Качественный Водолей
Его терзала нестерпимая боль. Правая нога, плотно забинтованная и распухшая, покоилась поверх одеяла.
— Перелом берцовой кости, нужно срочно госпитализировать, — говорил озабоченно фельдшер. Лицо у него было молодое и несколько растерянное. Он впервые в своей практике сталкивался на походе со столь тяжелым случаем.
В головах у Канчука стоял неподвижно Батырев, в лице его не было ни кровинки, губы чуть заметно подрагивали. После разведки, несмотря на страшную усталость, он проспал едва полчаса. Будто какой-то толчок в самое сердце разбудил его. Он вскочил и бросился в санчасть.
Светов смотрел на Канчука с глубокой жалостью и нежностью. Командир «Дерзновенного» будто сразу утратил всю свою резкость, подвижность, непримиримость. Тихонько взяв руку старшины, он положил ее к себе на колени и пожал обеими руками. Затем, вздохнув, поднял глаза на Батырева.
— Идите отдыхать, Валентин Корнеевич, — вдруг ласково сказал он, — ведь сами еле на ногах стоите. Я доволен тем, что вы выдержали испытание, и за разведку благодарен. А несчастные случаи как предусмотришь?!
Батырев качнул головой. Если бы командир мог знать, что и его похвала, и благодарность, и подчеркнутое уважение, и родившаяся близость обращения по имени и отчеству — все то, чего Батырев добивался,— сейчас ему ни к чему. Даже наоборот, от этого росло сознание вины. Батырев еле сдерживал себя от того, чтобы не покаяться: «Я во всем виноват...» — Эти слова были уже у него на языке, но тут же пришла мысль, которая остановила его. «Что от этого изменится? Кому это надо». Он повернулся, тихо вышел из каюты.
— Я дам старшине немного морфия, пусть уснет? — сказал фельдшер полувопросительно.
Светов ничего не ответил. В медицину он не вмешивался.Фельдшер наполнил шприц, протер спиртом руку Канчука, лежавшую на коленях Светова.
Прошло несколько минут после укола, глаза Канчука открылись, на его губах появилась знакомая ухмылка.
— Что, больше не болит? — спросил Светов.
— Можно бы жениться, когда б невеста была, товарищ командир.
Светов улыбнулся.
— Твоя правда, до свадьбы заживет. Он вернулся в рубку и, увидев там Порядова, спросил:
— Забеспокоились? Уверяю вас, будем в срок. Из машин все выжму.
— А не лучше ли, Игорь Николаевич, просить у штаба разрешения прийти часом — двумя позже?
— Нет! — Светов помолчал и пояснил:—Канчука ведь надо срочно в госпиталь.
— Тогда верно решили, Игорь Николаевич! Светов закурил, нервно передернул плечами и спросил:
— Так-то так, а все ли я верно решал, Викентий Захарович?
Порядов почувствовал, сейчас у него нет права уйти от прямого ответа.
— Я готов разделить с вами ответственность,— сказал он веско и, помахав рукой вокруг, словно охватывая жестом весь корабль, добавил: — К этим словам, наверное, присоединится любой человек из вашего экипажа.
— Спасибо. Это очень много. — Светов поглядел на море, на катящиеся мерно волны. — Да, нелегкая наша судьба, — словно про себя сказал он,— а ни на какую другую менять не хочется.
Порядов вдруг подумал: вот и повод подвести итог всем колебаниям и сомнениям.
— И я ведь тоже не променяю! — сказал он. Светов засмеялся.
— Значит, не даром для вас прошел поход на «Дерзновенном»?
— Не даром, — подтвердил Порядов.
— Значит, поддерживаете мое стремление отстаивать гвардейскую честь?
Порядов улыбнулся.
— Приветствую смелость. А гвардейство, пожалуй, подчеркивать не надо. Это уже от гонора. А, Игорь Николаевич?
Светов раздраженно возразил:
— Гонор гонору рознь. Гвардии есть чем гордиться. И жаль, что у нас об этом забывают.
— Кто забывает?
— Многие... Вот и вы, например.
Порядов смотрел на Светова недоумевающе. Командир «Дерзновенного» горячо продолжал:
— Разве гвардейские корабли и части не сыграли огромной роли в годы войны? Это были наши лучшие части, и на их опыте учились другие.
