Его всего передернуло: «Нет, лучше что угодно, чем это».
Вестовой принес чай и бутерброды. Поставил тарелку с бутербродами на стол, налил чай в командирскую пузатую кружку и подал Николаеву. В другую с зеленовато-золотистой каемкой налил Порядову. Кипарисов от чая отказался. Пока вестовой хозяйничал, все молчали; вот он вышел, унося лишнюю посуду. Николаев, выпятив губы, подул на дымящийся, густо заваренный чай цвета черного перестоявшегося кофе и, сделав глоток и закашлявшись, сказал неуверенным тоном, обращаясь к Кипарисову:
— Может быть, все-таки стать на якорь и попробовать спустить шлюпки? И пусть пройдут они через эту вашу Медвежью Голову. — Он знал, что говорит это только для очистки совести. Даже если бы, несмотря на крутую волну, удалось спустить шлюпки благополучно, это ничего бы не дало. Давно было известно, что от Птичьих Камней в океан идет сильное течение и против него на веслах выгрести невозможно.
На губах Кипарисова— откровенно ироническая улыбка:
— Прикажете выполнять?
— Я только советуюсь с вами, Ипполит Аркадьевич. — В тоне Николаева появилось что-то заискивающее: — Не хотите ли чаю?
«Как же ты сразу так сдал, командир корабля?» — подумал, ожесточаясь, Порядов.
— Бесполезно, товарищ командир! — Кипарисов будто не слышал последних слов Николаева, даже не дал себе труда доказать свою мысль.
Николаев отставил чашку. Усилием воли взял себя в руки:
— Приказываю отправить радиограмму... — Есть! — коротко ответил Кипарисов.
Порядов сердито застучал костяшками пальцев по столу.
Николаев вздохнул. Он был вконец расстроен. Ныло сердце. Не хватало дыхания. «Вот так наступает, наверно, инфаркт», — подумал он вдруг и испугался.
Николаев берег свое здоровье, у него еще никогда не было такого болезненного состояния. Опираясь на спинку стула, он поднялся и жалко сказал:
— Я отлучусь на несколько минут. Пошлите ко мне в каюту врача. — Расслабленной походкой он направился к двери. Николаев, конечно, знал, что в походе не имеет права покидать ходовую рубку. «Но ведь я болен»,— оправдывал он себя.
Порядов и Кипарисов переглянулись. Потом Кипарисов откровенно усмехнулся. Он не очень-то верил в неожиданную болезнь Николаева. Однако снял телефонную трубку и передал врачу приказание зайти к командиру.
— Мое предложение пройти через Медвежью Голову запишу в вахтенный журнал, — сказал Кипарисов официально и с силой вставил телефонную трубку в зажимы.
— Как обвинительный документ командиру? — спросил Порядов. — И только?
— А что же еще остается? — Кипарисов пожал плечами.
Порядов понимал, что старпом ищет компромисса со
своей совестью. «Ну, а люди на Скалистом?.. — спросил он себя. — Нет, здесь не может быть никакого компромисса. Как же быть?» Он еще секунду поколебался, затем, подойдя к столу, достал из ящика лист бумаги, вытащил из кармана автоматическую ручку и, нажимая, будто хотел сломать перо, стал писать. Он писал о том, что у западного побережья вследствие сильного шторма стать на якорь или спустить шлюпки невозможно. Стремясь выполнить приказ штаба, старпом «Державного» предложил как крайнюю меру для немедленного спасения людей войти в бухту Безымянную, обнаруженную Световым на восточном побережье Скалистого, и что Николаев пренебрег этим советом... В заключение По-рядов прямо обвинил Николаева в трусости.
Порывисто дыша, словно поднимал невыносимый груз, Порядов протянул написанное Кипарисову. Тот прочел, и правая его бровь полезла вверх.. Ни о чем подобном ему даже слышать не приходилось. И какая доля ответственности перекладывалась на него, старпома «Державного», выступившего против своего командира! Одно дело предложить смелое решение, даже осуществить его, другое... Если Панкратов станет на сторону Николаева или, того хуже, приказ будет получен, а через пролив пройти не удастся, то в первую очередь его, Кипарисова, сурово накажут. Он, Кипарисов, будет в смешном и глупом положении. Так можно ли дать право Порядову ссылаться на себя?
— Подобных прецедентов еще не было, — сказал Кипарисов, побледнев. Порядов посмотрел на него внимательно.
— Ипполит Аркадьевич, — сказал он с болью, — поверьте, это стоит и мне.:. — он даже не договорил, не найдя подходящего слова.
— Все же... — Кипарисов колебался.
— Нельзя быть принципиальным только до какой-то безопасной границы, это, может быть, худшая беспринципность, — проговорил Порядов зло. — Ну и потом, никто не запретит мне передать своему начальнику радиограмму любого содержания, а дальше поступайте как знаете, хоть опровергайте.
