Директор, привстав над столом, поинтересовался:
— Сколько дней думаете прожить у нас?
Этого тона всем нутром ждал Батырев. Мгновенно оценив изменившееся настроение начальства гостиницы, небрежно бросил:
— Одни сутки. — «Вырву у него номер хоть на ночь, а потом проживу месяц», — мелькнула мысль.
Директор не знал, на что решиться. Молчал, тер пальцем покрасневшую от очков переносицу. Зазвонил телефон. Снимая с рычажка трубку, директор сказал Батыреву:
— Ладно, получите забронированный «люкс». Только дайте подписку, что освободите его по первому требованию.
Батырев кивнул. Не спеша достал записную книжку с золотой монограммой на кожаном переплете, вырвал листок и принялся писать.Когда он вышел, директор запер за ним дверь на ключ.Донцовы стояли на гранитной набережной. Вдали на внешнем рейде серели громады боевых кораблей.
Дуся восторженно глядела на бухту, на ее вздымающиеся волны, на стаи чаек, парящих над кораблями. У самого же Донцова даже слезы навернулись на глаза. Вспомнилась служба на эсминце «Державный», затем на крейсере «Адмирал Ушаков»; друзья и товарищи, океанские походы, трудности и радости большой флотской жизни — воспоминания и мечты смешались. Донцов словно впервые видел зелено-белую океанскую даль.
— Вон мне туда путь-дорога, — сказал он, указывая на едва видневшиеся корабли.
— А мне, Ваня, завидно, — призналась Дуся. — Жалко, что я парнем не родилась...
Донцов благодарно крепко прижал к себе локоть жены, и вместе они пошли по пирсу к серому задымленному зданию, где помещался дежурный офицер соединения.
Направляясь в гавань, Донцов полагал, что флагманский корабль стоит у стенки. Тогда Дуся обождала бы, пока он представится начальству и выяснит положение с квартирой. Но корабли были на внешнем рейде, и это спутало все его расчеты. У дежурного Донцов узнал, что рейсовый катер пойдет к «Морской державе» лишь поздно вечером. Ветер все усиливался, и движение шлюпок и легких катеров было временно запрещено.
Штормовой ветер, гоня волны, бросал их на гранитный мол, разнося яростно брызги. Небо заволокло. Пошел снег. Дуся почувствовала озноб. Ветер сек снегом лицо, крутил так, что трудно было стоять. В метельной дали нелюдимо урчало, кидалось и пенилось море.
— Я озябла, Ваня, надо куда-то идти, что ли... — сказала Дуся, колотя башмак о башмак и потирая озябшие руки.
Донцов пожалел жену. Он повел плечами, будто пытаясь стряхнуть с себя какую-то тяжесть. Намерение немедленно явиться в штаб стало неосуществимым. Как ни был дисциплинирован Донцов, как ни горел желанием повидаться с друзьями, он не мог оставить Дусю под открытым небом.
— Заглянем к коменданту, Дуся, будем просить комнату для ночлега... — Донцов подхватил чемоданы, улыбкой подбадривая жену, и зашагал из гавани.
Комендант, однако, располагал лишь местами в мужском общежитии и посоветовал зайти в находившуюся неподалеку старую портовую гостиницу. Из портовой гостиницы их направили в «Дом колхозника», где обычно с местами бывало легче, оттуда, уже через весь город, они добрались до новой гостиницы «Океанская». И нигде комнат не было.
Дуся вконец устала и была голодна. Она едва сдерживалась. Ее угнетало и раздражало все происходящее. Донцов тоже несколько рсстерялся. Его твердая уверенность в том, что на военной службе бытовые вопросы разрешаются как-то сами собой, была опрокинута. Конечно, если бы он был один, никаких проблем не существовало бы. Ну, а что же делать семейным людям?
Они стояли в вестибюле роскошной гостиницы, которую в другое время Донцов охотно продемонстрировал бы жене, как новую достопримечательность города. Но сейчас ему было не до того. Лицо его все мрачнело.
— На вокзале я ночевать не буду, — сказала вдруг решительно Дуся. — Узнавай, Ваня, адрес Меркулова; может, меня приютит Елена Станиславовна, а ты — на корабль...
— Как-то неудобно, Меркулов большой начальник, — заметил нерешительно Донцов.
— Ох, Ваня! Не ты ли говорил, что едем в Белые Скалы, как в дом родной...
Трудно сказать, как скоро иссякло бы Дусино красноречие, если бы она не увидела Батырева, спускавшегося по широкой лестнице, устланной ковровой дорожкой. На отделанной под мрамор стене бегущей тенью промелькнула его фигура.
В парадной тужурке, сияющей золотом погонов и нашивок, бряцая кортиком, он подошел к ним, приветливо улыбаясь.
— Что, следуете по моим стопам?
— Вот раздумываем, — сказал неопределенно Донцов.
— Какое там раздумываем, угла нет нигде, — с горечью вырвалось у Дуси.
— Худо! — сказал Батырев, с сожалением смотря на усталые лица своих бывших попутчиков по вагону.— У коменданта были? — спросил он у Донцова.