— Кто же с этим спорит? —спросил Порядов.
— Спорить не спорят, но помнить не помнят.
— Я плохо вас понимаю, к чему вы ведете? — Порядов был явно заинтересован и несколько смущен.— Ну-ка давайте спокойно, все по порядку.
— Можно и спокойно. — Светов сел на походный стульчик. От него не утаилось, что Порядов заинтересован всерьез. — Ну вот, родилась гвардейская слава в годы войны, завоевано гвардейское знамя особым мужеством, мастерством, кровью. Согласны?.. Так! Выделяли тогда гвардию? Еще бы! И не только нагрудными знаками. Пополняли ее лучшими офицерами и бойцами. И оклад был повыше—в лишней полушке, может быть, особой нужды не было, а все же — стимул. И главное — требования к гвардии были не рядовые, доверие особо высокое. Где трудней всего, туда и посылали гвардейцев. Там они и оправдывали свое звание. — Светов погасил одну папиросу и тотчас закурил новую.
— А выводы, какие выводы для настоящего времени делаете? — спросил, воспользовавшись паузой, Порядов.
— Вот к этому я и веду, — сказал Светов, — восстановить надо особые гвардейские права и обязанности. Не сделать этого — захиреет гвардия, сделать — больших дел можно ждать от передового отряда армии и флота.
Порядов задумался.
— Может быть, вы и правы, но это ведь не нам решать.
— Так для того чтобы вопрос наверху решали, его надо вам ставить,— Светов махнул рукой,— но и независимо от решений многое должно делать на месте. Разве это правильно, что «Дерзновенному» план боевой учебы спускается такой, как другим кораблям, а задания порой даются и поменьше. — Светов хотел недобрым словом помянуть Панкратова, но сдержался.
— А почему «Дерзновенный» должен иметь преимущество перед таким, например, отличным кораблем, как «Державный»? — Порядов считал, что поставит этим вопросом Светова в тупик. По тот, видимо, давно все обдумал.
— Об этом беспокоиться не надо. Проведите отличный корабль через большие испытания; выдержит — тем лучше, ходатайствуйте перед правительством, пусть и в мирные дни рождается гвардия. А главное, дайте гвардейцам задачи высокой трудности, возможность дерзать, пробовать, открывать для всего флота новые пути. И если, скажем, такой командир, как Светов, с этим не справится, замените Светова. Но гвардию берегите как зеницу ока.
Светов говорил взволнованно, страстно, все повышая голос, будто перед ним находилась большая аудитория. Но улыбки у Порядова это не вызвало.
— Да, тут есть о чем подумать, — сказал он.
— Есть! — убежденно повторил Светов. — И дайте только мне доказать, чего стоит «Дерзновенный», как я об этом затрублю, чтобы далеко услыхали.
Порядов снова задумался. Световское честолюбие предстало перед ним совсем в ином свете.Светов стоял перед столом Панкратова подтянутый и строгий. Начальник штаба так и не пригласил его сесть. Молча выслушал короткий устный доклад, двигая челюстью, словно что-то жевал, медленно стал читать донесение о результатах разведки.
Пенистые гребни волн то и дело заливали стекла иллюминаторов. В каюте мелькали, появляясь, исчезая и вновь появляясь, блеклые зыбкие тени. Стоять непо-
движно было трудно. От напряжения болели мускулы. Но не пошевельнулся сидящий за столом Панкратов, не шевельнулся и Светов.Командир «Дерзновенного» был готов ко всему. Он ничего не утаил в донесении. Да, во время ранее не предусмотренной разведки в Безымянной бухте тяжело пострадал старшина Канчук. Его придется отправить самолетом в Белые Скалы. Да, он, Светов, форсировал работу машин на обратном пути в Казацкую так, как это дозволяется лишь в минуты крайней опасности. И это мог поставить ему в вину начальник штаба. Светов не сомневался, что Панкратов поварит из него воду. «Замечание. Выговор в приказе... впрочем, черт побери, все снесу, — думал Светов, — только, дорогой начштаба, не потеряй за деревьями леса, оцени по заслугам поход «Дерзновенного», бой и, главное, как моряк, Безымянную бухту. Больше ничего я не хочу!..» Светов не .сводил глаз со склоненной головы Панкратова, однако прочесть его мыслей не мог.
