще не конец. Я буду апеллировать к губернатору…
Ц Зря. Все равно не поможет.
Ц Как знать.
Ц Я знаю.
Макс ничего не ответил. Биггер положил голову на стол и закрыл глаза. Ему з
ахотелось, чтобы Макс ушел. Макс сделал все, что мог. Теперь пусть идет дом
ой и забудет про него.
Дверь отворилась.
Ц Через пять минут судья возвращается в зал!
Макс встал. Биггер посмотрел на его утомленное лицо.
Ц Пойдем, голубчик. Пора.
Макс пошел вперед; Биггер между двумя полисменами следовал за ним. Он не у
спел еще сесть, когда вошел судья. Он стоял, пока судья не сел, и потом устал
о опустился на свой стул. Макс встал и хотел заговорить, но судья жестом ос
тановил его.
Ц Биггер Томас, встаньте и повернитесь лицом к суду.
В зале слышался шум, и судья постучал по столу. Биггер поднялся; ноги у нег
о дрожали, и ему казалось, что его душит кошмар.
Ц Желаете ли вы о чем-либо заявить до произнесения приговора?
Он хотел открыть рот, чтобы ответить, но не смог. Да и все равно, он бы не зна
л, что сказать. Он покачал головой, туман застлал ему глаза. В зале теперь н
икто не шевелился. Судья провел языком по губам и поднял листок бумаги, ко
торый громко зашуршал в тишине.
Ц Ввиду имеющего место необычайного смятения умов суду вполне ясен его
долг, Ц сказал судья и остановился.
Биггер ощупью нашел край стола и вцепился в него пальцами.
Ц Постановление суда по делу номер 666Ц 983, по обвинению в убийстве: обвиня
емый Биггер Томас, двадцати лет, приговаривается к смертной казни, каков
ой приговор должен быть приведен в исполнение в пятницу третьего марта,
не позднее полуночи, способом, предусмотренным законами нашего штата. Ше
риф может увести обвиняемого.
Биггер понимал каждое слово; но как будто не слова, а лицо судьи было для н
его самым главным в эту минуту. Он стоял неподвижно; не мигая, он смотрел в
бледное лицо судьи. Потом он почувствовал, что кто-то тянет его за рукав. М
акс усадил его на место. В зале стоял невообразимый шум. Судья стучал моло
тком. Макс, стоя, что-то говорил, но за криками Биггер не мог разобрать его с
лов. Ему надели наручники и повели подземным коридором обратно в камеру.
Он лег на койку, и что-то очень глубоко внутри его сказало: вот и кончено… в
от и кончено…
Немного спустя дверь отворилась, вошел Макс и тихо сел на койку возле нег
о. Биггер отвернулся к стене.
Ц Я поеду к губернатору, Биггер. Еще не все потеряно…
Ц Уходите, Ц прошептал Биггер.
Ц Но вы…
Ц Не надо. Уходите.
Он почувствовал руку Макса на своем плече, потом руки не стала. Он услышал
, как захлопнулась стальная дверь, и понял, что остался один. Он не шевелил
ся; он лежал неподвижно, потому что ему казалось, что, если не двигаться, мо
жно ничего не чувствовать и не думать, а это было все, чего ему сейчас хоте
лось. Мало-помалу напряжение отпустило его. В темноте и безмолвии камеры
он перевернулся на спину и скрестил руки на груди. Его губы искривила жал
обная гримаса.