Кипарисов медленно снял трубку с телефонного аппарата. Вызвал Николаева.
— Товарищ командир, капитан второго ранга Порядов просит разрешения передать начальнику политотдела радиограмму... — начал он.
— Разрешаю, разрешаю, — перебил Николаев. — Пусть передает, что хочет. Я занят с врачом. — В трубке щелкнуло. Кипарисов, пожал плечами и послал за шифровальщиком.
От эпицентра землетрясения покатились цепи водяных гор. За десятки миль был слышен их шелест. Странно, это домашнее слово «шелест», которое обычно связывается в сознании с книжными страницами или дрожанием листвы, приобрело грозный смысл. С тяжелым "шелестом надвигались океанские волны на острова и порой смывали с них все живое, в могучем шелесте волн метались пассажирские, грузовые суда, рыбачьи траулеры с обломанными мачтами и искореженными винтами. Перекликаясь, тревогой заполняя эфир, звучал «505» — сигнал бедствия с кораблей и островов.
В самих Белых Скалах, однако, все было уже спокойно. Скалы, отделявшие гавань от океана, оставались несокрушимыми. Эхо землетрясения, отзвучав, заглохло. По" внешним признакам о нем нельзя было и судить. Заводы работали, в кинотеатрах крутили новые ленты, влюбленные, притоптывая замерзшими ногами, сидели на заснеженных скамьях скверов. Только стекольщикам и печникам прибавилось дела. Все остальное стало будничной бедой, которую улаживать надо также буднично.
В салоне Серова на «Морской державе» сидели Панкратов и Меркулов. Начальник штаба докладывал командующему о принятых штабом чрезвычайных мерах.
Хмуро перечислив названия кораблей, вышедших в океан на спасение терпящих бедствие пароходов, Панкратов закончил доклад.
— Все ли возможное мы сделали? Есть ли еще какие предложения? — спросил Серов. Лицо у него было усталое, под глазами мешки, веки порой, помимо воли, смыкались.
Панкратов отрицательно покачал головой. Меркулов сосредоточенно рассматривал карту морского театра.
- Я удовлетворен, — проговорил Серов, — только
меня все беспокоит, почему до сих пор нет ничего с «Державного».
— Жду с минуты на минуту, — ответил Панкратов. Он волновался не меньше Серова. Успех Николаева для начальника штаба стал, помимо всего прочего, вопросом чести. Именно по его настоянию спасение людей со Скалистого было поручено «Державному». Командующий предпочел бы «Дерзновенный». Это было очевидно. Панкратов хорошо помнил свою фразу, решившую дело: «Товарищ адмирал, я посылаю лучший корабль с командиром, который ничем себя не запятнал и которому доверя!о безусловно. Не. доверять Николаеву — значит не доверять мне». Это звучало слишком торжественно и категорично, но у командующего не было прямых оснований отвергать предложение начальника штаба, а тем более желания обижать его. — Жду с минуты на минуту, — повторил Панкратов, — для беспокойства еще нет причин.
Серов закрыл глаза. Со стороны могло показаться, что он заснул. «Нет причин... А все же Светов лучше знает те места», — думал командующий. У него все время было ощущение, что он напрасно уступил настояниям Панкратова.
Оттого, что Серов сидел с закрытыми глазами, Меркулов чувствовал себя неловко. Уйти нельзя было — командующий еще не отпустил, разговаривать с Панкратовым не хотелось.
— Кстати, как здоровье этого лейтенанта Баты-рева, который захватил мою машину? — вдруг спросил Серов.
— Он в госпитале, — ответил Панкратов. — Состояние, говорят, хорошее. А вообще безобразная история. Видите, как Светов плохо воспитывает своих офицеров. И за это я с него спрошу...—добавил начальник штаба раздраженно.
— Разберемся, во всем несколько позже разберемся, Илья Потапыч, — Серов снова закрыл глаза. Усталость все более давала о себе знать — вторые сутки командующий проводил без сна.
Меркулов в разговор не вмешивался. Он чувствовал и себя в какой-то мере причастным к судьбе Батырева. Лейтенант приехал с письмом к нему. «Я сам пригла-
шал его к себе. Машину Батырев взял не где-нибудь на улице, а у подъезда моего дома». Словом, начальник политотдела невольно чувствовал себя виновным не то в том, что не разобрался в характере лейтенанта, не то в том, что упустил его из вида... Было неприятно и перед Серовым, и перед Корнеем Васильевичем Батыревым, который просил его проследить за сыном. Все это заставляло искать какие-то оправдания проступку лейтенанта, недисциплинированностью которого он сам был возмущен. «В конце концов не будь землетрясения...» — хотел сказать Меркулов, но промолчал, чувствуя, что рассуждает сейчас не вполне объективно.
«Морскую державу», стоявшую на бочке, раскачивало медленно и мерно. Багрово-серые предзакатные тени скользили по ковру в каюте. Мерно колыхалась вода в графине. Панкратов посматривал то на часы на переборке, то на дверь. Его терпение было вознаграждено. Дверь приоткрылась, и вошел радист.