Панкратов в третий раз перечитывал донесение. Светов, вероятно, очень удивился бы, если бы узнал, что чрезвычайное происшествие на «Дерзновенном» само но себе не слишком взволновало начальника штаба. На протяжении многолетней своей службы он привык ко всякому. Панкратов прекрасно понимал, что несчастные случаи, в конце концов, в трудной морской службе неизбежны. Нет, не это беспокоило начштаба. Если бы подобное происшествие произошло не у Светова, а у какого-нибудь другого командира, к нему можно было бы отнестись как к неприятному случаю, указать офицеру, что следует быть и внимательней, и бдительней, может быть, поставить на вид и тем ограничиться. Но со Световым дело обстояло иначе. Командир «Дерзновенного», начиная с самых простых вещей, — швартовки, выхода в море—действовал так, как будто его командирская воля стояла выше утвержденных, проверенных и перепроверенных правил. Светов, по мнению Панкратова, без всякой нужды рисковал ежедневно и уже за это мог быть лишен доверия и наказан. Но все границы допустимого риска он перешел, зайдя в Безымянную бухту. Что было бы, если бы командир «Дерзновенного» посадил свой корабль на рифы?! Происшествие в общегосударственном масштабе. За это не погладили бы по
голове и самого Панкратова, и Серова. Возмущение все более накипало в душе Панкратова, и он все более темнел. Конечно, обстрелял радиолокационную станцию Светов отлично. Но это, в конце концов, дела не меняет. Начальник штаба давно подумывал о том, чтобы отстранить Светова от командования кораблем, и сейчас охотно подготовил бы это отстранение, объявив Светову в приказе «о неполном служебном соответствии». Однако... Панкратов вновь и вновь перечитывал одну фразу световского донесения: «Полагаю доказанным, что в Безымянной бухте может быть высажен десант, который внезапно обрушится на «противника». Эта фраза особенно злила Панкратова. Как же, станет он ломать свой тщательно продуманный до мелочей план, рисковать без нужды кораблями и людьми... Да еще своими действиями как бы потакать световскому своеволию?!
И все-таки именно здесь была загвоздка. Строго наказать Светова так, чтобы об этом не знал Серов, нельзя. Командующий обязательно будет беседовать с командиром «Дерзновенного». Он питает слабость к нему. Серов не такой уж сторонник незыблемости штабных планов. И хотя сейчас командующий предоставил начальнику штаба полную самостоятельность, кто знает, не увлечется ли адмирал световским вариантом высадки десанта... и тогда... Нет, на это пойти Панкратов не мог. План был его детищем. Нарушить его, изменить в нем хотя бы одну деталь казалось начальнику штаба кощунством.
Панкратов поднял глаза и почти с ненавистью смотрел на Светова. Однако, сдерживая себя, он сказал:
— Данные разведки меня удовлетворяют. Во всем остальном разберемся после учений... И о вашем своеволии тоже поговорим, — добавил он, не удержавшись, с угрозой.
Светов продолжал смотреть в упор, молча и напряженно. Панкратов набил трубку, закурил.
— А теперь, — сказал он, — будете конвоировать транспорт в Белые Скалы.
—В Белые Скалы? — переспросил Светов и прикусил губу. — Но кто же, кроме меня, может провести корабли с десантом в Безымянную бухту?
— А кто вам сказал, что десант будет высаживаться там? — Панкратов усмехнулся.
— Не там?—Светов был поражен. Целесообразность высадки в Безымянной бухте была для него несомненна. Да ведь и начальник штаба уже подтвердил это, сказав «данные разведки удовлетворяют».
— Где высаживать, это уж наше дело.
Клубы дыма от панкратовской трубки закрыли лицо Светова. Единственное, что пришло ему в голову, могло быть сформулировано так: «Десант мы, конечно, будем высаживать в Безымянной бухте, но тебя, Светова, к этому не допустим, а унизим, поручив третьестепенную задачу».
— Но ведь это... это! — вдруг вырвалось с возмущением у Светова, он не находил слов.
