И более важно - это то, что мое понимание
дает им возможность изменяться. Оно дает им возмож-
ность принять собственные страхи, причудливые мысли,
чувство горя и упадок духа, так же как и свое мужест-
во, доброту, любовь и нежность. И их опыт, и мой го-
ворят о том, что, если кто-то полностью понимает их
чувства, они способны сами принять их. И после этого
клиенты обнаруживают, что и чувства, и они сами -
изменяются. Понимаю ли я женщину, которая чувству-
ет, что у нее в голове крюк, за который другие водят ее
повсюду, или мужчину, чувствующего, что никто так не
одинок и не отделен от других людей, как он, - это
понимание важно для меня. Но так же и даже более

важно то, что тебя понимают, для человека, которого
понимают.

Вот еще один важный для меня итог моего познания
людей. Я обнаружил, что очень многое приобретаю,
когда делаю все возможное, чтобы люди сообщали мне
о своих чувствах, личном опыте восприятия. Так как
понимание очень обогащает, мне бы хотелось разру-
шить барьеры между мной и другими людьми, чтобы
они, если желают, могли более полно раскрыть себя.

В отношениях с клиентом на сеансе психотерапии у
меня есть много возможностей сделать так, чтобы кли-
енту было легко раскрыть себя. Мое собственное отно-
шение к нему может создать чувство безопасности, в
укрытии которого легко общаться. Помогает и точное
понимание клиента таким, каким он видит себя, и при-
нятие его чувств и представлений.

Как преподаватель я также многое приобретаю, ког-
да помогаю студентам делиться со мной. Поэтому я ста-
раюсь, не всегда, правда, успешно, создать такой кли-
мат на занятиях, в котором свободно могут выражаться
чувства и высказываться мнения, отличные друг от дру-
га и от мнения лектора. Я также часто просил студентов
заполнять <листки обратной связи>, в которых каждый
мог выразить свое мнение и личное отношение к курсу.
Студенты могли рассказать, соответствует ли курс их
запросам, выразить свои чувства по отношению к пре-
подавателю или сообщить о своих личных трудностях
при изучении курса. Этот <листок обратной связи> ни-
как не влиял на их оценки. Иногда одни и те же занятия
вызывали у студентов совершенно различные чувства.
Один студент сказал: <Манера проведения этих занятий
вызывает у меня непонятное мне отвращение. Другой
студент, неамериканец, о той же неделе занятий гово-
рил так: <Обучение, которое ведется у нас, - наилуч-
шее, самое полезное и научно обоснованное. Но для
таких, как мы, привыкших к авторитарному стилю, этот
новый тип обучения непонятен. Такие люди, как мы,
привыкли слушать указания, пассивно записывать лек-
цию за лектором и заучивать то, что задано, для экза-
менов. Не стоит говорить, что от таких привычек очень
трудно избавиться, даже если они не дают результатов
и бесполезны>. Принятие этих резко различающихся
точек зрения принесло мне большую пользу.

Я обнаружил, что то же самое наблюдается в груп-

пах, в которых я являюсь руководителем или восприни-
маюсь как лидер. Я хочу, чтобы у людей уменьшился
страх или защитные реакции, чтобы они могли свободно
выражать свои чувства. Эта идея меня очень захватила
и привела к совершенно новой точке зрения на то, что
такое управление. Но я не могу об этом распространять-
ся здесь.

Есть еще один важный итог познания, который я вы-
вел из моей консультативной работы. Я могу сказать
кратко. Я обнаружил, что получаю очень многое, когда
могу принимать другого человека.

Я нашел, что искренне принимать другого человека
и его чувства вовсе не так просто, во всяком случае, не
проще, чем понимать его. Действительно ли я могу по-
зволить другому человеку чувствовать враждебность ко
мне? Могу ли я принимать его гнев как действительную
и законную часть его личности? Могу ли я принять его,
если он смотрит на жизнь и ее проблемы совсем по-
другому, чем я? Могу ли я принимать человека, который
прекрасно относится ко мне, обожает меня и хочет
быть таким, как я? Все это входит в принятие человека,
и все это нелегко. Я думаю, в нашей культуре все под-
вержены следующему штампу: <Каждый человек дол-
жен чувствовать, думать и верить так же, как я>. Мы
обнаруживаем, что нам очень .трудно позволить детям,
родителям или супругам чувствовать по-другому в отно-
шении каких-либо проблем. Мы не позволяем нашим
клиентам или студентам отличаться от нас или реализо-
вывать их жизненный опыт по-своему. Как нация мы не
можем позволить другой нации думать или чувствовать
иначе, чем мы. Однако мне кажется, что различия меж-
ду людьми, право каждого человека реализовать свой
жизненный опыт по-своему и найти в нем свой смысл -
все это бесценные возможности жизни. Каждый чело-
век - сам по себе остров, и он может построить мосты
к другим островам только в том случае, если хочет быть
самим собой и дает себе возможность сделать это. По-
этому я нахожу, что помогаю другому стать человеком,
когда я могу принимать другого. Это значит - прини-
мать его чувства, отношения, верования, являющиеся
действительно частью его самого. И в этом заключена
огромная ценность.