Инстинкт самозащиты выключил из его сознания представление о дне и ночи
, потому что, если бы он думал о том, как встает и заходит солнце, о луне, о зве
здах, о тучах и дожде, ему пришлось бы тысячу раз умереть до того, как его по
ведут на казнь. Чтобы привыкнуть к мысли о смерти, он обратил весь мир за с
тенами своей камеры в бесконечный серый край, где не было ни ночи, ни дня, г
де жили чужие люди, которых он не понимал, но ему хотелось хоть раз войти в
их жизнь, прежде чем умереть.
Он теперь не ел; он просто проталкивал пищу в горло, не чувствуя ее вкуса, т
олько чтобы не сосало под ложечкой от голода, чтобы не кружилась голова. И
он не спал; просто иногда он на время закрывал глаза и потом снова открыва
л их, чтобы вернуться к своим думам. Ему хотелось освободиться от всего, чт
о стояло между ним и его концом, между ним и страшным, беспощадным сознани
ем, что жизнь прошла и ничего не решено, не найден смысл, не связаны воедин
о противоречивые стремления.
Приходили к нему его мать, брат, сестра, но он просил их сидеть дома, не прих
одить больше, забыть его. Приходил черный проповедник, тот, который дал ем
у крест, но он его выгнал. Белый священник стал было его уговаривать помол
иться, но он выплеснул ему в лицо чашку горячего кофе. После этого священн
ик не раз приходил навещать других арестантов, но у его камеры больше не о
станавливался. Это дало Биггеру ощущение собственной значительности, п
очти такое же, как в вечер разговора с Максом. В том, что священник сторони
лся его и, может быть, задумывался над причинами, побуждавшими его отказы
ваться от утешений религии, уже заключалось признание его личности на ин
ых основах, чем это было обычно для священника.
Макс сказал ему, что поедет к губернатору, и больше он от него никаких изве
стий не имел. Он не надеялся, что из этого выйдет что-нибудь; в своих мыслях
и чувствах он относился к этому так, как будто оно совершалось где-то вне
его жизни и не могло ни изменить ее, ни повлиять на ее исход.
Но ему хотелось увидеть Макса и еще поговорить с ним. Он думал о речи Макса
на суде и с благодарностью вспоминал ее страстный, проникновенный тон. С
уть речи ускользала от него. Но он верил, что Макс его понимает, и хотел пер
ед смертью поговорить с ним еще раз, чтобы так ясно, как только можно, почу
вствовать смысл, заключенный в его жизни и в том, что он должен умереть. Эт
о была единственная надежда, которую он берег. Если можно что-нибудь узна
ть твердо и наверняка, он должен узнать это сам.
Ему разрешалось писать три письма в неделю, но он не написал ни одного. Ему
не с кем было поделиться и нечем, потому что он в жизни никому и ничему не о
тдавался душой, разве только убийству. Что он мог сказать своей матери, бр
ату, сестре? Из старой шайки он дружил только с Джеком, и то никогда не был т
ак близок с ним, как ему хотелось. А Бесси умерла; он убил ее.
Иногда, устав копаться в своих чувствах, он говорил себе, что это он неправ
, он плохой. Если б он мог заставить себя в это поверить, это было бы решение
. Но он не верил. Его чувства домогались ответа, которого не мог дать разум.

Он всегда острей всего жил, больше всего был самим собой, когда что-нибудь
его затрагивало достаточно сильно, чтобы за это бороться; а сейчас, в этой
камере, сильней, чем когда-либо, тревожила его неподатливая суть прожито
й жизни. Но как прежде громоздилась перед ним белая глыба, так теперь черн
ая стена смерти придвигалась все ближе с каждым пролетающим часом. И на э
тот раз уже нельзя было отбиться нанесенным вслепую ударом; смерть была
противником иным и более сильным.
Он лежал на своей койке, а руки его беспокойно шарили по всему городу, стар
аясь в клубке человеческих жизней нащупать что-нибудь близкое к тлевшим
в нем чувствам; он томился, он хотел знать. Он был одержим неистовым желан
ием слиться с окружающим миром, но он по-прежнему не знал как. Только его ч
ерное тело лежало на тюремной койке, покрытое потом агонии.
Если он Ц ничто, если это Ц все, почему же он не может умереть безколебан
ий? Кто он такой, что эта жажда знать доводит его почти доисступления? Поче
му в нем всегда живы непонятные стремления, если в мире нет ничего, что объ
яснило и удовлетворило бы их? Кем и чем определен для него этот беспокойн
ый путь? Откуда это постоянное желание того, чего нет? Откуда эта черная пр
опасть между ним и миром: здесь Ц горячая красная кровь, там Ц холодное г
олубое небо, и нет ничего, что сочетало бы в себе все, дало бы ощущение един
ства, цельности, полноты?
Неужели это так? Неужели он обречен на это Ц чувствовать и не знать, иска
ть и не находить? И в этом все, весь смысл, вся цель? В таких сомнениях и трев
огах проходили минуты. Он похудел, глаза были налиты кровью, всей кровью т
ела.
Наступил канун последнего дня. Ему теперь особенно хотелось поговорить
с Максом. Но что бы он ему сказал? Да, так оно получалось. Он не мог говорить
об этом, потому что это не укладывалось в слова; и все-таки он жил этим все в
ремя, каждую секунду.
Назавтра, в полдень, сторож подошел к его камере и просунул между прутьям
и сложенную телеграмму. Он встал и распечатал ее.

МУЖАЙТЕСЬ ГУБЕРНАТОР ОТКАЗАЛ СДЕЛАНО ВСЕ ВОЗМОЖНОЕ СКОРО УВИДИМСЯ МАК
С.

Он смял телеграмму в комок и швырнул ее в угол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58