— Это... это? — Панкратов тяжело поднялся, опираясь рукой о стол. Наконец, он мог перестать сдерживаться и дать волю своему раздражению. — Вы мне перечите... Забылись?! — загремел он.
Светов не успел ничего ответить. В кабинет вошел Серов. Удивленно посмотрев на скуластое, побагровевшее лицо начальника штаба, Серов спросил:
— Что случилось, Илья Потапович?
— Посмел мне перечить...—хрипло проговорил Панкратов, ткнув пальцем в Светова.
Адмирал обернулся к Светову. Командир «Дерзновенного» был бледен, как полотно.
Если бы Светов сейчас нашелся, если бы сказал, что перечить он не хотел, и туг же извинился перед Панкратовым, если бы завязался пусть резкий и поначалу неприятный для Светова, но все же деловой разговор, может быть, все обернулось по-другому... Но Светов, обозленный до крайности, молчал.
Серов, который понимал, что начать сейчас разбирать эту тяжбу — значило поставить под сомнение авторитет Панкратова, кивнул на дверь каюты и холодно сказал:
— Ступайте к себе на корабль, товарищ Светов... Четко, как на строевых учениях, повернувшись через левое плечо, Светов, так и не сказав ни слова, вышел из кабинета.
— Что тут произошло, Илья Потапович?..— спросил Серов, — усаживаясь в кресло. «Чем ты так допек его?» — продолжал он мысленно. — О чем был спор? За что будем наказывать Светова?
Панкратов снова запыхтел трубкой. Подумал. Затем сказал совершенно спокойно:
— Светов считает унизительным конвоировать транспорт — гвардейский гонор! Кроме того, на «Дерзновенном» чрезвычайное происшествие. Старшина сломал ногу... Но только, Кирилл Георгиевич, я хотел бы сам как следует во всем разобраться и доложить вам обо всем подробно после учений.
Взгляд Панкратова упал на световское донесение. Подумав, он накрыл его папкой и прижал ладонью.
Серов кивнул головой. Предоставив начальнику штаба всю власть на время учений, он не собирался без крайней нужды вмешиваться в его распоряжения. У Серова были свои заботы в штабе руководства. Да и хотелось каждую свободную минуту отдать книге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
— Перелом берцовой кости, нужно срочно госпитализировать, — говорил озабоченно фельдшер. Лицо у него было молодое и несколько растерянное. Он впервые в своей практике сталкивался на походе со столь тяжелым случаем.
В головах у Канчука стоял неподвижно Батырев, в лице его не было ни кровинки, губы чуть заметно подрагивали. После разведки, несмотря на страшную усталость, он проспал едва полчаса. Будто какой-то толчок в самое сердце разбудил его. Он вскочил и бросился в санчасть.
Светов смотрел на Канчука с глубокой жалостью и нежностью. Командир «Дерзновенного» будто сразу утратил всю свою резкость, подвижность, непримиримость. Тихонько взяв руку старшины, он положил ее к себе на колени и пожал обеими руками. Затем, вздохнув, поднял глаза на Батырева.
— Идите отдыхать, Валентин Корнеевич, — вдруг ласково сказал он, — ведь сами еле на ногах стоите. Я доволен тем, что вы выдержали испытание, и за разведку благодарен. А несчастные случаи как предусмотришь?!
Батырев качнул головой. Если бы командир мог знать, что и его похвала, и благодарность, и подчеркнутое уважение, и родившаяся близость обращения по имени и отчеству — все то, чего Батырев добивался,— сейчас ему ни к чему. Даже наоборот, от этого росло сознание вины. Батырев еле сдерживал себя от того, чтобы не покаяться: «Я во всем виноват...» — Эти слова были уже у него на языке, но тут же пришла мысль, которая остановила его. «Что от этого изменится? Кому это надо». Он повернулся, тихо вышел из каюты.
— Я дам старшине немного морфия, пусть уснет? — сказал фельдшер полувопросительно.
Светов ничего не ответил. В медицину он не вмешивался.Фельдшер наполнил шприц, протер спиртом руку Канчука, лежавшую на коленях Светова.
Прошло несколько минут после укола, глаза Канчука открылись, на его губах появилась знакомая ухмылка.
— Что, больше не болит? — спросил Светов.