Следующий итог моего познания, который я хочу из-
ложить, может оказаться для вас сложным. Он таков:

чем более я открыт для восприятия реальности и
внутреннего мира себя и другого, тем менее я стрем-
люсь <улаживать дела>.

Чем более я стараюсь прислушиваться к .себе и к
моему внутреннему опыту и пытаюсь делать то же са-
мое по отношению к другому человеку, тем более я
уважаю сложные перипетии жизни. Поэтому я станов-
люсь все менее и менее склонным торопиться улажи-
вать дела,, ставить цели, формировать людей, манипули-
ровать ими и толкать их туда, куда бы я хотел. Я гораздо
больше склонен оставаться самим собой и дать возмож-
ность другому человеку быть самим собой. Я очень хо-
рошо понимаю, что это мнение может показаться стран-
ным, похожим на то, что думают о человеке на Востоке.
Для чего же тогда жить, если мы не собираемся ничего
делать с людьми? Для чего жизнь, если мы не собира-
емся формировать людей согласно нашим идеалам? Для
чего же жизнь, если мы не собираемся учить их тому,
чему, нам кажется, они должны учиться? Для чего же
дана жизнь, если мы не собираемся заставить их чувст-
вовать и думать так же, как чувствуем и думаем мы?
Как может кто-то стоять на такой пассивной позиции,
как та, о которой я сейчас говорю? Я уверен, что такие
мысли, должно быть, возникнут у многих как реакция
на мои слова. Однако парадокс моего опыта заключает-
ся в том, что чем более я хочу быть самим собой в
нашей сложной жизни, чем более я хочу понимать и
принимать реалии моего опыта и опыта других людей,
тем больше изменяюсь и я, и другие. Это очень пара-
доксально: в той степени, в которой каждый из нас хо-
чет быть самим собой, он обнаруживает, что изменяет-
ся не только он, изменяются и другие люди, с которыми
он связан. По крайней мере это очень яркая часть моего
опыта и одна из самых глубоких истин, которые я по-
знал в личной жизни и в работе.

Теперь давайте перейдем к другим результатам по-
знания, менее связанным со взаимоотношениями лю-
дей, а более - с моими собственными действиями и
ценностями. Первый из этих итогов очень краток. Я мо-
гу доверять своему жизненному опыту. Одна из основ-
ных идей, которую я долгое время не мог осознать и
которую я еще продолжаю познавать, заключается в том,
что если деятельность кажется вам стоящей, то ею надо
заниматься. Говоря по-другому, я понял, что на целостное



организмическое чувствование ситуации можно пола-
гаться больше, чем на ее логическое осмысление.

Всю мою профессиональную жизнь я шел в направ-
лении, которое другим казалось глупым и в котором я
сам не раз сомневался. Но я никогда не жалел, что шел
в направлении, которое <чувствовалось правильным>,
даже если часто бывало, что мне было одиноко или я
чувствовал себя не на высоте.

Я обнаружил, что, доверяясь какому-то внутреннему
неинтеллектуальному чувству, я позже признавал сде-
ланный шаг правильным. Всю свою жизнь я следовал по
неординарному пути, потому что чувствовал, что он ве-
рен. И это было так, потому что через 5-10 лет многие
из моих коллег присоединились ко мне, и я больше не
чувствовал себя одиноким.

Когда постепенно я стал больше доверять этим цело-
стным реакциям, я обнаружил, что могу использовать
их в организации мыслительной работы. Я стал с боль-
шим вниманием относиться к тем отрывочным мыслям,
которые время от времени возникают у меня и вызыва-
ют чувство своей значимости. Сейчас я склонен думать,
что эти не совсем ясные мысли и намеки приведут меня
к важным областям исследования. Я думаю, что должен
верить совокупности моего жизненного опыта, кото-
рый, я подозреваю, является умнее, чем мой интеллект.
Конечно, мой опыт подвержен ошибкам, но, надеюсь, в
меньшей степени, чем интеллект, отдельно взятый. Мое
отношение к этому прекрасно выражено словами аме-
риканского художника Макса Вибера: <Когда я дейст-
вую согласно моему смиренному творческому импуль-
су, я нахожусь в сильной зависимости от того, что я еще
не знаю, и от того, что я еще не сделал>.