— Были... Сами знаете, с женой нельзя в общежитие...
— Худо! — повторил Батырев. Эффектно положив руку на кортик, он играл им. — Но что же делать, давайте думать вместе.
У Дуси плыли в глазах, как мелкие пузырьки, блестящие точки. Не хотелось ни о чем думать.
— Я едва на ногах держусь, — сказала она упавшим голосом. — Ты посоветуйся, Ваня, а я вот хоть немножко посижу. — Она направилась к дивану, стоявшему у стенки.
— Это не дело, — воскликнул Батырев. Он поспешил к ней, с головы до ног отражаясь в зеркалах. — Прошу ко мне, отдохнете, обогреетесь, там все и решим. — Он взял Дусю за руку. — Ну, пожалуйста, не отказывайтесь.
Донцов, хоть и чувствовал известную неловкость, однако возражать не стал. «Того и гляди, жена разревется». Да и посетители гостиницы уже с любопытством поглядывали на них.
Номер «люкс», в который Батырев повел Донцовых, поразил Дусю своей роскошью. Мягкая мебель под белоснежными чехлами; в гостиной китайские упругие ковры с изображениями невиданных растений и птиц, в спальне две кровати, отделанные под дуб с орехом, овальное зеркало в золоченой оправе на стене, картины в дорогих рамах.
— Как видите, нечто напоминающее хрупкую мечту моего детства в Белых Скалах есть,—сказал Батырев с удовольствием.
— Как вам удалось? — с восхищением оглядывая обстановку, спросила Дуся, снимая пальто, которое Батырев немедленно подхватил. Он только самодовольно усмехнулся в ответ.
Дуся развязала пуховый платок и подала его Баты-реву. На мужа, стоявшего в дверях с чемоданами в руках, она и не посмотрела. «Стоит, как пень, даже и не поухаживает за женой».
— Эврика! — воскликнул Батырев, хлопоча с Дуси-ным пальто и платком у вешалки. — Вы, друзья, больше сегодня не ходите, никакого другого жилья не ищите. Ночевать будете в спальне. Мне в гостиной на диване постелят. Обо всем остальном я с администрацией сам договорюсь.
Донцов заколебался. Лучше бы поискать кого-нибудь из прежних приятелей и попросить, чтобы приютили. Но оставлять жену наедине с Батыревым ему вовсе не хотелось.
Батырев тотчас позвонил в ресторан и заказал ужин на всех троих в номер. Затем, оставив супругов в спальне, он вышел в гостиную, раскрыл свой чемодан, вытащил из него кожаный несессер, фотоаппарат в чехле, накрахмаленную рубашку, и тут взгляд его упал на лежащий между носовыми платками конверт с письмом от отца, которое он должен был вручить Мерку-
лову. Батырев переложил письмо в карман тужурки. Постоял секунду, раздумывая, затем хитро подмигнул своему отражению в зеркале, вышел в ванную. Налил в стакан кипятку и, вернувшись, поставил его на подоконник; вытащил конверт, стал водить им над паром. В дверь постучали.
— Можно?
Вошла Дуся в халате, с полотенцем и свертком в руках, — простоволосая, на висках кудрявились пшеничного цвета завитушки, румяная и вся какая-то по-домашнему уютная, милая.
— Я хочу пройти в ванную, — она чувствовала себя с Батырсвым по-приятельски свободно. Все же больше недели провели они вместе в одном купе в поезде, и это как-то сближало их. — А что это вы делаете? — Проходя, она заглянула через его плечо.
Батырев на мгновение смутился, но тут же иронически пояснил:
— Понимаете, Дуся, есть же на свете такие люди, которые еще не знают, что передавать через своих близких письма запечатанными, значит, выражать им недоверие. — Он помахал в воздухе конвертом. — Это, по-моему, крайне неприлично. Ну, вот я и исправляю одну такую ошибку близкого мне человека.
Дуся не разобралась толком в словах Батырева, однако в его тоне ей послышалось что-то нехорошее. Она пожала плечами, как бы говоря: делайте, что хотите... Когда Дуся вышла в ванную, Батырев заколебался. «Черт знает что, в самом деле как-то некрасиво... Но ведь пишет не чужой, а отец, и не о ком-нибудь, а обо мне», — тут же успокоил он себя. Осторожно действуя перочинным ножиком, он вскрыл конверт,-вытащил напечатанное на машинке письмо отца и прочитал:
«Уважаемый Борис Осипович! Зная ваш твердый характер, обращаюсь за протекцией особого рода. К вам в соединение едет служить мой сын — Валентин. Мальчишка, на мой взгляд, не такой уж плохой по задаткам, но ветреный. Боюсь, что склонен он использовать и отцовское звание, и пост. Прошу вас позаботиться, чтобы он попал в крепкие руки, службу проходил
без всяких послаблений. Пусть узнает, как говорят, почем фунт флотского лиха. Таю надежду, что в Белых Скалах он станет настоящим моряком. С приветом!