— Можно бы жениться, когда б невеста была, товарищ командир.
Светов улыбнулся.
— Твоя правда, до свадьбы заживет. Он вернулся в рубку и, увидев там Порядова, спросил:
— Забеспокоились? Уверяю вас, будем в срок. Из машин все выжму.
— А не лучше ли, Игорь Николаевич, просить у штаба разрешения прийти часом — двумя позже?
— Нет! — Светов помолчал и пояснил:—Канчука ведь надо срочно в госпиталь.
— Тогда верно решили, Игорь Николаевич! Светов закурил, нервно передернул плечами и спросил:
— Так-то так, а все ли я верно решал, Викентий Захарович?
Порядов почувствовал, сейчас у него нет права уйти от прямого ответа.
— Я готов разделить с вами ответственность,— сказал он веско и, помахав рукой вокруг, словно охватывая жестом весь корабль, добавил: — К этим словам, наверное, присоединится любой человек из вашего экипажа.
— Спасибо. Это очень много. — Светов поглядел на море, на катящиеся мерно волны. — Да, нелегкая наша судьба, — словно про себя сказал он,— а ни на какую другую менять не хочется.
Порядов вдруг подумал: вот и повод подвести итог всем колебаниям и сомнениям.
— И я ведь тоже не променяю! — сказал он. Светов засмеялся.
— Значит, не даром для вас прошел поход на «Дерзновенном»?
— Не даром, — подтвердил Порядов.
— Значит, поддерживаете мое стремление отстаивать гвардейскую честь?
Порядов улыбнулся.
— Приветствую смелость. А гвардейство, пожалуй, подчеркивать не надо. Это уже от гонора. А, Игорь Николаевич?
Светов раздраженно возразил:
— Гонор гонору рознь. Гвардии есть чем гордиться. И жаль, что у нас об этом забывают.
— Кто забывает?
— Многие... Вот и вы, например.
Порядов смотрел на Светова недоумевающе. Командир «Дерзновенного» горячо продолжал:
— Разве гвардейские корабли и части не сыграли огромной роли в годы войны? Это были наши лучшие части, и на их опыте учились другие.
— Кто же с этим спорит? —спросил Порядов.
— Спорить не спорят, но помнить не помнят.
— Я плохо вас понимаю, к чему вы ведете? — Порядов был явно заинтересован и несколько смущен.— Ну-ка давайте спокойно, все по порядку.
— Можно и спокойно. — Светов сел на походный стульчик. От него не утаилось, что Порядов заинтересован всерьез. — Ну вот, родилась гвардейская слава в годы войны, завоевано гвардейское знамя особым мужеством, мастерством, кровью. Согласны?.. Так! Выделяли тогда гвардию? Еще бы! И не только нагрудными знаками. Пополняли ее лучшими офицерами и бойцами. И оклад был повыше—в лишней полушке, может быть, особой нужды не было, а все же — стимул. И главное — требования к гвардии были не рядовые, доверие особо высокое. Где трудней всего, туда и посылали гвардейцев. Там они и оправдывали свое звание. — Светов погасил одну папиросу и тотчас закурил новую.
— А выводы, какие выводы для настоящего времени делаете? — спросил, воспользовавшись паузой, Порядов.
— Вот к этому я и веду, — сказал Светов, — восстановить надо особые гвардейские права и обязанности. Не сделать этого — захиреет гвардия, сделать — больших дел можно ждать от передового отряда армии и флота.
Порядов задумался.
— Может быть, вы и правы, но это ведь не нам решать.
— Так для того чтобы вопрос наверху решали, его надо вам ставить,— Светов махнул рукой,— но и независимо от решений многое должно делать на месте. Разве это правильно, что «Дерзновенному» план боевой учебы спускается такой, как другим кораблям, а задания порой даются и поменьше. — Светов хотел недобрым словом помянуть Панкратова, но сдержался.
— А почему «Дерзновенный» должен иметь преимущество перед таким, например, отличным кораблем, как «Державный»? — Порядов считал, что поставит этим вопросом Светова в тупик. По тот, видимо, давно все обдумал.