Близко к этому итогу познания лежит другой, выте-
кающий из него и говорящий о том, что оценка других
не является для меня ведущей. Суждения других, кото-
рые я должен выслушать и принять во внимание, по
сути, никогда не являются для меня направляющими.
Познать это было трудно. Как я был потрясен, когда
серьезный ученый, казавшийся мне более умным и эру-
дированным психологом, чем я, сказал, что мой интерес
к психотерапии - ошибка; он никуда меня не приведет,
и у меня как психолога даже не будет возможности
иметь практику.

В более поздние годы я был ошеломлен, узнав, что в

глазах некоторых людей я был обманщиком, человеком,
занимающимся медициной без лицензии, автором по-
верхностной и вредной психотерапии, ищущим славу,
мистиком и т.д. Но меня не радовало и излишнее вос-
хваление.

И хула, и восхваления меня не очень заботили, по-
тому что я начал чувствовать, что лишь один человек (по
крайней мере в моей жизни, а может быть, вообще ког-
да-либо) знает, является ли то, что я делаю, честным,
разумным, глубоким, открытым для всех или фальши-
вым, проводимым в целях защиты, неразумным. И этот
человек - я. Я рад иметь все доказательства для оценки
своей работы. Критика (и дружелюбная, и враждебная)
и похвала (искренняя и притворная) являются его частя-
ми. Но задачу взвесить эти доказательства, определить
их значение и полезность я не могу передать никому.

С точки зрения того, о чем я только что рассказал,
следующий результат моего познания, возможно, не
удивит вас. Опыт для меня является самым высоким
авторитетом. Пробный камень валидности - мой
собственный опыт. Ни мысли других, ни мои собствен-
ные мысли не важны так, как мой опыт. Именно к опыту
я должен снова и снова возвращаться, чтобы прибли-
зиться к постижению истины, как это происходит и в
моем собственном развитии.

Ни Библия, ни пророки, ни Фрейд, ни исследования,
ни открытия Бога или человека не могут превзойти мой
собственный опыт. Мой опыт тем более надежен, чем
более он первичен, если можно так выразиться. Так, в
иерархии различных видов опыта более надежным бу-
дет опыт на самом нижнем уровне. Если я читаю лекции
по теории психотерапии, и если я формулирую теорию
психотерапии, основанную на работе с клиентами, и ес-
ли у меня также имеется прямой опыт работы с клиен-
тами, их надежность увеличивается в том порядке, в
котором я перечислил эти виды опыта.

Мой опыт занимает ведущее положение не потому,

Слово переводится нами как <опыт>. Оно оз-
начает явления, которые <проживаются> человеком (внутрен-
ний и внешний опыт). - Прим. ред.

Валидность - один из основных критериев качества теста,
показывающий степень пригодности теста для целей измере-
ния. -

что он безошибочен. Он надежен, потому что он всегда
может быть проверен при следующем контакте с кли-
ентом. Поэтому всегда можно исправить часто встреча-
ющуюся ошибку или какой-нибудь недостаток.

Еще один итог моего личного познания. Мне нравит-
ся выявлять правила, которым подчиняется мой опыт.
Я обязательно стараюсь найти значение, упорядочен-
ность или закономерности во всяком большом массиве
опыта. Это мое как бы любопытство, которое, я думаю,
достойно поощрения, так как оно приводит к замеча-
тельным результатам. Оно привело меня ко всем глав-
ным положениям, которые я высказал. Оно привело ме-
ня к поиску закономерностей во всем том, чем занят
клиницист, работая с детьми, и отсюда появилась моя
книга Клиническое лечение трудного ребенка>. Оно
привело меня к формулированию основных принципов,
которые, казалось, работали в психотерапии, а отсюда -
к появлению ряда книг и множества статей. Любопыт-
ство привело меня к исследованию различных законо-
мерностей, которые, я чувствую, встречались в моем
опыте. Оно соблазнило меня создать теории для соеди-
нения тех закономерностей, которые я обнаружил в
опыте, и спроецировать их на новые неисследованные
области, где в дальнейшем они могут быть проверены.

Поэтому я стал понимать, что и научное исследова-
ние, и создание теории неправ лены на упорядочивание
важного для меня жизненного опыта. Исследование -
это постоянные направленные попытки увидеть смысл
и .закономерность в явлениях субъективного опыта.
Они необходимы, потому что важно воспринимать мир
упорядоченным и потому что, если мы понимаем зако-
номерности природы, это ведет к стоящим результатам.

Таким образом, я стал понимать, что причина моих
занятий исследованиями и построением теории лежит в
необходимости удовлетворить нужду воспринимать
мир упорядоченным и имеющим смысл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80