— Разрешите?!
Серов не ответил. На этот раз он и в самом деле незаметно для самого себя задремал. Панкратов поманил радиста пальцем. Старшина, осторожно ступая по ковру, протянул радиограмму ему и другую — Меркулову.
— С «Державного»...
Движением руки Панкратов отпустил старшину.
Прочитав радиограмму Николаева, Панкратов бросил быстрый взгляд на спящего Серова и тяжело задумался. Панкратов слишком ценил командира «Державного», чтобы усомниться в нем хоть на минуту. Он по-человечески поверил в то, что снять сейчас людей со Скалистого невозможно. Но в то же время слово «невозможно», когда речь шла о выполнении приказа, было органически чуждо ему, военному по крови и духу. Он то оправдывал Николаева, то возмущался им и в глубине души понимал, что радиограмма Николаева бросает тень на него самого, начальника штаба. Он перевел взгляд на Меркулова, но тот был целиком погружен в чтение своей радиограммы. Тогда Панкратов громко сказал:
— Товарищ командующий!..
Серов вздрогнул и, открыв глаза, увидел радиограмму.
— С «Державного»? Давайте-ка, — проговорил он нетерпеливо. Прочитав радиограмму вслух, Серов скомкал ее в кулаке и швырнул на ковер. Поднявшись с кресла и повернувшись к Панкратову, он спросил резко:
— Ну, что теперь скажете?
— Я доверяю командиру «Державного», — упрямо ответил Панкратов.
— А вы? — Серов повернулся к Меркулову.
Меркулов уже трижды перечитал радиограмму Порядова. Сначала она вызвала в нем удивление и недоверие, потом он понял — это был крик души. Меркулов не раз в последнее время задумывался о своем заместителе. После похода на «Дерзновенном» Порядов изменился на глазах. Когда во время учений он подсказал молодому командиру катера смелое решение — подставить борт торпеде, устремившейся на эсминец, — Меркулов поначалу удивился. Он не ожидал от Порядова такой прыти. Но с этого дня стал относиться к нему уважительно. Не раз уже приходила Меркулову мысль: «А не ошибся ли я, когда предложил ему подать рапорт об откомандировании?». Сегодняшняя радиограмма тоже была смелым поступком. И в ее стиле можно было узнать нового Порядова... С другой стороны, о Николаеве Меркулов никогда не был особенно высокого мнения. Он помнил, как растерялся командир «Державного», когда бочка с химикалиями упала за борт. Меркулов молча положил свою радиограмму на стол перед командующим. Серов и Панкратов склонились над ней.
Лицо Панкратова приняло землистый оттенок.
— Это недостойно... Я не верю Порядову... Он всего-навсего политработник!
— А по-моему, то, что пишет мой заместитель, похоже на правду, — возразил Меркулов. — Ведь Светов все же входил в Безымянную бухту. А вы, Илья Пота-пыч, мне кажется, все время переоценивали Николаева.
У Панкратова задрожала челюсть.
— Этот Кипарисов... — проговорил он сердито.
Пока подчиненные разговаривали, Серов напряженно думал. Сейчас Безымянная бухта была единственным шансом, и, что бы там ни было, его надо попытаться использовать. Первое решение, которое напрашивалось само собой: отдать Николаеву приказ идти
к Скалистому через пролив в Медвежьей Голове. Но Серов знал, что, отдав такой приказ, он снимает с Николаева ответственность за то, что может случиться с «Державным». Возможно, Николаев, чтобы показать свою исполнительность, полезет на рожон даже вопреки здравому смыслу, угробит корабль... Нет, на этот путь становиться нельзя было. Пришло на ум командующему и другое решение: предложить командиру «Державного» еще раз изучить возможность прохода через Медвежью Голову и радировать специально по этому поводу свое мнение. Такое приказание должно было бы подстегнуть инициативу Николаева. «Должно было бы!.. Но, кто знает, что будет руководить офицером, о котором политработник пишет: «Спасовал перед трудностями...» Оставалось только единственно верное в данных обстоятельствах, хотя и жестокое, решение: «Кипарисов опытный моряк!»—командующий больше не мог позволить себе колебаться.
— Довольно дискуссий! — проговорил он властно и, пожалуй, чересчур громко. — Илья Потапыч, передайте на «Державный» немедленно: Николаева от командования отстраняю, Кипарисову идти в Безымянную бухту и действовать по своему усмотрению. Затем выясните, какой из кораблей готов к выходу. Я сам пойду на нем к Скалистому. Все! Выполняйте!
Панкратов, опустив голову, вышел. Меркулов проводил его взглядом, задумчивым и грустным. Он ждал, что теперь Серов заговорит с ним о Поридове, Николаеве, Кипарисове. Ведь если Порядов окажется прав, это должно поднять политотдел в глазах командующего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70