— Об этом беспокоиться не надо. Проведите отличный корабль через большие испытания; выдержит — тем лучше, ходатайствуйте перед правительством, пусть и в мирные дни рождается гвардия. А главное, дайте гвардейцам задачи высокой трудности, возможность дерзать, пробовать, открывать для всего флота новые пути. И если, скажем, такой командир, как Светов, с этим не справится, замените Светова. Но гвардию берегите как зеницу ока.
Светов говорил взволнованно, страстно, все повышая голос, будто перед ним находилась большая аудитория. Но улыбки у Порядова это не вызвало.
— Да, тут есть о чем подумать, — сказал он.
— Есть! — убежденно повторил Светов. — И дайте только мне доказать, чего стоит «Дерзновенный», как я об этом затрублю, чтобы далеко услыхали.
Порядов снова задумался. Световское честолюбие предстало перед ним совсем в ином свете.Светов стоял перед столом Панкратова подтянутый и строгий. Начальник штаба так и не пригласил его сесть. Молча выслушал короткий устный доклад, двигая челюстью, словно что-то жевал, медленно стал читать донесение о результатах разведки.
Пенистые гребни волн то и дело заливали стекла иллюминаторов. В каюте мелькали, появляясь, исчезая и вновь появляясь, блеклые зыбкие тени. Стоять непо-
движно было трудно. От напряжения болели мускулы. Но не пошевельнулся сидящий за столом Панкратов, не шевельнулся и Светов.Командир «Дерзновенного» был готов ко всему. Он ничего не утаил в донесении. Да, во время ранее не предусмотренной разведки в Безымянной бухте тяжело пострадал старшина Канчук. Его придется отправить самолетом в Белые Скалы. Да, он, Светов, форсировал работу машин на обратном пути в Казацкую так, как это дозволяется лишь в минуты крайней опасности. И это мог поставить ему в вину начальник штаба. Светов не сомневался, что Панкратов поварит из него воду. «Замечание. Выговор в приказе... впрочем, черт побери, все снесу, — думал Светов, — только, дорогой начштаба, не потеряй за деревьями леса, оцени по заслугам поход «Дерзновенного», бой и, главное, как моряк, Безымянную бухту. Больше ничего я не хочу!..» Светов не .сводил глаз со склоненной головы Панкратова, однако прочесть его мыслей не мог.
Панкратов в третий раз перечитывал донесение. Светов, вероятно, очень удивился бы, если бы узнал, что чрезвычайное происшествие на «Дерзновенном» само но себе не слишком взволновало начальника штаба. На протяжении многолетней своей службы он привык ко всякому. Панкратов прекрасно понимал, что несчастные случаи, в конце концов, в трудной морской службе неизбежны. Нет, не это беспокоило начштаба. Если бы подобное происшествие произошло не у Светова, а у какого-нибудь другого командира, к нему можно было бы отнестись как к неприятному случаю, указать офицеру, что следует быть и внимательней, и бдительней, может быть, поставить на вид и тем ограничиться. Но со Световым дело обстояло иначе. Командир «Дерзновенного», начиная с самых простых вещей, — швартовки, выхода в море—действовал так, как будто его командирская воля стояла выше утвержденных, проверенных и перепроверенных правил. Светов, по мнению Панкратова, без всякой нужды рисковал ежедневно и уже за это мог быть лишен доверия и наказан. Но все границы допустимого риска он перешел, зайдя в Безымянную бухту. Что было бы, если бы командир «Дерзновенного» посадил свой корабль на рифы?! Происшествие в общегосударственном масштабе. За это не погладили бы по
голове и самого Панкратова, и Серова. Возмущение все более накипало в душе Панкратова, и он все более темнел. Конечно, обстрелял радиолокационную станцию Светов отлично. Но это, в конце концов, дела не меняет. Начальник штаба давно подумывал о том, чтобы отстранить Светова от командования кораблем, и сейчас охотно подготовил бы это отстранение, объявив Светову в приказе «о неполном служебном соответствии». Однако... Панкратов вновь и вновь перечитывал одну фразу световского донесения: «Полагаю доказанным, что в Безымянной бухте может быть высажен десант, который внезапно обрушится на «противника». Эта фраза особенно злила Панкратова. Как же, станет он ломать свой тщательно продуманный до мелочей план, рисковать без нужды кораблями и людьми... Да еще своими действиями как бы потакать световскому своеволию?!