Корней Батырев».Батырев младший нахмурился, потом рассмеялся. «Милую характеристику ты, брат Валентин, получил. И скучную жизнь тебе батя готовит... Так что же, может, не передавать письмо? Впрочем...» Глаза Батырева озорно блеснули. Зна-я содержание письма, можно и держать себя с Меркуловым соответственно — раскаявшимся грешником. А больше никому письмо все равно не попадет. Насвистывая опереточный мотив, Батырев прошелся по комнате. Не в его привычках было долго раздумывать над своими поступками.
Из ванной показалась Дуся, чистая, свежая, одетая в шелковое платье. Она прошла мимо Батырева, скромно потупив глаза.«А что, может, в Белых Скалах будет не так уж скучно», — подумал он, провожая взглядом Дусю.
На другой день после приезда в Белые Скалы, рано утром, Донцов и Батырев явились в штаб соединения. Батырев прошел к начальнику политотдела, а Донцов решил сначала зайти к старому знакомому пропагандисту Маратову.
...Меркулов дочитал письмо, врученное ему лейтенантом, сунул в ящик и внимательно оглядел молодого офицера. Тот стоял перед ним, точно проглотил аршин, вытянувшись 'по-уставному.
Меркулов умышленно не пригласил Батырева сесть. Думал, что привыкший к поблажкам сынок адмирала допустит какую-нибудь неуставную вольность, и приготовился строго одернуть. Прежде всего следовало показать, что никакие родственные связи на него, Меркулова, не. производят впечатления.
Батырев, однако, не давал ни малейшего повода для придирки. Он спокойно встретил пристальный взгляд Меркулова. По письму отца он уже знал, что начальник политотдела человек жесткий, и подумал: «Ладно, я
тебе выдам образцовой дисциплины на все сто процентов».
— Вы знаете, о чем пишет ваш отец? — спросил Меркулов.
— Никак нет, товарищ капитан первого ранга, — отчеканил Батырев.
— Ваш отец просит относиться к вам со всей строгостью и не давать ни в чем ни малейшей поблажки. Как думаете, правильно?
Батырев только секунду промедлил с ответом: ел глазами начальство. Но следовало же ему показать начальнику политотдела, что он, Батырев, не дурак.
— Известно, товарищ капитан первого ранга, что большие люди, прошедшие суровую школу жизни, всегда считают, что их детям все достается слишком легко.
— А вы считаете это ошибочным?
— Я не бегу от трудностей...
Меркулов в раздумье набил трубку, закурил и вдруг спросил без обиняков:
— В Белые Скалы поехали по настоянию отца? — Никак нет. Лично просил об этом назначении. Лицо Меркулова выразило сомнение. Батырев, однако, был невозмутим. Он почти не лгал.
— Почему же просили? — снова задал вопрос Меркулов.
— У меня немало промахов было в училище. Обо всем этом есть в личном деле. Я ошибочно полагал, что мне многое дозволено под отцовским покровительством. Понимаете, товарищ капитан первого ранга, — он постарался придать своему тону наибольшую искренность, — трудно даже сказать, откуда все началось. Образовалась компания обеспеченных молодых людей, меня прибило к ним. Потом был тяжелый разговор с родителями, не менее тяжелый с начальником училища и на комсомольском бюро. Ведь мне грозило отчисление с последнего курса. И я решил отрезать, порвать со всем прошлым раз и навсегда. Начать свой путь, как полагается моряку, на океане, где жизнь сурова и служба не из легких. — При последних словах Батырев потупил глаза — он уже проверил на отце, что искренность такого рода производит хорошее впечатление.
Меркулов смотрел на него теперь с интересом. «Либо в самом деле хороший, но наделавший глупостей парень, либо бестия», — подумал Меркулов. И возникшее поначалу неприятное чувство, что придется опекать не подчиненного ему непосредственно офицера (не политработника), прошло.
— Садитесь, лейтенант, — сказал Меркулов. Затем он снял трубку и позвонил в отдел кадров — осведомиться, где есть подходящая вакантная должность. Среди прочих мест ему назвали «Дерзновенный». — Вот-вот, это как раз то, что надо. — Он положил трубку на рычажки и сказал Батыреву: — Буду ходатайствовать, чтобы вас послали на гвардейский корабль, к опытному командиру, он сам весьма любит отличиться и любит, чтобы у него отличались. Верно я угадал ваше желание?— Меркулов улыбнулся. — Ну-с, на берегу квартира пока не нужна, холосты?
— Сейчас один... — Батырев сделал вид, что колеблется.
— Что значит сейчас?
— Невеста должна приехать, как только устроюсь,— солгал Батырев. «Надо ковать железо, пока горячо, — подумал он. — Свой угол на берегу всегда убежище от всевидящих глаз начальства».
Меркулов снова снял телефонную трубку:
— Как у вас с квартирами? Только одна свободная комната? Да. Что ж, ордер выпишите лейтенанту Батыреву. Что? Для семейного? Будет семейный! Все! — Трубка легла на рычажки.
Батырев поднялся, почтительно склонив голову.
— Спасибо, товарищ капитан первого ранга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70