И все-таки именно здесь была загвоздка. Строго наказать Светова так, чтобы об этом не знал Серов, нельзя. Командующий обязательно будет беседовать с командиром «Дерзновенного». Он питает слабость к нему. Серов не такой уж сторонник незыблемости штабных планов. И хотя сейчас командующий предоставил начальнику штаба полную самостоятельность, кто знает, не увлечется ли адмирал световским вариантом высадки десанта... и тогда... Нет, на это пойти Панкратов не мог. План был его детищем. Нарушить его, изменить в нем хотя бы одну деталь казалось начальнику штаба кощунством.
Панкратов поднял глаза и почти с ненавистью смотрел на Светова. Однако, сдерживая себя, он сказал:
— Данные разведки меня удовлетворяют. Во всем остальном разберемся после учений... И о вашем своеволии тоже поговорим, — добавил он, не удержавшись, с угрозой.
Светов продолжал смотреть в упор, молча и напряженно. Панкратов набил трубку, закурил.
— А теперь, — сказал он, — будете конвоировать транспорт в Белые Скалы.
—В Белые Скалы? — переспросил Светов и прикусил губу. — Но кто же, кроме меня, может провести корабли с десантом в Безымянную бухту?
— А кто вам сказал, что десант будет высаживаться там? — Панкратов усмехнулся.
— Не там?—Светов был поражен. Целесообразность высадки в Безымянной бухте была для него несомненна. Да ведь и начальник штаба уже подтвердил это, сказав «данные разведки удовлетворяют».
— Где высаживать, это уж наше дело.
Клубы дыма от панкратовской трубки закрыли лицо Светова. Единственное, что пришло ему в голову, могло быть сформулировано так: «Десант мы, конечно, будем высаживать в Безымянной бухте, но тебя, Светова, к этому не допустим, а унизим, поручив третьестепенную задачу».
— Но ведь это... это! — вдруг вырвалось с возмущением у Светова, он не находил слов.
— Это... это? — Панкратов тяжело поднялся, опираясь рукой о стол. Наконец, он мог перестать сдерживаться и дать волю своему раздражению. — Вы мне перечите... Забылись?! — загремел он.
Светов не успел ничего ответить. В кабинет вошел Серов. Удивленно посмотрев на скуластое, побагровевшее лицо начальника штаба, Серов спросил:
— Что случилось, Илья Потапович?
— Посмел мне перечить...—хрипло проговорил Панкратов, ткнув пальцем в Светова.
Адмирал обернулся к Светову. Командир «Дерзновенного» был бледен, как полотно.
Если бы Светов сейчас нашелся, если бы сказал, что перечить он не хотел, и туг же извинился перед Панкратовым, если бы завязался пусть резкий и поначалу неприятный для Светова, но все же деловой разговор, может быть, все обернулось по-другому... Но Светов, обозленный до крайности, молчал.
Серов, который понимал, что начать сейчас разбирать эту тяжбу — значило поставить под сомнение авторитет Панкратова, кивнул на дверь каюты и холодно сказал:
— Ступайте к себе на корабль, товарищ Светов... Четко, как на строевых учениях, повернувшись через левое плечо, Светов, так и не сказав ни слова, вышел из кабинета.
— Что тут произошло, Илья Потапович?..— спросил Серов, — усаживаясь в кресло. «Чем ты так допек его?» — продолжал он мысленно. — О чем был спор? За что будем наказывать Светова?
Панкратов снова запыхтел трубкой. Подумал. Затем сказал совершенно спокойно:
— Светов считает унизительным конвоировать транспорт — гвардейский гонор! Кроме того, на «Дерзновенном» чрезвычайное происшествие. Старшина сломал ногу... Но только, Кирилл Георгиевич, я хотел бы сам как следует во всем разобраться и доложить вам обо всем подробно после учений.
Взгляд Панкратова упал на световское донесение. Подумав, он накрыл его папкой и прижал ладонью.
Серов кивнул головой. Предоставив начальнику штаба всю власть на время учений, он не собирался без крайней нужды вмешиваться в его распоряжения. У Серова были свои заботы в штабе руководства. Да и хотелось каждую свободную минуту отдать книге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70